Путь дурака 1-7. Часть 1
ПУТЬ ДУРАКА 1-7
«ГАРРИ ПОТТЕР В РОССИИ»
Предисловие
В качестве предисловия мы решили поместить письма тех людей, которые прочитали первые две книги. Ценным в этих письмах является опыт постижения истины и изменения своей жизни. Возможно, их откровения помогут и вам глубже понять учение «секору» и использовать его для изменения себя и своей жизни.
«...Первый раз с «Путём Дурака» я столкнулась на тусовке у Горекова, где мы собирались каждую неделю в выходные. До этого я уже познакомилась с книгами Ошо, Гурджиеви и Кастанеды, что помогло мне лучше понять, о чём же говорится в этой книге. Пока готовили хавку, мы болтали о какой-то мистике и наркотических глюках. Пришёл Андрей и сказал: «Я тут достал потрясное чтиво, «Путь Дурака» называется, сказка». Он скорчил глупую рожу. Сперва я подумала, что это просто развлекательная книжка. Андрей читал, и все весело смеялись, потом мы ширнулись и продолжили чтение. Моё восприятие стало более обострённым, и мне скоро стало не до смеха, я как будто перенеслась в ту реальность, которая описывалась в книге. Я была одновременно всеми действующими лицами: Рулоном, Марианной, Соломой и т.д. И внезапно со мной случилось озарение, я поняла, что это никакая не развлекательная книга, а источник великой истины.
Эта книга привела в единое целое то, что я читала у Ошо, Успенского и Кастанеды. Однако она открывала нечто большее, казалось бы, самые простые истины, которые не осмеливались сказать другие учителя о детях, семье, нашей зависимости от сексуальных гормонов. Но тогда я ещё не поняла глубоко всей истины. Мы закончили слушать книгу и просто стали плавать в глюках. Внезапно я увидела, что все окружающие меня люди являются какими-то важными питонами, которые направляют любую лишнюю энергию на всякую ерунду. Вот сейчас мы её направили на эти глюки, чтобы убежать от серой обыденной жизни. Вскоре мы, как обычно, занялись групповым сексом. Парни радовались, что после морфия они могут долго не кончать, но мне всё это показалось отвратительным, ведь я понимала, что мы просто потакаем гормону, который нас заставляет так бездарно тратить своё время и силы. Я вошла в образ Марианны, и мне всё это уже не нравилось, но по привычке я ещё занималась этим. Однако мне хотелось взять палку, отходить ей всех вокруг и объяснить им, как она объясняла Рулону, что всё это просто тупое следование инстинкту, что все мы бессмысленные машины. Но решительности у меня ещё не было, и я продолжала эту бессмысленную игру.
Позже я прочитала первую книгу «Путь Дурака» ещё несколько раз и заказала вторую. Я увидела, что я крыса, давящая на педаль, постоянно ищущая ложных удовольствий в сексе, наркотиках, своих любовных фантазиях. Я как бы была соткана из каких-то кусочков воспоминаний, мамочкиных программ, инстинктов и болезненного воображения, и всё это месиво управляло мной и мучило меня, отнимая силы и создавая выдуманные неразрешимые проблемы.
Когда у меня появилась энергия, я всё время думала, с кем бы потрахаться, чтобы выпустить её. Я чувствовала душевную пустоту и пыталась её заполнить мыслями о любви, сентиментальными воспоминаниями и прочим душевным онанизмом, на который уходили все силы, и я впадала в депрессию. Всё время глупо думала, в кого бы ещё влюбиться, о чём бы ещё помечтать, а потом страдала, что это всё снова не удалось, что я никому не нужна. Я осознала, что всё это глупая бессмыслица, вызванная действием во мне сексуального гормона. Тогда я перестала заниматься всем этим блядством и занялась йогой.
Моя энергия перестала вытекать из меня через эту душевную мастурбацию. И я почувствовала себя наполненной, самодостаточной и счастливой, как в детстве, когда беспричинно радуешься всему вокруг. Если сексуальная энергия появлялась, я начинала танцевать, заниматься йогой или гулять по лесу. Вместо бессмысленных мечтаний и бестолкового ожидания любви или поиска сексуальных приключений. Я решила, что заниматься сексом со всеми окружающими меня пачкунами и засранцами я больше не буду потому, что это было причиной всех моих бед и страданий. Партнёр должен быть таким, как Рулон, а если нет, то лучше быть одной сейчас.
Я продаю Рулонину и коплю деньги, чтобы поехать на семинар и обрести Великое Знание, которое сможет дать мне новую жизнь, вывести из всего этого свинства и грязи, в которой я находилась. Мои знакомые с тусовки тоже прикалываются по этой
книжке, но они всё же двурушничают, продолжая потакать всей херне, которая встроена в них обществом и природой. Видно, не каждый может быть целостным и обрести подлинное счастье и новую жизнь, соприкоснувшись с Великим Знанием. Но что поделать, вершина-то у пирамиды узкая, и большинство людей дурные, так что лучшая жизнь — для избранных и достойных.
С большим почтением и уважением к вам ваша ученица Елена».
«...Книга «Путь Дурака» ко мне попала случайно. Я купил её в поезде у одной девушки. Цена её была большой, но что-то привлекло меня. Сперва я подумал, что это развлекательная литература. Но когда я увидел там языческие практики, то понял, что речь идёт не о развлечении читателя, а об обучении его языческому мистицизму — Пути Скомороха. Вторая книга ещё больше укрепила мои взгляды, что через эту книгу с нами говорит эзотерическая школа. Ведь откуда ещё могли взяться такие глубокие знания купэлы, скоморошества, культа Ярилы. И сам юмористический стиль книги является проявлением скоморошеского взгляда на мир. Заметьте, ведь мировоззрение, передаваемое ей, реакция главных героев совершенно не вписываются в современные общественные представления. Эта книга смещает наше восприятие, показывая новую грань видения мира. Практикуя этот взгляд, я увидел, что мы находимся на большой сцене. Не нужно ходить в театр. Цирк вокруг, и особенно в нашей голове. И этот цирк нужно осознать, научиться отстраненно созерцать его во всех жизненных ситуациях. Сами образы Марианны и Рулона — это же образы рыжего и белого клоунов в цирковой традиции. Марианна — рыжий, активный клоун, а Рулон — белый, пассивный. Вместе они представляют собой два вида действия и образуют эзотерическую драму. Если действительно за книгой «Путь Дурака» стоит эзотерическая школа, то я хотел бы стать её учеником, если того достоин. И не важно, где будет проходить моё обучение: в дурдоме или в тюрьме, так как внутри меня существует и то, и другое. Да, образы дурдома и тюрьмы шокируют читателя, но это и является целью книги. Однако ценно то, что в любых условиях Рулон продолжает развиваться и постигает Русский эзотеризм. Это его вехи посвящения, через которые он проходит, чтобы стать волхвом, обладателем высшего знания. Я и сам уже стал использовать некоторые приведённые в книге практики. Но вот что я понял: сам по себе я могу только подготовиться к
настоящей работе, по-настоящему без наставника измениться я не могу, и поэтому я хочу встретить Мастера, такого как Рулон, Марианна, Алтай Кам или Шри Джнан Аватар Муни, и под его руководством достичь вершин совершенства.
С глубоким уважением Владимир».
«Как-то я встретила своего знакомого, вместе с которым была на семинаре «Фараон». Он дал мне почитать «Путь Дурака». Читая до этого только приличные книги Блаватской и Рериха, я сперва подумала, что это какой-то хулиганский роман. Столько там было матерщины, разврата, сцен насилия и жульничества. Однако вскоре я стала замечать, что все эти на первый взгляд непристойные вещи, типичные для нашей жизни, являются просто обучающим материалом, на примере которого нам преподаётся великий урок. Благодаря им я увидела иначе ту жизнь, которой я живу. Книги Блаватской и Рериха, конечно, написаны очень красивым слогом, но толку от прочтения их для своей жизни я не нашла никакого. Всё это красивые слова и легенды, совершенно не связанные с той жизнью, которой я живу. Эти книги помогали мне просто убежать от неприятной действительности в красивый мирок Гималайских гор и мудрости махатм. Но до чтения «Пути Дурака» я не понимала самых простых вещей, без которых все остальные истины просто красивая сказка. И тогда я поняла, что только матом и дубиной можно пробудить человека, чтобы объяснить ему самое простое, да и нашей жизни не обойтись без жестокости и крепкого слова, иначе задавят. Вся ерунда о том, что нужно быть доброй, уступчивой и т.п. является специальной уловкой, чтобы лучше закабалить человека. И я долгие годы была такой, считающей себя вечно кому-то обязанной, виноватой, была просто рабочей лошадью или козлом отпущения, на которого взваливали всё дерьмо в семье и на работе. Ну теперь довольно, я хоть отдалённо хочу быть похожей на Марианну, относиться к жизни так же, как это делала она. Обидно до слёз, что самые лучшие годы я угробила, стирая детские пелёнки и обосранные портки алкоголика-мужа. За всё это спасибо моей мамочке-наседке, которая с малолетства внушала мне ересь о счастье в семье, в детях. Какой же это жестокий обман! Теперь я отдала ей своих детей: «На вот, воспитывай внучков, раз ты внушила мне, что в них счастье, а я буду жить для себя». Никакого счастья я с ними не знала, была просто работа материнского инстинкта о ком-то заботиться, проявлять любовь, вернее, не любовь, а навязчивую докучливость. И самое страшное — я передала свою дурость детям, делала их такими же несчастными зомби, как я сама. Но теперь я не желаю всем этим заниматься, водиться с мужем-алкоголиком или искать себе ещё кого-то, все они одинаковые. Просто мать мне внушила, что я встречу принца, подсовывая сатанинскую книжку про алые паруса, нашёптывала мне всякую ересь, что ей не повезло, а якобы мне повезёт, причём с первого раза. Какой абсурд, это всё равно что учиться играть в азартные игры. С таким же успехом можно пойти в казино, надеясь, что с первого раза тебе повезёт и ты выиграешь. Ерунда, тут повезти никому не может. Семья — это каторга, в которую заманивают сказками о принце и делают ишаками, возящими говно. Нетушки, пусть работает, кто дурнее, а с меня хватит, теперь я буду развиваться, заниматься йогой, молиться. Вот что даст мне истинное счастье, но это понимают не все. Да, пусть меня осуждают, что мне до мнения этих завнушенных зомби, оно меня не волнует. Я хочу и буду свободной. Я помню, как я ревновала этого бабника, сколько пролила слёз, но теперь я знаю, что я просто отождествилась с мыслью о единственности, связала свой эгоизм с этим. Какая чушь, выдумки. Точно так же я могла носить паранджу и думать, что так и нужно, ересь. От этого эгоизма одни беды. Конечно, я его ещё не искоренила, но хотя бы поняла, как меня надуло общество и моя мамаша. Блаватская и Рерих ничего об этом не написали и читать их бесполезно. Спасибо Рулону, Марианне и Сотилиану, что открыли мне глаза. Иначе сколько лет я бы ещё бездарно мучилась, морозилась бы на барахолке, чтобы прокормить этих клопов, дармоедов. Нет уж, теперь меня не обманете, с нетерпением буду ждать третью книгу и возможность попасть на семинар. Дух захватывает от мысли, какие же ещё чудесные тайны откроются мне.
С великим поклоном ваша ученица Вероника».
КНИГА 1. СЕКОРУ
Часть I. ГАРРИ ПОТТЕР В РОССИИ
Знание старого шкафа
— Еб твою мать, черт побери, снова ты пьяный пришел? — кричала мать на отца. — опять пьяный примандоншил! Где зарплата? Снова пропил, пиздарванец?
Рулон забился в угол, слушая этот очередной концерт, и в перерывах между всплесками брани и драки матери с отцом играл в солдатики. «Не могу понять, — думал он, — зачем мать с отцом так живут, мучаются?» Рулон посмотрел на спокойно лежащую на кресле кошку Мурку и подумал: «У кошек этих проблем нет. Вот бы люди учились жить как кошки».
Кошки всегда казались ему какими-то великими внеземными существами, которые не были вовлечены во все людские проблемы. Кошки не воюют, не ходят на работу, не имеют семьи. Вот собакам хуже. Они играют с людьми в одну игру, слишком они зависят от людей. А
кошки — нет. Они людям не подчиняются, они сами по себе.
Мать с отцом продолжали ругань и драку. Мать гнала отца из дома, тот бесился и крушил что-то на кухне.
«У Мурки тоже были котята. Двоих она съела. Остальных кроме одного мать утопила. Вот как быстро решились все проблемы. А как последний котенок чуть подрос, Мурка сама стала его от себя отгонять. А у людей все по-дурному, одни проблемы», — подумал Рулон.
Он много раз представлял себе фантастический мир, где живут одни кошки и
где его Мурка является самой главной
кошкой, мир, где нет проблем и глупых
тревог. Он представлял, как кошка учит его правильной жизни.
На окне стояли цветы в горшках: алоэ, фикус и другие. Рулон часто играл в этих цветах в игрушки, представляя, что это джунгли. Растения казались ему еще более мудрыми. У них совсем не было никаких проблем. Они были еще более безмятежными и счастливыми, даже больше чем кошки. Он часто любил разговаривать с ними и представлял себя цветком или деревом, мирно греющимся под летним солнышком.
Однако самыми таинственными существами представлялись ему камни, шкафы, стулья, кровати. Они безмолвно за всем наблюдали и были просто свидетелями происходящих событий. Он посмотрел на шкаф, в котором отражались он, Мурка и часть комнаты. Шкаф улыбался и, казалось, понимал все его мысли. «Когда-нибудь и я стану таким же, как этот шкаф, и не буду больше беспокоиться о том, что мама с папой дерутся, что отец пропивает мои книжки и игрушечки», — мечтал Рулон.
— Мама, а зачем ты такого папу выбрала? — спросил сын за обедом, когда пьяный отец наконец-то угомонился и уснул.
— Да разве я знала, что он такой будет? — в слезах ответила она.
Рулон вспомнил, как мать ругалась, и ничего, наверное, она не знала. «Не знала, что и я буду таким оболтусом и засранцем, — думал он, жуя макароны с котлетой. — И наверное, никто не думает вообще ни о чем, раз все совершают в жизни одни и те же ошибки».
В правильности этой мысли ему пришлось убедиться еще не раз в своей жизни, пока он не осознал, что о жизни из всех окружающих людей думает только он. Другие же только вспоминают заготовленные неизвестно кем на все случаи жизни одни и те же ответы. Рулону не хотелось жить так, как они, и он решил, что будет жить по-другому, так, как живут Мурка, цветы и шкаф. Что он теперь научится всему у них, и ему будет тогда так же хорошо и безмятежно, как и им. С этими мыслями он спустился на шестой этаж к Максиму, с которым дружил и часто играл вместе. У Максима да и у всех остальных в семье были ссоры и скандалы.
— Неужели мы с тобой будем
жить так же, как наши родичи? —
спросил Рулон. Максим, казалось, не задумывался об этом в отличие от своего приятеля.
— Да я не хочу ходить, как мой
отец, из дома да на завод, — сказал Максим. — Я лучше буду космонав-
том. А то, что делает отец на заводе, это скучно. Он мне рассказывал, что хотел быть летчиком, а стал рабочим. Мне кажется, это не очень-то ин-
тересно.
Рулон подумал, что, наверное, это не так просто стать летчиком или космонавтом, раз большинство людей ими не стали. И должен быть какой-то секрет, который знает не каждый. Только спустя годы он понял, что секрет весь в том, что большинство людей ленивы, тупы, не уверены в себе. И просто не делают длительных и целенаправленных усилий, чтобы стать кем-нибудь. Посидев немного у Максима, они пошли на площадку между этажами, где вместе с Юриком и Саней Матанцем стали играть в жмурки. Саня стал считать, кому водить.
— С третьего этажа полетело три ножа, — начал он, — красный, желтый, голубой, выбирай себе любой.
Рулон подумал, что люди часто надеются на случай, на авось да на небось, однако случай редко бывает удачным, так же, как и лотерейный билет. Наверное, из-за этого они ничего не достигают. Выпало водить Рулону. Ему завязали глаза платком, раскрутили, и он стал на ощупь искать спрятавшихся от него пацанов. «Наверное, так и мать отца нашла, — подумал он, — вот почему у нее все так плохо».
Тогда он еще не знал, что все люди ходят в жизни впотьмах и находят что ни попадя. Ведь присматриваться да разбираться никого не учили. Внезапно Рулон натолкнулся мордой на чей-то кулак. Он подумал, что кто-то подшутил над ним из ребят, но через секунду получил затрещину по лбу. Он снял повязку и увидел, что, пока он водил, к ним подошел местный хулиган Мишка и начал издеваться над ним.
— Ну, что вылупил-
ся? — сказал он. — Давай надевай повязку, будешь
искать меня.
Хулиганы казались Рулону людьми какого-то
другого сорта. Они были сильными, удачливыми,
независимыми. Пили, курили, не ходили в школу, постоянно всех били и
щупали девок. Некоторые из них знались с зеками и вызывали благоговейный ужас. Рулону хотелось стать таким же, как они, но это было очень трудно. У него не хватало внутренней силы и решительности. Он был слишком труслив и закомплексован, чтобы проявляться так свободно и независимо. Тогда он думал, что именно из хулиганов получаются космонавты и летчики. Однако в будущем он понял, что хулиганы были просто людьми с более сильной и зрелой сущностью, которые рано взрослели. Но, когда у них начинала развиваться личность, многие из них зачмаривались мамочкиными установками или опускались на дно общества, забитые вредными привычками, которые они развили с детства. Только самые внутренне сильные и умные из них становились главарями мафиозных группировок.
— Ну что? Не ссы, Рулон, бля, — прогнусавил Миха. — Живо отдавайте мне все свои копейки, а то всем вам по ебальнику настучу, — добавил он.
Рулон порылся в карманах, что-то достал и отдал Михе. Хулиганы казались ему проводниками какой-то космической Силы, которая давала ему уроки великого Знания.
— Таких, как вы, педерастят на зоне. Знаете, как педерастят, нет? А вот так: педерасты сидят у параши, и тут блатной какой-нибудь подбежит и вставит кому-нибудь из них хуй в рот или обкончается на рожу. А чтоб педерасты лучше хуй сосали, им выбивают зубы, — Миха замахнулся. — Ну, кому зубы мешают?
Ребята испуганно притихли, внимательно слушая, что Миха рассказывает про зону. Эти рассказы вызывали у них особое уважение к Михе, который был посвящен в знания, доступные только зекам, и от одной мысли о которых можно обосраться со страху.
— А вы будете друг другу мыть жопы и вставлять туда вату с вазелином, чтоб блатной вашим говном хуй себе не замарал, — поучал Миха. — Так что, смотрите мне, если на меня своим родичам пожалуетесь, я вам зубы выбью и в жопу выебу, поняли?
— Да, — запуганно сказал Рулон, загипнотизированный страхом и образами ужасов зоны.
Когда Миха ушел, Рулон подумал, что вот так, видно, всех людей запугивают и заставляют делать то, что им нужно, что сильная штука страх, трудно с ним справиться. Чего только со страху не сделаешь. «Вот если бы победить страх, я сам бы стал как Миха», — и Рулон представил себя здоровым хулиганом, который делает что хочет и все его боятся.
Тут раздались чьи-то шаги, Рулон снова струхнул, подумав, что возвращается Миха. «Мечты, мечты, где ваша сладость, мечты ушли, осталась гадость!» — вспомнил он стих Пушкина. Однако это был его сосед Андрей. Он был старше Рулона на три года. Он принес фантики от жвачек и показал их ребятам. Фанты тогда имели большую ценность в умах пацанов, как и многие подобные вещи, которые были доступны не всем, так как жвачки привозили из-за кордона в очень ограниченном количестве.
— Что, будете фанты покупать? — спросил Мурик. Так прозвали Андрея во дворе, перефразируя его фамилию.
Рулон испугался, что фантики купит кто-то другой, и сказал, что он их купит. Он взял фантики и пошел домой, залез в шкаф и вытащил у матери из кармана деньги, оделся, сказал, что пойдет на улицу, и вышел. Ребята тоже собрались и пошли гулять. Они все завидовали Рулону, что у него есть фантики, а у них их нет, и всю дорогу разглядывали их. По дороге Мурик на деньги Рулона купил себе мороженое и стал его жрать. Руле тоже захотелось мороженого, но денег у него уже не было. Он посмотрел на свои фантики, понюхал их. Вкусно они пахнут, но полакомиться ими невозможно. И тут задумался, правильно ли он поступил, что купил их? Как много иллюзорных ценностей есть у людей вроде этих фантов: всякие марки, значки, спичечные этикетки. «Что бы об этом сказала кошка Мурка?» — так часто любил думать Рулон.
Оценка жизни с позиции кошки отрезвила его. Для них с Муркой пломбир лучше каких-то фантиков, а для фикуса и шкафа и он не представляет особой ценности. Они еще больше свободны от жизни, чем мы с Муркой. «Вот вырасту и сделаю фабрику по выпуску фантиков, продам их и стану сказочным миллионером, — мечтал Рулон. — И тогда накуплю себе много мороженого, и никто меня больше уже не обманет со всей этой мишурой». Однако тогда он еще не мог представить, что весь мир людей основан на подобных иллюзорных ценностях, которые одни люди внедряют другим, и что вся жизнь состоит из подобных иллюзий.
С пацанами он пошел к гаражам и стал бегать по ним, перепрыгивая с одного гаража на другой. Их веселье увидел один еле двигающийся старик и стал тыкать клюкой, ворчать и осуждать пацанов за их игры.
— Эй вы, ебаная саранча, едрит вашу мать, говноеды чертовы! Не сидится, мандавошки проклятые! — осыпал он их многоэтажным матом.
Рулон подумал, что если бы этот старик прыгал вместе с ними по гаражам, то не был бы таким больным и немощным. Все люди болеют потому, что считают, что стыдно так бегать и прыгать, а заниматься спортом им лень. Отсюда их болезни. Он вспомнил, как мать все твердила одно:
— Посиди. Полежи. Чего разбегался?
Рулон помнил себя с самого раннего детства, что говорило о развитии его сознания. Тогда его пеленали, сковывали его тело, не давая ему свободно двигаться и развиваться. Вот почему с детства у многих подростков появляются разные заболевания. Вот почему они растут слабыми и хилыми уродами.
В школе Рулона тоже заставляли сидеть часами, как робота, и слушать всякую дребедень вместо того, чтоб больше бегать и прыгать и нормально развиваться, как все звери. Может, и все проблемы людей оттого, что слишком много энергии идет в их голову и они сходят с ума, мучаются дурью — бесятся, страдают, создают всякие бомбы, от которых скоро Земле придет каюк.
После беготни ребята собрались в подъезде. Мурик стал рассказывать им
страшилки.
— Есть одна яма, в ней есть что-то такое, от чего умирают люди. Кто ни поглядит туда — сразу умирает. Один мужик заглянул туда и помер. Ученые сняли у него с глаза пленку и как-то сумели проявить ее и выявить, что он увидел в последний момент. Один ученый посмотрел на эту пленку и стал умирать. Тогда он проглотил пленку, чтобы ее больше никто не увидел, и помер...
В подъезде было уже темно, и от этих историй становилось жутко. Казалось, что-то страшное может внезапно случиться. В этом состоянии Рулон пришел домой. Кошка Мурка спокойно лежала и ничего не боялась. Боялся только он из-за своего болезненного воображения. «Как же дурачит, пугает людей это воображение! — подумал Рулон. — Как много всякого зла приносит оно». Он разделся и приготовился ко сну. В комнате было темно. Он лег на спину и стал смотреть в потолок, по которому плавали и кружились яркие разноцветные пятна, похожие на всполохи северного сияния...
С утра Рулон проснулся с болью в груди. Нужно снова было собираться в школу. «Что я тут делаю? — думал он. — Какая польза мне туда идти? Все равно ничему меня научить там не могут. Просто бестолково просижу там лучшие годы и все. Все эти школы, институты — сплошная лажа, ничего они не дают человеку. Пустая трата времени. Вот мой отец имеет два диплома, а сам получает в НИИ 120 долларов. Мать все пилит его, мало денег, мол. А дядя Коля на заводе 300 долларов получает, а сосед Алешка, фарцовщик, вообще нигде не работает, а по 1000 имеет. Значит, нужно не в институте сидеть, а жизни учиться, тогда будет польза. Но люди все тупые как пробки, разве им что объяснишь. А еще с высшим образованием!» Мать все снова сетовала на отца. Сын не выдержал:
— Мать, вот ты и все вокруг сетуют на свою жизнь. Но что же вы ничего не изменяете в жизни, если она вам не нравится? Почему так до старости и продолжаете жить?
— А что же изменишь, сынок? Все так живут. Может, само все как-то устроится.
— Нет, жизнь сама ни у кого, как я посмотрю, не устраивается. Это все сказки, что при коммунизме якобы что-то изменится или еще там когда-нибудь какой-то добрый дядя все исправит. Я вот для тебя вижу один выход — развестись с папой, меня сдать в детский дом и пойти фарцевать. Тогда тебе будет хорошо.
— ой-ой-ой! — заголосила мать. — Как же все это можно? Ведь я все ради тебя делаю. В детский дом только бомжи детей сдают.
— Ты сама не знаешь, ради чего ты это делаешь. Видно, тебя кто-то завнушал или загипнотизировал, и ты, как зомби, делаешь все по какой-то программе. Если ты для меня все делаешь, то зачем меня гонишь в школу?
— Какой ты злой и глупый мальчик. Лучше бы хорошо учился, тогда бы ты понял, зачем я все это делаю, а так ты неуч и слишком еще молод. Вот подрастешь и поймешь тогда все.
Мать была такой тупой, что объяснить ей что-либо, даже самое простое, было невозможно. Делать нечего. Рулон снова поплелся в школу.
Была физкультура. Стали ездить на лыжах. Рулон надел свои маленькие лыжи, в которых он ходил еще с отцом, когда был в детском саду. Ездил он плохо. Его догнали местные хулиганы и толкнули в сугроб. Увидев, что он упал, они загалдели и поехали на лыжах прямо по нему, тыкая его при этом лыжными палками. Как никогда, Рулон осознавал свою беспомощность, свою неспособность стать таким же, как эти хулиганы, разбитным и агрессивным. Он подумал, что, наверное, и матери поэтому сложно что-либо понять, трудно стать умной. Поднявшись, весь в снегу, он поехал дальше по лыжне на своих детских лыжах, ежась от попавшего за шиворот холодного снега. «Даже понять-то что-то — уже чудо, — подумал он, — а измениться, согласно своему пониманию, еще более нелегкая задача. Человек ведь всего лишь маленький беспомощный муравей. В этой жизни он является игрушкой».
Будущее заставило Рулона еще более убедиться в истинности той безнадежной картины, которую он увидел. Он понял, что только в фильмах да в своем болезненном воображении человек является героем, преображается в Лебедя из Серой Шейки, правит Вселенной, спасает мир. На деле ж он не может даже справиться с какой-нибудь простой привычкой, остановить поток своих нелепых мыслей, совладать с эмоциями, заставляющими его творить массу несусветных глупостей и идиотизма. Более того, человек является рабом всего этого идиотизма, потакает и обожествляет все свои слабости и пороки, сводящие его в могилу. Причем чем старше становится человек, тем он делается тупей и закостенелей. И не только не может, но просто не хочет, не желает меняться и прилагает все усилия, чтоб стать еще хуже, уродливей и инертней даже по сравнению с тем, какой он уже есть.
Подъехав последним к финишной черте и отряхиваясь от снега под дружный смех пацанов, Рулон подумал: «Чтобы измениться, нужна какая-то внешняя сила, которая бы могла помочь мне». Тогда он еще не знал, что эта сила находится с ним совсем рядом, в жестком взгляде чернявой девочки из их класса, одаряющей всех вокруг презрительной улыбкой. Она недавно появилась в их классе, приехав из какого-то города, и уже наводила свои порядки. Придя в класс на урок физики, он сел на последнюю парту, туда, где любила садиться она, и, разложив учебники на столе, стал их листать, разглядывая картинки. Она подошла к своему месту, встала фертом и, увидев, что он не замечает ее, слегка толкнула его рукой в голову.
— Убирайся с моей парты! — сказала ему. — Я буду сидеть здесь одна!
Нисколько не обидевшись и не возгудав, Рулон взял свои учебники и пошел садиться на другое свободное место. Увидев такое, Марианна, так звали его новую одноклассницу, самодовольно улыбнулась.
— Эй, ты! Иди сюда! — крикнула она ему вслед. Рулон спокойно обернулся и как ни в чем не бывало пошел к ней.
— Знаешь, ты мне понравился! Я люблю таких чадосов, как ты. Поэтому теперь ты будешь всегда сидеть впереди меня вместе с Боженом.
Божен был всем известным отличником, который тоже был посажен Марианной рядом в силу своего чадоства и потому, что он всегда писал за нее контрольные работы и подсказывал, что отвечать на уроке. С этого дня Рулон попал в свиту Марианны, которую она всегда любила собирать вокруг себя, и стал шестерить ей. Она всегда хотела быть королевой и всегда была ею. Его же с этого дня стали меньше переезжать лыжами на уроке физкультуры, так как Марианна очень хорошо умела манипулировать разными людьми, в том числе и авторитетными хулиганами, и добилась большого уважения в школе. Рулон видел в ней проявление какой-то доселе неведомой для него Силы, истину которой он стремился постигнуть. Марианна стала организовывать мафию из тех ребят, кто был ей симпатичен и кто не противился ее влиянию в школе. Она установила жесткие правила, строго следя за их соблюдением. Тех, кто противился ее воле, лез в залупу, она наказывала. Тем, кто ей помогал, она тоже оказывала какую-нибудь услугу. Таким своим властным поведением она сумела заставить считаться с ней даже учителей.
На уроке преподаватель пиздел что-то про ядерную бомбу и вред радиоактивного излучения. Рулон подумал, что, может, не зря на Земле появилось столько радиации, всякие урановые рудники да озоновые дыры. Эта радиация появилась не случайно. Она, видимо, нужна для мутации, чтоб из человека получилось еще какое-нибудь существо, необходимое для каких-то космических целей. В будущем он еще больше убедился, что человек не является каким-либо венцом творения, а тем более царем Природы. Что он является просто каким-то грибом, который выращивается, рассаживая себя для определенных целей Природы и Земли в целом. И что эти цели совершенно не нужны самому человеку, ибо служит он и используется как половая тряпка для мытья грязных сапог.
Все, что думал, Рулон высказал Божену. Но тот не обратил на это особого внимания, боясь, что прослушает препода. Зато Марианна очень внимательно выслушала его размышления и сказала ему:
— Молодец, свинья, складно ты базаришь!
Если что еще тебя в башку ебанет, ты меня тоже посвяти в это. Может, ты будешь развлекать меня своим пиздежом?
Рулон обрадовался, что кто-то наконец понял его и стал чаще высказывать свое мнение при ней по каждому поводу.
Зайдя в подъезд своего дома, Рулон обнаружил в почтовом ящике письмо от своего двоюродного брата Валеры. Он писал ему из армии о трудностях солдатской службы.
«Ой, коря, давай тренируйся, а то пойдешь в армию, и тут «деды» задрючат тебя до изнеможения отжиманиями и другим спортом. Будешь слабым, тебя сломают, задолбят, будешь за всех очко драить да «дедам» сапоги начищать. И еще учись заматывать портянки, — писал Валера, — а то я себе ноги до крови стер, не умея ходить в сапогах. А еще нас тут заставляли бегать, как коней, да еще и с полной экипировкой, в противогазах. И это все после обеда... Все, что сожрал, я выкачал прямо в противогаз и так в блевотине бежал еще долго. Так что знай, что тебя ждет, и готовься, иначе будет очень трудно».
Прочитав это письмо, Рулон чуть не обосрался и сразу же стал делать все известные ему упражнения. Он тогда еще не знал, что через это письмо Дух постучался к нему. Так часто страх или болезнь толкают человека к самосовершенствованию, страдания и несчастия — к постижению Истины. С этого времени Рулон все больше времени стал уделять практическим упражнениям и стал заниматься танцами, каратэ и хатха-йогой. Эти занятия открыли ему то, что одних философских рассуждений над жизнью мало. Нужно научиться управлять собой, своими инстинктами, мыслями и эмоциями, чтобы перестать быть в рабстве у них.
Мистерии Силы
Наступила весна. В большом котловане образовалось целое озеро талой воды. Пацаны плавали по нему на плотах, отталкиваясь от дна большими шестами. Рулон тоже частенько играл возле котлована.
И как-то раз, плавая по нему на плоту, выпустил из рук шест, который увяз в размякшей глине котлованного дна и теперь торчал из воды, как мачта затонувшего корабля. Его плот беспомощно закружил по котловану. До шеста и до берега было достаточно далеко, а котлован был достаточно глубок, и чтобы выбраться из воды, пришлось бы теперь всему намокнуть.
Рулон крикнул пацанам, чтобы они помогли, но вместо этого они стали обстреливать его половинками кирпичей и здоровыми булыжниками, кидая их в воду возле плота. Холодные брызги обдавали все тело Рулона. Одежда промокла, и он бессмысленно плавал на плоту, прося ребят перестать и ежась от холодного ветра. Однако они разошлись еще больше и стали уже швырять небольшие камешки прямо в него, и уговорить их было невозможно. Рулон стал впадать от безнадежности своего положения в состояние отчаяния. С болью в глазах он осматривал берег, тщетно ища на нем людей, которые проявили бы к нему сострадание или оказали помощь. Тогда он уже знал, как бывает жесток к не-
му мир, но еще не мог принять это, наслушавшись мамкиных сказок о добре и справедливости.
Внезапно, рыща глазами по берегу, он заметил Марианну. Она стояла, гордо подняв голову, взирая на него холодом своих безжалостных глаз. Они не были ни за, ни против него. Они наблюдали за ним, как за тараканом или пауком, который преодолевал препятствие или бегал с воткнутой в спину иголкой. Однако этот жесткий и отрешенный взгляд магически подействовал на него. Он вдруг увидел себя по-другому, именно так, как видела сейчас все это она, его королева. Он впервые ощутил, как разделяется на свидетеля и жертву, на Дух и кусок плоти, беспомощно мечущийся на плоту. Внезапно в нем появились хладнокровие и решительность. Самосожаление и мысли о себе исчезли, и он вдруг почувствовал себя котом. Он понял, чему учила его так долго Мурка.
Плот медленно приближался к забору, и Рулон, словно зверь, прыгнул на него и повис, карабкаясь, как кошка. Пацаны изумленно посмотрели на него, удивляясь его находчивости и наблюдая, что он будет делать дальше. Забор стоял в котловане, но оба его конца выходили на берег. Рулон, как насекомое, стал ползти по нему, еле удерживаясь, чтоб не свалиться в воду, из которой зловеще торчали железные штыри строительной арматуры. Оказавшись недалеко от берега, он спрыгнул на сушу и почувствовал себя в безопасности.
Представление было окончено, и Марианна, с безразличием отвернувшись от него, пошла прочь от этого злополучного места. Но Рулон продолжал восхищенно глядеть ей вслед. Именно благодаря ее безучастному присутствию он понял, что такое истинная помощь и как Дух безмолвно учит нас истине.
Идя домой, он еще долго ощущал, что не является этим физическим телом, чувствами и умом, что он есть Дух, свидетель всей их работы. Он вспомнил, что он всегда был им. Ведь с самого рождения менялось и росло тело, менялись мысли и эмоции, но это ощущение, что я есть, было всегда, даже во сне. И кем бы и чем бы он ни был — это было лишь формой, лишь сном. Всегда и везде он был только Духом-свидетелем. Однако он скоро уснул в самоотождествлении себя с телом и мыслями и забыл о том, что он — Дух, став снова марионеткой чувств и сиюминутных образов.
***
Как-то раз на уроке Рулон распизделся Марианне о том, как, по его мнению, нужно жить. Это ей так понравилось, что для того, чтобы лучше его слышать, она приказала ему сесть рядом с ней, что он тотчас же исполнил. Усевшись, Рулон продолжил говорить, что все проблемы сваливаются на голову мышей с той минуты, как они заводят семью, и особенно детей. Сразу появляется куча проблем, которые никому не нужны.
— Так что самое главное, — сказал Рулон, — не заводить семью, и особен-
но детей.
Марианна довольно улыбнулась.
— Что же, ты не будешь заводить семью?
— Конечно же, нет, — ответил ей Рулон.
— А трахаться ты будешь? — посмотрев ему в глаза, спросила она.
— Буду! — уверенно ответил Рулон.
— Пизда, смешочки, хуечки, хиханьки, хаханьки, а потом ведь дети родятся, — сказала ему Марианна.
— Это я тоже продумал, — ответил он.
— Вот как? — засмеялась подружка. — И что же ты решил делать, чтоб твоя телка не родила урода?
— Я слышал, что для этого нужно вынимать хуй и кончать на живот. А еще я слышал, что мать говорила с тетей Мусей, что есть какой-то «синестрол», если его колоть, то можно делать преждевременные роды даже на шестом месяце.
— Молодец, засранец! — похвалила его Марианна. — Много ты наслушался, но жизнь сложнее, чем ты думаешь, и много в ней разных коварных капканов придумано для таких, как ты, чтобы их затащить в это проклятое болото. Так что продолжай не успокаиваться. Просекай все сети, что на тебя расставили. Но вот кончать не нужно. Ты что, пачкун, чтобы кончать? — спросила она.
— А как не кончать? — спросил удивленный этой мыслью Рулон.
— Единственный путь, — ответила она, — что-то сделать — это стремиться, чтоб получилось.
Их базар услышала училка и стала наезжать на Марианну.
— Ты что не слушаешь урок, мешаешь другим учиться?! — заорала она. — Почему ходишь в школу не в форме?
— У моих родителей нет денег на форму, — ответила дорого разодетая Марианна.
— А на что ж они купили тебе эти импортные тряпки? — бесилась преподка.
— А это мне подружка дала поносить, — бесцеремонно ответила девушка.
— Пусть твои родители придут в школу! — пыталась запугать ее педагогичка. Марианна, нахально поглядывая на нее, произнесла:
— Да они уже хотели прийти просить, чтобы им выделили деньги на форму и учебники.
Увидев, что ее ничем не пронять, училка отъеблась. Но Марианна не успокоилась и затаила на нее злобу, решив подговорить ребят устроить ей серию заподлянок, чтобы та о ней больше не думала.
Урок шел. Рулон продолжал свою беседу. Он сказал, что люди сетуют, что у них нет денег, но в то же время осуждают тех, кто умеет их зарабатывать, вместо того, чтобы подражать им. Но ведь есть фарцовщики, маклеры, которые сдают и перепродают квартиры. Есть блатные работы: рубка мяса, торговля углем, ремонт автомобилей, где можно заколачивать крупные бабки. Казалось бы, все должны стремиться устроиться на такие работы, но нет, мыши только сетуют и ни хрена при этом не делают.
— А ты не думал, что они безвольны и вообще не способны что-то делать и менять в судьбе, — сказала Марианна.
— Нет, — ответил Рулон. — Я вот поразмыслил над этим на досуге. Все работы хороши, не работать лучше! В тунеядцы б я пошел, пусть меня научат.
— Молодец, говно! — похвалила его Марианна и пошутила. — Может, в ебари пойдешь?
— Как на Курском, на вокзале, нанимались ебачи, восемьсот рублей окладу и казенные харчи! — рассказал Рулон русский народный стих.
После уроков его поймал Ложкин, который был недоволен, что Рулон сел рядом с Мэри.
— Ты что, блядь, снова с ней сел? — заорал он, больно врезав ему по морде. — Если еще тебя увижу рядом с ней, вообще пришибу, говновоз паршивый.
— Да это же она сама меня позвала, — захныкал Рулон.
— Сама? Сука! — взъярился Валерий и пнул его по яйцам. — Все равно, чтоб не шел, хуесос! Понял? А то ебальник расколочу, педераст!
На следующий день, когда Рулон вновь оказался за партой с Боженом, Марианна ему приказала сесть с ней.
— Мне вчера вломил пизды Ложкин. Он запретил мне сидеть с тобой, — Рулон виновато улыбнулся.
— Запретил? — испытующе глядя на него, сказала Марианна. — Выбирай, кого ты будешь слушать, его или меня? — произнесла она с такой силой, что у Рулона перехватило дыхание.
Он заколебался. Валерий заметил их разговор и, сжав свои здоровые кулаки, злобно смотрел на Рулона. Он как-то интуитивно почуял, что наступает решающий момент, что это испытание на
преданность той Истине, которая открылась ему. Марианна презрительно глядела на него, и он
понял, что, если теперь не пересядет, она может навсегда отвернуться от него, что она делала со всеми, кто ослушивался ее.
— Рулон, сиди! — злобно прорычал Ложкин, стукнув кулаком по парте.
Руля испуганно вжал голову в плечи, однако подумал: «Что же, я почти каждый день получаю по шее. Пусть я еще раз получу, но исполню волю своей госпожи, хоть раз буду верен Истине. Может, я потом пожалею, отступлю, не выдержу издевательств Ложкина, но сейчас я сделаю это, раз она мне приказала». И с не свойственной для него решительностью он пересел к Марианне. Валерий тут же кинулся к нему и стал его пиздить по репе. От этих ударов искры посыпались из глаз Рулона, однако он чувствовал, что теперь за его спиной стоит какая-то гигантская Силa, и страха не было.
— оставь его! — жестко сказала Марианна, властно взглянув на перекошенную от бешенства рожу Валериана. Этот взгляд сразу его успокоил. И, ткнув Рулю напоследок мордой о парту, он сел на место.
— Я еще поймаю тебя после школы, — злобно сказал Ложкин, — узнаешь, как с ней сидеть, хуесос ебаный.
Марианна спокойно занялась собой, разглядывая отражение в зеркале. Рулон с разбитым о парту носом подавленно сидел рядом с ней, вытирая пионерским галстуком текущую из носа кровь с соплями.
Начался урок русского. Училка что-то писала на доске и пиздела. Рулон не мог сосредоточиться на этом и сидел в трансе от происшедшей ситуации.
— После уроков он тебя отпиздит, — подлила масла в огонь его страхов Марианна. — Будешь ты зaвтpa со мной или нет? — впервые с вкрадчивой нежностью прошептала она ему. Рулон удивленно посмотрел на нее, затем, чуть не расплакавшись, чувствуя свою трусость и бессилие, сказал:
— Да, я трусливый и слабый, я знаю. Но, может быть, я все-таки поборю себя?! — уже со спокойной решительностью добавил он.
Марианна ласково ему улыбнулась.
— Ты показал мне свою преданность, и это я зачту тебе. Знаешь, я думала, что ты струсишь, и я покараю тебя за это. Тебя бы все равно избили. Если бы не Ложкин, то те, кому бы я приказала это сделать. Но самое главное — ты навсегда бы потерял мое расположение к тебе, а теперь твоя жизнь может измениться, — задумчиво сказала она.
— Скажи мне, ты любишь меня? — испытующе глядя на него, спросила
девушка.
Рулон впервые задумался над этим вопросом. Он всегда воспринимал ее как свою патронессу, как собеседницу. Он даже не смел подумать о таких отношениях. Ведь Марианна дружила со взрослыми парнями. Часто за ней к школе
подъезжали солидные дяди на своих машинах, и иногда она проходила мимо этих машин, бросив на них презрительный взгляд. А он — забитый школьный чадос, думающий, как бы его не отпиздили на перемене и как бы без приключений добраться до дома. И она — королева всей школы...
— Да, я всегда восхищался тобой. — Я очень привязался к тебе, потому что ты понимаешь меня. О любви серьезной я не думал, но я чувствую к тебе что-то вроде любви, — ответил Рулон с глубоким переживанием, стремясь быть полностью искренним с ней.
— Знаю, любишь, будешь любить, — с лукавой улыбкой сказала она. — Ты хочешь переспать со мной? — томно поглядев на него, спросила Марианна.
Рулон смущенно кивнул, не готовый к такому откровенному разговору.
— Посмотрим на твое поведение, — загадочно сказала Марианна.
Этот разговор еще долго вспоминался ему, будоража его и вызывая в его воображении целый рой беспокойных мыслей. Однако на этом разговоре все и закончилось. И только через долгое время, когда Рулон потерял всякую надежду, она вновь вернулась к этой теме.
После уроков, выйдя из школы и дойдя до своего дома, Рулон увидел, что у его подъезда стоит Ложкин с дружками. Руля струхнул, думая, что теперь он не отделается одним разбитым носом, и собирался уже не идти домой, пока не дождется с работы мать. Но вдруг сзади его окликнула Марианна. Она стояла со здоровым бритым парнем, руки которого были в портках. Он вспомнил, что на массиве говорили, что это Штопор, откинувшийся зек, который был авторитетом у местной шпаны.
Втроем они направились к подъезду. Штопор что-то сказал поджидавшим его доброхотам, и они спокойно разошлись. Марианна подмигнула Рулону и пошла со Штопором дальше.
Рулон же радостно запрыгал по лестнице домой, размышляя о том, смог бы он сидеть с Марианной или нет, если бы она не вступилась за него. Да, Рулон понял, что он должен без всяких компромиссов отдаться Истине, и только тогда, пройдя через все трудности и испытания, он сможет достичь желанной свободы. А еще позже он понял, что если бы не проявил чувства самоотверженности, то мог бы потерять бесценный духовный опыт, несравнимый ни с какими пиздюлями.
Придя домой, он начал неистово тренироваться, заниматься каратэ и йогой. Затем, включив на всю мощность колонки, он пустился в дикий пляс, но веселье продолжалось недолго, так как разбесившиеся соседи вырубили в счетчике свет. Однако отсутствие музыки нисколько не смутило Рулона. Он продолжал танцевать в полной тишине, потому что решил, что теперь уже ничто не должно отвлекать его от выбранного пути, без которого он будет таким же несчастным быдлом, как его мать и скопище окружающих его людей.
Поздно вечером, когда мать уже легла спать, он стал крутить радиоприемник, чтобы найти «Голос Америки» и послушать, что там говорят. Однако вместо этого он наткнулся на станцию, где шли религиозные передачи из Ватикана. Слушая их, Рулон внезапно осознал, что самое главное в жизни — это Бог, что без этого вся философия жизни — просто школа выживания, и не больше. Тогда он еще смутно понимал, что такое Бог, но при мысли о нем он чувствовал переполняющую его сердце Благодать, и в этот миг все менялось. Он знал, что эта благодать и есть Бог, что Бог с ним, в его сердце.
С этого времени он стал слушать эту станцию каждый день и все больше и
больше пропитывался высшей Истиной существования Бога и своего Пути к нему. Именно с этого дня Рулон обрел ту Высшую Цель, которой до сих пор не было в его жизни. Переполненный благодатью, Рулон думал: «Какое еще счастье ищут люди, когда вот оно! Просто молись, пребывай в Боге и будешь безмерно счастлив. Все остальные мысли о счастье просто самообман. Для счастья ничего не нужно, только спорт и молитва. Спорт даст здоровье, а молитва наполнит Благодатью».
Однако наутро он снова забыл об этом. Ибо это Знание не стало его Знанием, а было лишь результатом вхождения в его существо Божественной Силы. Еще не раз в своей жизни он находил и терял Бога, пока Божественное через много лет не преобразило его полностью, сделав из бессмысленного, подверженного всем на свете влияниям чучела проводника своей Воли.
***
Завалив на урок и изрядно опоздав, Рулон обнаружил, что в классе стоит заговорщицкая тишина. Осыпанный по дороге проклятиями училки, он сел рядом с Марианной. Она ему сообщила, что училку приклеили к стулу, покрасив его бeсцветным лаком. Так что он подоспел как раз на представление.
Когда преподка хотела встать, чтобы что-то накорябать мелом на доске, получилось у нее это, как у курицы летать. Подскочила она вместе со стулом, тут же плюхнувшись назад, на свою задницу, которая уже успела приклеиться к сиделке. С трудом она все-таки оторвала свою жирную жопу от стула, вопя и проклиная школу и ее учеников вместо того, чтобы проклинать свою дурную голову, видимо, вместе с жопою, набитою говном и заставляющую ее до сих пор заниматься этим неблагодарным делом — воспитанием подрастающего поколения, а вернее, калечением нормальных детей, изготовлением из них моральных уродов — придатков машин, станков и военных вертолетов. При этом надо отметить, что хулиганы, которые доставляли так много хлопот этим горе-воспитателям — внедрителям зомбирующей программы бедным маленьким деткам, были наиболее психически здоровыми и неподдающимися внушению и дрессировке индивидами.
Марианна сидела за партой в новом прикиде.
— Вот мой очередной хахаль на меня раскошелился, — пояснила она его появление засмотревшемуся на нее Рулону.
— Что зенки-то пялишь? Вот лучше возьми, посмотри, — сказала Марианна, подавая колоду порнографических карт самопального изготовления. Ее дружок стал их с интересом рассматривать.
— Что, нравятся? Пизды хочешь? — спросила она.
— Дай кусочек, — попросил Рулон.
— Ну ты и клоун, — расхохоталась она. — Пизду тебе на воротник, понял? Вот, что ты получишь. Если хочешь такие карты, то нужно их заработать. Ты уже много балаболил о том, что нужно фарцевать. Вот и будешь учиться бизнесу.
— Что же нужно будет мне делать? — спросил ее он.
— Ничего особенного. Просто находить чадосов, которым ты сумеешь продать это барахло, — сказала Мэри. — У меня тут есть еще жвачки и другая ерунда. Дело в том, что в школе это можно продать в несколько раз дороже, чем на барахолке, так как закомплексованные чадосы не знают реальной цены. Некоторые из них никогда не были даже на ней или еще где-либо. Самое милое дело им что-либо продавать, к тому же и безопасно, и денег им на барахло не жалко. Они их не зарабатывают. Если родители у кого-то из них залупнутся, то ты говори, что тот врет, мол, ты ничего никому не продавал. Понял?
Рулон нерешительно кивнул.
— Ну что, одно дело рассуждать и другое — делать реально. Но, если ты действительно хочешь воплотить в жизнь свои Истины, тебе необходимо привести свою жизнь в соответствие с ними.
При этих словах Марианны Рулон осознал, как просто мечтать и как нелегко преодолеть в себе свои комплексы и зажимы и начать действовать вопреки им. Но победить в себе весь этот дискомфорт — это единственный путь к свободе, путь к тому, чтобы стать господином самого себя.
— Я буду стараться делать все то, что ты скажешь мне, — ответил ей Рулон в преданном состоянии.
— Вот это уже лучше. К тому же если ты сумеешь продать эту хуйню на копейку дороже, возьмешь ее себе. Разрешаю, — сказала Марианна. — Учись жить пока я рядом с тобой, а то будешь батрачить, как твоя мать всю жизнь, за три копейки.
— За эти три копейки вся жопа в молофейке, а фетровая шляпа вся в говне! — пошутил он.
— А я буду набирать девиц и учить их бороться со смыслом. Хватит им ходить по подвалам, по всяким бомжам и пьяным солдатам. Нужно уже с детства знать себе цену. Это только мать учит дурости, что нужно всем все делать за cпacибo. Херня! Будешь тогда честной, безотказной девочкой-давалкой, — злобно произнесла Марианна.
Рулон радовался, что есть еще хоть один человек на Земле, который все видит в жизни так, как оно есть, и хочет познать Истину. Именно это и сблизило, казалось бы, таких разных по уровню и характеру людей.
Псих-одиночка
Был выходной день, и Руля с бабушкой поехали в психбольницу проведать придурошную тетю Риту, которая свихнулась после родов. К великому счастью, ребенок, которого она родила, был мертвым. Муж, увидев, что она рехнулась, ушел от нее, и это тоже к счастью. Вообще Рулон считал счастливыми бесплодных людей, потому что Бог позволил им жить для самих себя, а это уже 50 процентов счастья. Но они почему-то внушили себе, что они неполноценны и несчастны. Это просто сущий вздор.
Из всех птиц Рулону больше всего нравилась кукушка, так как она очень мудро избавлялась от детенышей, подпихивая их другим птицам, и к тому же эти детеныши были очень умными и выбрасывали своих братьев из гнезда, оставаясь там в гордом одиночестве. Он сделал маленький флажок и наклеил на него изображение кукушки, решив, что это будет флаг его игрушечного государства, в котором все его жители целыми днями думают, как сделать жизнь свободнее и посвятить себя духовной практике и медитации.
С трудом добравшись до дурдома, который находился за городом и напоминал санаторий, Руля увидел во дворе странных людей. Один бессмысленно сидел с тупым опустошенным выражением лица, другие, наоборот, были очень активны. Одна женщина вышагивала как на параде и идиотским голосом пела революционные песни. Какой-то парень со странным выражением лица делал нелепые, причудливые движения, как будто он плыл. Бабушка с внуком вошли в комнату для свиданий. По дороге парень в полосатой пижаме скорчил им рожу, показал язык, а когда бабушка стала его стыдить, идиотски захохотал и запрыгал. Все увиденное в дурке потрясло Рулона до глубины души. Он почувствовал себя там как в родной стихии, а когда он узнал, что дуракам ни за что платят пенсию, то сразу же решил стать дураком.
«Как это удобно, — подумал он. — Делай, что вздумается, да еще за это получай деньги».
Находясь там, он вспомнил мудрую поговорку: «Дуракам закон не писан, если писан, то не весь». Как позже узнал Рулон, интересуясь проблемами крезотория, дураков не брали в армию и, если они совершали преступления, сажали не в тюрьму, а в дурку, что тоже было весьма полезно. В дурдоме был даже люкс для блатных и рехнувшихся партийцев, где был телевизор и телефон. Особенно Рулю веселила мысль, что он будет звонить из дурки и говорить всем: «Дурдом на проводе». После посещения дурдома он начал готовиться к тому, чтобы стать психонавтом. И при каждом удобном случае дурачился на горе бабушке и матери, которые и до этого считали его слегка ебанутым. Пыльным мешком из-за угла ударенным считали его и учителя, они подумывали об отправке его в дебильную школу. Руля часто просил маму, чтобы она согласилась отправить его туда, но она не соглашалась, боясь позора.
Возвращаясь из дурки, Рулон пошел с бабушкой идиотской походочкой, кривя и корча рожу, говоря высоким дебильным голосом всякую чушь. Старуха вся изнервничалась, пытаясь утихомирить внука, но это раззадорило его еще больше.
— Что ты делаешь? — разорялась старуха. — Люди ведь смотрят.
— А я готовлюсь сдавать экзамены для поступления в дебильную школу, — идиотическим фальцетом произнес внук.
— ой, ой, перестань идиотничать. Как ты мать этим позоришь, — бесилась бабка.
Придя домой, Руля не успокоился и, надев старую полосатую пижаму, оставшуюся от умершего дедушки, играл в дурдом. Отец, который еще не успел напиться, сидел и писал в тетрадке цифры по какой-то странной системе, надеясь разгадать тайну выигрыша в спортлото.
— Эх, что ты дома все сидишь-то, — обратилась бабка к сыну, — пошел бы лучше работать, тунеядец, — вопила она.
«Каждый по-своему с ума сходит, — подумал Рулон. — Но лучше уж сходить с ума, как отец, как тетя Рита, чем так, как бабушка, и жить, заводя себе семью и организовывая дурдом на дому».
— Какая-то палата номер шесть, — кричала бабка. — отец цифры пишет, сын в дебильную школу собрался.
— Ничего, мать, — сказал отец, — в дурдоме и нормальные люди сидят. Вот Нюрка своего мужа Женьку отправила на принудительное лечение от алкоголизма, а он вышел и решил ей отомстить, стал гардину вешать и говорит: «Нюр, иди гвозди-то пожарь, чтобы они лучше вбивались». Она, не подумав, пошла жарить, а он позвонил и вызвал бригаду. Медперсонал подходит к ней и спрашивает: «Вы что тут делаете?» А Нюрка-то отвечает как ни в чем не бывало: «А я гвозди жарю». Ну ее и увезли.
Вскоре пришел брат Рулона по отцу — Cергей. Руля предложил поиграть ему в дурдом, но он отказался. Раньше они радостно играли в индейцев, в солдатики, но теперь Сергей стал другим. Он стал подражать взрослым и наращивать ложную личность, он стал слишком важным и значительным, и уже весело не разыгрывал бабушку, и не подпрыгивал, и не пукал ей в нос, как он, бывало, любил делать раньше. Рулон думал, что подражать взрослым самая глупая вещь в мире, ведь дети куда более естественные, беззаботные и счастливые, а взрослые все тяжеловесные, мрачные, вечно недовольные, раздражительные и больные. Если уж подражать, то подражать коту — вот великий пример.
Часто подражая взрослым, дети прежде всего перенимают их вредные привычки: курить, долго сидеть на одном месте, вести пустопорожние разговоры. Лучше бы сходили в лес или где-нибудь полазали за гаражами. Одно было хорошо, что Сергей, боясь, что его могут обидеть xyлиганы, стал заниматься спортом. Также он думал, что здоровые банки помогут ему познакомиться с бабами. Но идиот Сергей наивно думал, что ему в этом также поможет армия, и поэтому он готовился стать десантником. Становиться дураком, как Рулон, он не собирался, не мог понять всей прелести быть естественным, непосредственным, не скованным никакими представлениями. Вместе с Сергеем Рулон позанимался каратэ, порассуждал, как лучше тренироваться. Он выдвинул мысль, что нужно учиться быть злым, яростным. Это поможет лучше заниматься, иметь больше энергии, стать нечувствительным к усталости и боли.
Вскоре пришел пьяный отец с дружками. Они стали пить, курить и материться. Сергей ушел, а Рулон забился под кровать и стал там изучать индийскую философию. Он вычитал, что в Индии было шесть основных школ, которые спорили между собой, но, прочтя о них, он понял, что спорить не о чем, главная истина состояла в том, что ты нереально видишь мир и все, что ты знаешь о мире, есть плод коллективного воображения. Реален
только Дух-свидетель — наше сознание, наблю-
дающее за иллюзорной игрой воображения, по-
рождающего мир. Но, как это глубоко осознать,
Руля еще не знал.
Тем временем алкаши продолжали пьянку.
Один из них закрылся в туалете. Достучаться до
него было невозможно. Другой обрыгался на стуле и уснул. Отец горланил блатные песни. В комнате пахло рвотой и пивом, стоял густой табачный дым. Бабушка не выдержала и стала звонить в милицию. Увидев это, отец вскочил с ножом, обрезал телефон и стал гоняться за ней, угрожая этим ножом.
— Ах ты, старая пакостница, опять решила
сдать меня ментам. Я тебе сейчас устрою, —
орал он.
Бабушка убегала от сына, кружась вокруг стола. Руля испуганно лежал под кроватью и думал: «Как тут осознать, что мир иллюзорен».
Наконец все понемногу угомонилось и легли спать. Руля приютился на своем матрасике возле балконной двери. Он ее приоткрыл, чтобы подышать холодным свежим воздухом хотя бы ночью. Во сне он увидел, что его преследуют Солома с друганами. Они долго гонялись за ним по школе, пока он наконец не проснулся от того, что отец посреди ночи разбушевался. Он включал свет и поднимал бабушку с постели, требовал деньги на выпивку. Алкаши тоже проснулись, стали курить, ходить по комнате.
Ворочаясь, молодой йог не мог заснуть. Он подумал: «Так вот он — ответ. Во сне я видел Солому, и мне он казался вполне реальным, теперь бушует отец, но, может, это тоже сон. Когда я засну, я забуду об отце и обо всем остальном, а когда я умру, то и жизнь и сон тоже покажутся мне нереальной иллюзией».
Потихоньку взяв ручку и тетрадь, он записал следующий стих «Верный
взгляд».
Царство божие ищу
Иль шагаю к коммунизму,
Богу славу возвещу
Иль отрину в атеизме.
В позе лотоса сижу
Или, развалясь по пьяни,
Янтры древние гляжу
Или клип в телеэкране.
Созерцаю божество
Иль развязную красотку,
То ль хоралов торжество,
То ли хрипло дерут глотку.
То, что отрицаешь ты,
Избежать того не сможешь.
То нелепые мечты —
Себя ими уничтожишь.
Идя утром в школу, Рулон свернул и зашел в находящуюся неподалеку школу для дебилов. Зайдя туда, он увидел, как вдоль стены, держась за специальный поручень, идут уроды с перекошенной физиономией и бегущей из полуоткрытого рта слюной. Их головы тряслись, язык был высунут, а глаза смотрели в разные стороны. У одного была непропорционально большая голова, у другого, наоборот, очень маленькая. Какой-то парень сидел на корточках посреди коридора. Он глупо, по-ослиному заорал и стал прыгать, как лягушка. Другой стоял в углу и онанировал. По коридору ходили учителя, чем-то тоже похожие на дебилов, и загоняли их в классы. Увидев Рулона, они стали его выгонять.
— Я тоже хочу здесь учиться, — сказал он.
Но они не послушали его и выгнали.
«Какая же это веселая школа, прямо как детский сад, — подумал он. — Если бы не Марианна, то я обязательно бы пошел сюда учиться. Если я буду дураком, у меня не сформируется ложная тяжеловесная личность, как у всех взрослых придурков, слишком важных, отождествленных с образом себя, эгоистичных. Таким очень трудно в жизни, они не могут воспринять ничего нового. Они уже мертвые и, как автоматы, бессмысленно движутся по заведомо известной программе», — думал Рулон, идя в свою школу.
Он вспомнил, как они однажды с пацанами подсматривали в окно дискотеки в дебильной школе. Дураки идиотски вытанцовывали, неуклюже двигая своими искаженными телами. Некоторые из них начинали танцевать вместе. Их головы и руки тряслись, рожи бессмысленно улыбались, многие плясали с открытым ртом и вывалившимся языком. Пацаны долго хохотали. Рулон чуть не обоссался от радости. Beселье было неописуемое.
После этого Рулон долго еще, подражая уродам, танцевал дома идиотический танец, который позволял ему по-другому взглянуть на мир. Это истинное видение давало свободу и раскрепощенность. Больше не нужно было беспокоиться, кто и что о тебе подумает, скажет. Можно было вести себя легко и естественно.
Придя в класс, он поделился своими мыслями с Марианной. Она радостно слушала его и весело смеялась.
— Ну, сволочь, поздравляю, — сказала ему она, — ты интуитивно почувствовал, что тебе на самом деле нужно. Только если ты врубишься в то, что ты полный дурак, у тебя будет шанс пересмотреть и изменить все свои представления. Вот твой брат Сергей дурак дураком, но думает, что он умный, и поэтому держится за каждую идиотскую мысль, которая пришла ему в голову. Если бы он понял, что он дурак, то тогда бы перестал так серьезно относиться ко всей той мешанине, которая копошится в его набитой отрубями тыкве, и он смог бы тогда свернуть с порочной колеи своего ложного восприятия. Понял бы, свинья, что в армии вовсе не станет суперменом, и смог бы избежать двухлетних мучений. Но, пока он думает, что он умный, он не сможет измениться, а только добавит что-то к своему говну. Но ложкой меда бочку дегтя не испортишь. Сперва нужно все вытряхнуть из башки, чтобы потом набить ее чем-то лучшим.
Рулон вспомнил детские сказки про Ивана-дурака, которые ему читала бабушка, и подумал, что не случайно его дураком назвали. Видно, только тот, кто понял, что он дурак, может по-настоящему стать умным, а главное — свободным от серьезного отношения ко всем своим мыслям и чувствам.
Тараканий Бог
Утром Рулон, как всегда, побежал в школу, шлепая по лужам в своих говнотопах. Подбежав к большой грязной яме, через которую была перекинута доска, он стал перебираться через нее, но на другой стороне вдруг появился Буля.
— Куда вперед старших лезешь? — заорал он и толкнул Рулона в грязь.
Оказавшиеся поблизости пацаны, так же, как и Рулон, идущие в школу, гадко захохотали.
— Грязь упала в грязь! — прокомментировал Буля.
Жмых, еще один хулиган из старшего класса, глядя на Рулона, вылезающего из грязи, участливо спросил:
— Ну как, грязевые ванны помогают от радикулита?
— Не знаю, — промямлил Руля, отряхиваясь от облепившей его глины и направляясь назад домой.
— Куда пошел? — заорал взбешенный Буля, — А ну, давай иди в школу, тебе же учиться нужно!
— Да я же грязный, — стал оправдываться Рулон, показывая на свой костюм.
— Ничего! Ты же слышал, что завещал великий Ленин? Учиться, учиться и еще раз учиться! — поучающе сказал Буля и пинками погнал его в школу.
Жмых тоже присоединился к нему, добавляя пинковой тяги. Пацаны, увидев Рулона в таком виде, весело забалдели. Буля начал незаметно курить, пряча папиросу в кулаке и показывая Рулона всем у входа в школу. В перерывах между затяжками он дул дымом на лицo Рулона. От едкого запаха у того начали слезиться глаза, и он закашлялся. Это вызвало бурю глумливой радости у Були и других собравшихся там хулиганов, дожидающихся начала урока. Рулон запуганно стоял весь в напряжении, не зная, что предпримут они дальше и когда же это все кончится. Страх и дискомфорт сдавливали его грудь и подкатывали к горлу.
Тут он как бы проснулся и подумал: «Что же происходит? Ситуация полностью деморализовала меня. Ведь ничего страшного не случилось. Руки, ноги целы.
Значит, я должен попытаться стать спокойным и радостным. Нужно отделаться от этого отождествления со страхом, с неудобством от того, что меня оценивают
люди».
И он представил, как бы на его месте поступили кот, дерево или камень, брошенный в грязь. «Наверное, они меньше бы нервничали, меньше думали о мнении окружающих людей. Я стал бы свободным от их нелепого мнения, которое делает меня рабом их идиотских понятий», — подумал так Рулон и стал глубже дышать, чтобы немного расслабиться.
— Что засопел? — глумливо сказал Буля. — Давай будешь теперь у нас пепельницей.
И он засунул ему бычок за шиворот, придавливая там его ладонью, чтобы лучше обжигал тело. Почувствовав жар, Рулон закричал от боли.
— Что заверещал? — спросил Буля. — Терпи дурак, атаманом все равно не будешь.
Другие хулиганы тоже засунули ему бычки, кто в карман, кто за пазуху, и пошли на урок. Рулон судорожно запрыгал, вытаскивая бычки из прожженных карманов и вытряхивая их из рубашки.
Переодевшись дома, он снова поплелся в школу и только тогда снова вспомнил себя, подумав: «Что же я делаю? Снова уснул, забыл, что нужно перестать быть отождествленным и переживать всякую ересь».
Зайдя в класс, Рулон сел рядом с Марианной. Он рассказал ей обо всем, что с ним приключилось. Марианна радостно смеялась, слушая о том, как глумился над ним Буля.
— Если бы не мать, никогда бы я не пошел в школу, — сказал Рулон. — Это она и проклятое общество сделали меня дураком, а теперь заставляют ходить в школу и мучиться.
— Ничего. Главное — используй свои мучения для роста, для развития, тогда они принесут пользу, — сказала Мэри. — Старайся все в жизни использовать, иначе жизнь использует тебя, как туалетную бумагу, подотрет тобой свою грязную вонючую жопу. А насчет матери ты верно заметил. Вот видишь, на твоей руке линия жизни начинается цепочкой, а затем идет ровно и гладко. Это значит трудное детство. Но когда-нибудь ты станешь самостоятельным и направишь свою жизнь сам, тогда тебе будет хорошо.
— А если бы было наоборот? — спросил Рулон.
— Значит, ты бы был маменькиным сынком, который, попав во взрослую
жизнь, растерялся бы и закончил бы ее на помойке,
— Значит, мое будущее все уже известно? — удивился он.
— Только ты не знаешь его, — засмеялась Марианна. — Но твои руки, ноги, твоя рожа все о тебе уже давно знают.
— Неужели все так фатально и ничего нельзя изменить? — спросил Рулон.
— Изменить можно, но это может не каждый, — с коварной улыбкой сказала Марианна. — Во-первых, нужно знать, что можно вообще что-то изменить. Не то, чтобы вместо дачи купить машину или еще как-то поменять шило на мыло, но измениться внутренне. Затем нужно знать как, но и это еще не все. Главное — где мы возьмем силу и волю, чтобы измениться. Ведь для этого нужно делать большое усилие, а ты не можешь даже заставить себя каждый день делать зарядку, — расхохоталась она.
— Что же делать? — озабоченно спросил собеседник.
— Нужно либо развивать волю, либо отдаться в руки того, кто сможет тебя изменить. Вот ты тоже безволен. Отдашься в мои руки? — заговорщически спросила Марианна.
— Я? — промямлил Рулон. — Я хотел бы попробовать, — еще толком не понимая, о чем идет речь, пробубнил он.
— Проверим тебя, — сказала она с лучезарной улыбкой.
Шел урок. Училка что-то корябала на доске мелом. Через щель в двери стал проникать едкий густой дым.
— Пожар! Пожар! — заорал кто-то в коридоре.
Все ученики, как по команде, вскочили и бросились из класса. Училка выбежала вслед за ними. Марианна спокойно развалилась на стуле и расхохоталась.
— Быстро они понтанулись, — сказала она. — Это просто дымовушку в коридоре зажгли. Давай поплотней закрой дверь и открой окна, — скомандовала она Рулону.
Он сразу же бросился исполнять ее приказания.
— В коридор я с быдлом ломиться не буду, а то там дым да суета, но все не по делу.
— А что ты вчера не была в школе? — спросил ее Рулон, снова садясь за парту. — Ты болела?
— Болела? — усмехнулась она. — Просто
переживала аспекты. Я тут бабам из старших
классов свою использованную косметичку двинула, а они только позже разобрались, что ее там кот наплакал. И вот эти суки собрались меня
проучить, а я отсиделась дома. А теперь они мне уже ничего не сделают, а вот с завтрашнего дня я их по одной выловлю и отпизжу, чтобы неповадно было им на меня батон крошить, — злобно сказала она.
— А что такое аспекты? — недоуменно спросил Рулон.
— Эх ты, темнота. Даже астрологию не знаешь. А я тут как-то была на тусовке хиппарей и мистиков. Так вот, туда приперся из Новосибирска какой-то ученик Гуру Сотидананданы. И он базарил об астропланетарном каратэ. Он объяснил, что, когда планеты нам не благоприятствуют, лучше отсиживаться, когда они ни за, ни против, можно гулять себе спокойненько, а вот когда они за нас, то нужно активно действовать и наносить удар по врагу.
Заслушавшись, Рулон даже не заметил, как в класс завалила училка.
— А вы что здесь сидите? Окна все пораспахивали! — заорала она.
— А мы учиться хотим, — сказала Марианна, — а окна нас учили открывать при пожаре на уроке домоводства.
Училка не нашлась, что возразить. Урок был сорван.
— Немедленно закрывайте окна и идите на следующий урок, — заорала она.
Марианна встала и вышла из класса. Рулон услужливо бросился закрывать окна и последовал за ней. Догоняя свою наставницу, он увидел, что у туалета собираются старшеклассницы, поджидая ее. Она гордо и независимо прошла мимо них, но они так и не решились что-либо предпринять.
«По-видимому, астрокаратэ работает», — решил Рулон и догнал Марианну.
— Научи меня еще астрокаратэ, может, меня тогда тоже в школе пиздить не будут.
— Ишь, растащило, — ответила она. — Ты продал то, что я тебе дала?
— Нет, еще не все, — виновато сказал ее дружок.
— Вот как на пару сотен наторгуешь, так научу тебя, уж так и быть. У меня тут еще есть книжка, но поторопись, а то я еще одному холую ее обещала. Он тоже торгует в 15-й школе. Я тут расширяюсь, перехожу на большой масштаб, со
школьного на общешкольный. Только так, привлекая в дело больше помощников и выходя на больший масштаб, можно добиться успеха.
Они вышли из школы и пошли по улице.
— Ну что, пойдешь ко мне? — с загадочной улыбкой спросила его Марианна. — Я научу тебя кое-чему.
Думая, что она еще что-то скажет ему об астрокаратэ, Рулон радостно согласился.
— Я вот что-то никак не могу порнографические карты Губеню толкнуть, он все колеблется, — пожаловался юный спекулянт.
— Колеблется? — усмехнулась Мэри. — А ты поколдуй.
— А как это? — спросил он.
— Ты же знаешь, что мир един и все взаимосвязанно, — загадочно начала пояснения его подружка. — Вот если ты о ком-то думаешь, то этот человек тоже невольно тебя начинает вспоминать, а если ты будешь думать о нем с искренней любовью, то и он тоже будет невольно испытывать к тебе хорошие чувства. Если ты будешь с большой силой в это время что-то ему внушать, то эти мысли он начнет усваивать и следовать им. Только сильно, значит, эмоционально, а не то, что ты будешь громко орать, как осел. Понял?
— Да, — бессмысленно ответил он.
— Так вот, мой милый, ты должен действовать как бы из тела, а не из головы, т.е. энергия воздействия, твои эмоции должны радировать из тела, как из радиостанции, направляй их на человека, и эта Сила будет его склонять к какому-то действию, мыслям или отношениям. И если ритуал удастся, то ты ощутишь чувство силы, уверенности, решимости — это для тебя будет знаком, — сказала она, открывая дверь ключом.
— Вот заходи, подожди меня. Я сейчас приду, — сказала Mapиaнна и удалилась, оставив его в одиночестве. Через некоторое время она вернулась уже в эротическом наряде.
— Ну, что будем делать? — спросила она Рулона, грациозно подойдя к нему, и расхохоталась, увидев его недоуменную физиономию. — Ну ладно, буду учить тебя массажу, — ласково сказала она. — Ты умеешь делать массаж?
— Никогда раньше не делал, — ответил он.
— Ну ничего, делай как можешь, войди в контакт, пусть тебе Махатмы подскажут, — и разлеглась на тахте.
Рулон подсел к ней и стал делать что-то, похожее на массаж. Он смотрел на грациозную спину Марианны, ее талию, ее соблазнительные женские прелести, чувствовал руками ее прекрасную нежную кожу, и от этого в его теле стало пробуждаться сильное влечение к ней. Он стал ощущать ее женскую энергию, и от этого моча ебанула ему в голову. Как пьяный, он стал одуренно гладить ее тело, стремясь добраться до интимных мест.
— Ax ты, проклятый маньяк! — заорала Марианна, резко вскочив и врезав ему пощечину. — Это массаж, по-твоему?
— Да я что-то не знаю, что происходит, — бессмысленно бормотал Рулон, поднимаясь с дивана, его член стоял штопором из штанов.
— Не понимаешь, проклятый ублюдок? — разозлилась Марианна, врезав ему по яйцам.
От этого удара Рулон загнулся и запрыгал.
— И это йог, еб твою душу мать, — орала она, — научись сперва себя контролировать, говнюк, а потом будешь себя мнить кем-то, мудозвон. А теперь давай убирайся отсюда, рвань поросячья, — бесилась она.
Удар по яйцам немного отрезвил его. Еще слегка загибаясь, Руля выперся из ее дома и поплелся восвояси, переживая, что не мог справиться с собой и поддался действию слепого инстинкта. Ему немного было обидно, что Марианна отлупила его, но он понимал, что только такое отношение может ему помочь победить себя.
Однако, когда боль в яйцах утихла, Рулону в башку полезли всякие мысли и образы о Марианне, ее пышных грудях и стройных ножках. Придя домой, он взял порнографические карты и стал их разглядывать, все вспоминая о недавнем массаже. Хер снова встал торчком, и ему захотелось заняться рукоблудством. Он уже потянулся к своему корню, как вдруг вспомнил то, что он хотел стать монахом и идти религиозным путем. Он отбросил карты и стал бешено танцевать, бить руками в воздух, чтобы перевести дурную энергию на физический план.
— Какой же я робот, — подумал он. — Стоило нажать на кнопку, и я задергался. Нет, не буду рабом всей этой вмонтированной в меня природой программы. Природа, мать ее, хочет продолжить себя, побуждает меня размножаться, впрыскивает мне в кровь свой гормон, делая меня дураком.
— Н-н-нет! — неистово кружась, закричал Рулон. — Не удастся манипулировать мной, я стану свободным!
Его буйство прекратила мамаша, отправив оболтуса к своему племяннику Гене передать банки с вареньем и огурцами. Нагруженный поклажей, Рулон поплелся к двоюродному брату в дом, где он жил со своей женой и тещей. По дороге он сверлил взглядом затылки прохожих, направляя на них свое внимание. И действительно, хотя они и не могли видеть его, некоторые из них начинали нервничать, а кое-кто даже непроизвольно оборачивался в его сторону.
Однако он скоро отвлекся и забыл о своей практике. Снова перед его мысленным взором предстала полуобнаженная королева его грез. В воображении поплыли порнографические сцены. Только через полчаса он очнулся, осознав, что инстинкт снова играет с ним свою злую шутку.
Придя к Гене, Рулон увидел унылую картину. Его жена, Наташа, которая еще каких-нибудь года два назад была красавицей и со всеми мило общалась, теперь превратилась в фурию, похожую на свою мать. Она возилась по хозяйству в старом халате и шлепанцах. После родов она стала безобразной. Перестала следить за собой, потолстела, половина волос выпала, на ногах был варикоз.
«На хрена нужны все эти дети, — подумал он, — если после родов человек превращается в такого урода? Внушили себе мыши дурость и следуют тупым установкам».
Гена тоже был не лучше. Весь мрачный, высосанный. А раньше он был таким живым, активным, веселым, рассказывал анекдоты и смешные истории. «А теперь кем он стал? Нет, я не хочу мучиться, гнить в семейке, — подумал Рулон. — Как же опасен инстинкт размножения, силу которого я испытал на себе сегодня. Какое счастье, что Мэри вовремя дала мне по яйцам, чтобы я одумался и не был безвольным придурком. Вот что делает людей такими ослами, и они все еще это оправдывают и даже обожествляют, как наркоман свой кайф. Свиньи. Нет, я буду над собой работать, чтобы не быть таким, как все».
По старой привычке братья сели поиграть в шахматы, но Гена был скучный и все время отвлекался на жену и ребенка. Играть с ним было неинтересно. Разглядывая шахматы с эзотерической точки зрения, Руля увидел, что король представляет наше эго, всего боящееся, уязвленное, которое все время нужно прятать и прикрывать. И хотя король на самом деле не лучше пешки, но мнит себя Наполеоном. Пешки представляли собой слабые качества человека, которые в своем продвижении и прохождении всех испытаний могли стать фигурой. Фигуры же были сильными качествами человека: ферзь — воля, самая сильная сторона человека, конь представлял собой хитрый ум, ладья — трудолюбие, физическую силу, выносливость, терпение, слон на белых полях — сильные эмоции, положительные. А отрицательные — слон на черных. Сама игра представляла собой взаимодействие двух людей или каких-либо структур, где один пытается загнать в угол другого.
Кое-как доиграв партию, Рулон сел с Гениной дочкой Машей. Пока брат чем-то занимался по хозяйству, он решил рассказать Маше сказку и начал придумывать, что бы ей рассказать. Увидев на стене таракана, он начал с него.
— Жил-был на свете вездесущий, всемогущий и всеведающий таракан, который создал силой своего воображения Вселенную. Он создал в этой Вселенной много тараканов по своему образу и подобию, но этим тараканам что-то не зажилось в этой Вселенной, — сказал Рулон, прихлопнув ползущего по стене таракана книжкой, — и стали эти тараканы молиться сотворившему их таракану, чтобы он сделал так, чтобы дважды два стало пять или десять, или еще черт знает сколько. Видя их проблему, первотаракан послал к ним сына своего единородного, чтоб он объяснил им, что все происходящее есть только иллюзия и расстраиваться нечего. Но тараканы не хотели верить ему. Они так отождествились со своим воображением, что считали и его реальным. Разбесившись, что таракан-спаситель лишает их последних иллюзий, они
его распяли и продолжали роптать на сотворившего их всемогущего, вездесущего и всеведающего таракана...
Отправившись от Гены домой, балбес в троллейбусе вглядывался в серые лица людей. Он отключил мысли и пытался перестать думать. Вместо думанья он решил созерцать происходящее. Внезапно он увидел их мысли. Каждый мнил себя самым-самым, особенно самые тупые, и даже тот урод, который ходил по салону, прося милостыню. И все они ждали, что кто-то подтвердит их величие. Рулон подумал, что и он недалеко от них ушел.
Взглянув в окно и увидев в нем отражение своей глупой рожи, он мысленно сказал себе: «Я велик, могущественен и прекрасен!» — глумливо улыбнувшись при этом.
«Вот как просто. Скажу это сам, никого не дожидаясь», — решил он.
Руля сказал себе это еще раз, прочувствовав, как при этом расправились его ссутулившиеся плечи. Голова перестала вжиматься в плечи, грудь наполнилась воздухом. Он почувствовал себя сильней и уверенней.
«Вот, значит, зачем они ждут похвалы, — подумал он, ощутив приподнятое настроение. — Ну что, я не лох и сам могу войти в это состояние. Я же йог и сам буду управлять собой, даже если меня будут ругать. Я больше не буду зачмориваться, а буду входить в сильное наполненное состояние».
С этими мыслями он вышел на своей остановке и поперся домой, вспомнив по дороге о Марианне и астрокаратэ. Он очень сильно захотел получить от нее эту книжку. «Ебсель-мобсель, — подумал он, — нужно что-то делать, чтобы заработать деньги».
Он вспомнил тупую рожу Губеня. «Когда же эта свинья решит купить карты? — подумал Рулон. — Черт, я сосем забыл про колдовство!»
Он настроился на Губеня. В груди он почувствовал какую-то преграду. «Глухо, твою мать. Не хочет, сука, покупать, — выругался он, прощупав его по астралу. — Ничего, сделаю ему!»
Руля получше настроился и, вспомнив все самое лучшее о Губене, что он знал о нем, почувствовал к нему хорошее расположение. Направив на него благожелательное состояние, он стал внушать ему, как хорошо будет, если он купит эти карты. Он вспомнил Марианну, свой массаж и спроецировал это сильное переживание на эти карты так, что ему захотелось их оставить себе. Но вовремя опомнившись, он, сделав магический пас, с выдохом послал это состояние Губеню. В сердце появилось состояние уверенности.
«Значит, теперь Губень купит карты», — ощутил Рулон, прощупав его по астралу. «Проверим», — решил он и тут же упал на землю, пизданувшись в темноте рожей о выпирающий из стены металлический ящик.
«Ё-моё! — воскликнул Рулон, потирая шишку на лбу. — Вот кто я на самом деле, слепой крот, — подумал он. — Разыгрался тут в мага, а сам перед носом у себя ни хрена не вижу».
Завалив домой, Руля звякнул Губеню.
— Hу что, картишки будешь брать, а то тут еще один хмырь спрашивал их
у меня?
— Ты не продавай их ему, я возьму, — затараторил Губень.
— Hу хорошо, только давай утром я к тебе зайду, а то тому я уже обещал отдать.
— Да-да, заходи, — продолжал тараторить Губень.
Рулон положил трубку и стал злорадно потирать руки.
«Удалось колдовство», — подумал он, представляя, как он теперь получит деньги и Марианна даст ему книгу.
На радостях он написал стих о ней, передавая в нем все свое восхищение и чувства к ней.
В ночном небе воссиянье
Созерцаю дальних звезд,
Ветру я шепчу посланье
Королеве моих грез.
Словно роз благоуханье,
Будто дивный аромат,
Мне приносит упованье
Очей черных томный взгляд.
Туалетная пратьяхара
Утром Рулон завалил к Губеню, продал ему картинки и запрятал деньги в потайной карман, который он сам устроил себе в брюках, подпоров их на поясе. В карман для виду положил несколько копеек, чтоб при шмоне, найдя их, хулиганы успокоились и отъеблись. В школу удалось зайти без приключений.
Зайдя в класс, он сел с Марианной. Она встретила его холодно, даже не обратив на него своего внимания.
— Я тут деньги тебе принес, — нерешительно сказал Рулон.
Марианна слегка повернула голову, искоса взглянув на него.
— Ну и что? Давай выкладывай! — скомандовала она, снисходительно улыбнувшись.
Руля выковырнул из своего кармана хрустящие бумажки и подал ей.
— Это я с помощью магии сделал, — рассказал он ей вчерашнюю историю.
Марианна, выслушав это, самодовольно посмотрела на него.
— Теперь ты понимаешь, чего можешь достичь благодаря мне? Но если ты хочешь, чтобы я и дальше учила тебя, ты должен беспрекословно повиноваться, — властно закончила она.
— Да, я согласен, — почтительно посмотрев на нее, сказал он. — Но больше всего я благодарен тебе за то, что ты вчера дала мне по яйцам.
И он рассказал, как был у Гены и что он там осознал. Марианна радостно смеялась, слушая его рассказ.
— Теперь ты понимаешь, — сказала она, — что ты должен бороться с сексом в твоей тупой башке и не давать себе ни о чем мечтать. Даже онанизм не так страшен по сравнению с тем, что происходило в твоей тупой тыкве. Все эти мечты и чувствишки — самое опасное зло. Онанизм мог ослабить тебя, а вот мечты о херне могут сделать тебя полным дураком, и ты вляпаешься в говно так же, как и твой брательник Гена. Так что поменьше мечтай, побольше реально что-то делай, мой милый. А о тараканах ты здорово распизделся. Ты можешь основать новую тараканью веру, — сказала она. — Но на самом деле ты зря так о тараканах. Они все же не так глупы, как люди. И зря мечтать не будут о всякой ереси.
Училка что-то болтала о теории вероятности, предлагая всем приводить свои примеры. Лукаша сказал:
— А вот, знаете, по рельсам навстречу друг другу ехали два поезда, и они не встретились.
Преподка изумилась, не понимая, что ее подкалывают. Стала называть всякие всевозможные версии ответа и даже приплела другие измерения.
— А вот и нет, — заявил Лукаша.
— И есть ответ? — изумленно спросила училка.
— Конечно, есть, — глумливо ответил Лукаша. — Ну что, сдаетесь?
— Сдаюсь, — сказала училка.
— Значит, не судьба! — произнес он ответ.
Класс покатился со смеху. Просмеявшись, Рулон прочел Марианне стих, который он сочинил для нее вчера. Лукаво улыбаясь, она выслушала его.
— Ну вот, уже лучше проявил сексуальную энергию, направил ее на творчество. Но я еще проверю, насколько ты все понял, — коварно посмотрев на него, произнесла она.
От этого взгляда Рулон поежился.
Урок продолжался. На перемене Мэри болтала с Ложкиным и другими парнями. Рулон поймал себя на том, что стал ревниво относиться к ее общению с другими. «Вот какой еще крокодил сидит во мне», — подумал он. Она, по-видимому, тоже заметила в нем эту слабость и на уроке стала специально рассказывать ему, с кем она теперь хочет трахаться и кто ей нравится больше. Рулон опять уснул и стал болезненно реагировать на все эти образы.
— Ну что, отождествился, гондон? — осекла она его болезненное состояние.
— Да, вот что-то я стал эгоистичен, — залепетал Руля.
— Вот она, твоя гниль, вся повылезала. Пока ты будешь таким, я больше не позволю тебе массировать меня, — презрительно бросила она.
— Что же мне делать? — спросил Руля.
— Знаешь, как триппер лечат? Сперва делают провокацию, а затем уже искореняют эту гадость. Вот и твой триппер весь повылезал вчера. Теперь прекращай к нему прислушиваться. Прими решение и следуй ему. Нечего потакать всему тому дерьму, которое сидит в тебе. Будь жестче и безжалостнее к себе, своей лени, похоти, самосожалению. Только так ты справишься с ними. Понял, лоботряс?
— Да, я буду стараться не быть такой тупой машиной, как я есть, теперь буду исправляться.
На следующей перемене Рулона поймал Солома с корешами.
— Ну что, свинья, попался? — обрадовался он.
Внутри у Рулона все сжалось от страха. Солома взял карандаш, вставил ему между пальцев и стал их сжимать, вглядываясь с сатанинским наслаждением в его лицо, наблюдая, как Рулон от боли корчится. Тут к кодле подвалил Жмых. Увидев представление, он заорал:
— Пацаны, я тут фильм видел, там мужику на башку целлофановый пакет надевали. Он уморно корчился. Давайте Рулону наденем. У меня тут есть грязный пакет от кильки.
Идея понравилась. Дружки покрепче схватили Рулона, а пьяный Солома напялил ему на башку мешок, зажав его у горла. Через несколько секунд Рулон стал задыхаться. Мешок то раздувался, то сдувался от его дыхания. Его охватил дикий ужас и муки удушья. Он стал изо всех сил вырываться от своих притеснителей, но они крепко держали его. Он попытался зубами схватить и прокусить мешок, но и это не получилось. Задыхаясь, он дико завыл. Солома снял мешок. Весь взмокший от испарины, красный как рак, Рулон тяжело дышал, стараясь отдышаться, но не успел он прийти в себя, как вдруг Солома снова надел на него мешок и, придавив его подбородком, чтобы он не орал, глядел через мутный целлофан на его мучения, гадко улыбаясь при этом. Рулон снова стал вырываться, выть, его глаза бешено завращались, но Солома держал его крепко. Он стал ослабевать от мучений удушья и потерял сознание. Его тело безвольно обвисло, как мешок, в ушах зашумело.
Рулон ощутил, что он поднимается как будто вверх, и внезапно обнаружил себя висящим под потолком, смотрящим на всю эту сцену со стороны. Испуганные хулиганы пытались привести в чувство его безжизненное тело. Он видел их, видел сквозь стены. Было ощущение, что он видит не глазами, а как будто всем телом. Присмотревшись, он увидел какое-то свечение вокруг всех предметов, которое окружало их как сфера или яйцо. Это свечение двигалось и текло. Он увидел, как все вокруг течет, текли и двигались даже стены. Как будто все было сделано из какой-то жидкости. Внезапно он увидел, что жидкость, из которой состоит школа, находится как бы в каком-то каркасе. И он понял, что этот каркас был замыслом архитектора, построившего школу. Вскоре он сам стал растворяться в этой жидкости, как будто вливался в какой-то окружающий океан. В нем он почувствовал большое блаженство. Но внезапно его стало втягивать в какой-то туннель, и он обнаружил себя снова в своем теле, лежащим на полу школы. Хулиганы разбежались, оставив его одного, заметив приближавшуюся училку.
Она подошла к Рулону и спросила, что происходит. Кое-как придя в себя, он промямлил, что ему что-то стало плохо. Придя в класс, он рассказал Марианне, что приключилось с ним на перемене. Марианна радостно смеялась, особенно когда Рулон рассказал, как Солома изучающе смотрел на него через мешок, как будто он был жуком, в которого он медленно вводит раскаленную иголку.
— Видишь, — сказала Марианна, — ты не можешь прожить без воздуха, ты не отделен от Вселенной, ты во всем связан с нею, поэтому не ревнуй, не тяни на себя одеяло, не будь эгоистом, а то мне тоже придется тебя слегка придушить. Всасываешь?
— Да. Теперь я лучше осознал свое единство с этим миром, — ответил он.
— Помни, ты должен быть не эгоистом, а служителем. Если ты будешь служить чему-то великому, то и сам станешь больше. А если ты хочешь чем-то владеть, то будешь владеть только дерьмом, так как владеть ты можешь только тем, что хуже тебя, но только не мной. Сечешь?
— Да. Я понимаю, что сам по себе я ничто, что я должен открыться чему-то высшему, чтобы стать чем-то.
— Стать чем-то, — передразнила его Марианна. — Не стать чем-то, а постепенно растворить себя в высшем, чтоб стать им. Понял?
— Да, я постараюсь отбросить эту идиотскую мысль о себе и своей отдельности от мира, — сказал Рулон. — Теперь я вижу, даже то, что меня душили, может мне помочь.
— Не даже это, а только так ты и можешь достичь чего-то, — уточнила Марианна. — Только путем испытаний, трудностей и усилий можно достичь свободы в этом мире.
После школы они вместе пошли домой. Рулон рассказал Марианне, что его мамаша уехала в командировку и вернется только через неделю.
— Так может пойдем к тебе? — намекнула Мэри. — Ты будешь учиться делать мне массаж. В тот раз у тебя уже неплохо стало получаться.
Рулон одновременно испугался и обрадовался, что можно будет снова быть так близко с ней, ощутить ее нежное упругое тело. Она заметила его настроение и коварно улыбнулась.
Придя домой к Рулону, Марианна пошла в ванную, и пока он готовил чай, она разделась и вышла к нему обнаженной. От неожиданности этой сцены Рулон полностью обалдел и изумленно смотрел на нее.
— Ну что, ты готов делать массаж? — спросила она, томно улыбаясь.
— Да, — пробормотал он, выронив от удивления ложку.
— Но помнишь, в прошлый раз ты не смог контролировать себя. Может, не стоит тебе и браться за это дело, — сказала она, потягиваясь своим прекрасным телом.
Обуреваемый вожделением, Рулон затараторил:
— Да, конечно, я готов, я полностью контролирую себя, — болтал он, не отдавая себе отчета, что же именно он говорит.
Увидев все это, Mapианна ухмыльнулась.
— Ну хорошо, тогда зайди ненадолго в туалет, — сказала она.
— Зачем? — бессмысленно спросил Руля.
— Заходи, потом узнаешь, — ответила она.
Заведя его в туалет, Марианна закрыла его там и выключила свет.
— Вот теперь, мой милый, посиди-ка здесь, пока твоя любимая мама не-
приедет.
— ой, открой меня, открой, — захныкал Рулон.
— Нечего было тебе оскорблять меня ложью. Будешь знать теперь, как плохо быть похотливой скотиной, — закричала она.
Рулон еще долго скулил и стучал в
дверь, но ответа не было. Скоро он услышал, как захлопнулась входная дверь, и понял, что Марианна ушла. От безвыходности своего положения он истошно заорал и стал молотить в дверь, стараясь ее выбить, но дверь открывалась вовнутрь и выбить ее не получалось. Через неко-
торое время Рулон успокоился и обнаружил, что в туалете не так уж и плохо. Вода была в бачке, а на полу был коврик, на котором можно было спать и зани-
маться йогой. Он решил принять эту ситуацию и использовать ее для своего духовного роста.
— Раз уж так вышло, буду сидеть
здесь. Подготовлюсь к тому, что скоро я буду жить уже в пещерах. Там будут даже менее комфортные условия для ду-
ховных практик.
Рулон вообразил себя йогом, замурованным в специальном склепе, в который ему только изредка приносят еду, и он сам годами занимается созерцанием собственного пупа.
Целыми днями Рулон делал йогические практики, асаны, пранаямы, сосредоточивался на межбровье для открытия
третьего глаза. В туалете было темно и тихо. Было слышно только монотонное журчание воды в бачке. От этого отсутствия впечатлений чувства Рулона необычайно обострились, и он стал слышать какую-то музыку, голоса и видеть в темноте большие пятна разных цветов. Находясь там, он потерял счет времени, дней через пять он стал видеть какие-то существа, которые находились рядом с ним и входили и уходили от него через стены. Некоторые из них были похожи на зеленых инопланетян с рожками антенн на голове, другие — на зверолюдей, a третьи двигались как какие-то бесформенные медузы, как будто они плавали в аквариуме.
Вначале Рулон еще думал о Марианне, о массаже и ее обнаженном теле, но голодание уменьшило eго энергию, и ему стало спокойно. Голод тоже сперва пугал его, но потом прекратился и он. Ему стало легко и спокойно. Все больше и больше он вспоминал, как очутился под потолком, когда его душил Солома.
«Что же это было? Может, галлюцинации? Или я умирал? — подумал он. — Что же такое смерть? Почему мы не помним, что было с нами до того, как мы родились?» — стали пугать его вопросы, и он, сосредоточась на этом, стал делать быстрое дыхание, чтобы войти в пневмокатарсис. Внезапно он понял, что это дыхание нужно делать по-другому, и занялся этим. Очищенное голоданием тело быстро стало погружаться в эйфорию. Он услышал нарастающий гул в ушах и потерял сознание.
***
Он был стариком. Обессиленный, он лез на гору к пещере своего Учителя, Учителя, которого он отверг много лет назад, когда тот пришел в его маленькое царство, где он был раджой. Он сидел в окружении слуг и наложниц, слушая споры мудрецов и философов. Но вот пришел один. Он не был похож на всех остальных, спокойный, с седой бородой, океаном спокойствия и отрешенности в его неподвижном, немигающем взоре. Вместо высказывания каких-то новых концепций об Атмане, Брахмане и Дхарме он обратился ко всем.
— Вы долго тут занимаетесь мудрствованием, пытаясь объяснить этот мир, но это не может вам помочь. Поэтому не теряйте больше времени, отбросьте ум, и тогда все станет ясно. Пусть тот, кто устал от бремени своего ума, пойдет со мной, а я теперь направляюсь в Гималаи. И там, далеко от суеты, вы сможете попытаться сбросить эти оковы ваших мыслей и суждений, чтобы достичь слития, растворения со всей бесконечной
Вселенной и прекратить суету и страдания в этом мире.
Еще не раз он говорил с учителем
Нирманом. Хотя он и понимал, что это единственный путь, однако его привязанности к царству, к своим женам, наложницам и детям были столь сильны, что он так и не смог пойти с ним.
— Я образованный человек, —
оправдывал он себя, — и теперь в век
железных плугов и колесниц, когда цивилизация достигла высочайшего развития, больше нет необходимости куда-то идти. У нас есть храмы, и там мы можем молиться.
Часто, куря кальян, он видел астральных учителей, и это он использовал как еще один повод успокоить себя и со-
хранить свой эгоизм и мирские при-
вязанности. Учитель ушел, а он остался. Но как он ни успокаивал себя, что может заниматься медитацией, сам так eй и не занялся.
Началась война, и его царство было разрушено, слуги убиты, а жены и дочери отправлены в рабство. Чудом уцелев, он направился к Учителю, ведь случилось все то, о чем он предупреждал. Но поздно. Он уже стар и смертельно болен. Может, Учитель совершит чудо, вылечит и омолодит его, и он сможет достичь Просветления в этой жизни.
Он дополз до входа в пещеру и увидел Учителя. Тот, как всегда, сидел в медитативной позе. Старик раджа со слезами радости на глазах приблизился к
Учителю.
— Гуру Нирман, гуру Нирман! Я здесь, я пришел.
Но Учитель сидел неподвижно. Протерев свои подслеповатые глаза, раджа увидел, что Учитель мертв, что он так и умер в позе медитации, и его тело не сгнило, оно просто высохло.
С горькими рыданиями он упал на пол пещеры к ногам Учителя, осознав, что больше нет надежды достичь освобождения, что он уже однажды упустил свой шанс, который не повторяется дважды. Немного придя в себя от горя, он осмотрел пещеру Учителя, надеясь найти в ней хоть что-нибудь, что поможет ему. Не в силах уже ходить, он пополз по пещере и обнаружил в ней старинную книгу.
На ее обложке был изображен странный рисунок. Слегка облупившиеся краски отображали буйную тропическую растительность, и среди ее находилось пустое, не закрашенное место в виде темного силуэта, напоминающего человека в позе для медитации. «Что это значит? Человек, которого нет?» — подумал раджа, с трудом открыв книгу немеющими от слабости пальцами. Он увидел пустые листы. Вся книга состояла из пустых листов. «Что это? — подумал он. — Какая тут тайна? Теперь уже никогда мне не открыть ее».
Он обессилено упал на пол пещеры. Какая-то огромная чудовищная сила раздавливала его, и он понял, что умирает. Сила все больше раздавливала его, и он внезапно ощутил себя каплей в безбрежном океане без начала, конца и середины, каплей, которая каким-то чудом удерживала форму человека. И вот эта форма исчезла, и океан поглотил ее, и больше ничего не осталось от раджи, который так и не нашел путь спасения.
Весь в холодном поту Рулон очнулся. Он помнил все, что увидел, и осознал, чтo этo oн был этим раджой и упустил свой шанс.
«Учитель! Учитель! — стал молиться он. — Помоги мне. Пусть хоть в этой жизни я не оставлю тебя и достигну спасения. Да, все дело в том, что я болезненно вслушиваюсь во все свои чувствишки, думаю, что бы еще съесть, о чем бы помечтать, чтобы попереживать, прислушиваюсь ко всей вмонтированной в меня дребедени: инстинктам, желаниям и лени, — руководствуясь всем этим в жизни вместо того, чтобы внимать Божественной Силе или хотя бы своим решениям и перестать быть руководимым всем своим говном».
Еще с большим рвением и старанием Рулон стал заниматься йогой, стремясь во что бы то ни стало достичь вершин развития, все вспоминая свои недавние мистические переживания.
«Почему же, — думал он, — когда меня душил Солома, я пережил смерть одним образом. А вспомнив одну из своих прежних жизней и свою смерть там, я пережил умирание по-другому. Как же теперь мне снова найти своего Учителя?»
С этими мыслями он и заснул. Во сне он увидел горные вершины, покрытые снегом, и на одной из них в радужном сиянии сидел его Гуру.
— Учитель, Учитель! — закричал Рулон. — Вы поведете меня к освобож-
дению?
— Ты уже опоздал, — ответил он. — Я уже достиг махапаранирваны. Теперь тебе нужно найти нового Просветленного Гуру в физическом мире, так как астральный Гуру не может в этом помочь. Аум! — пропел он и растворился, превратившись в облако.
— Вставай, что ты тут делаешь, — услышал Рулон голос матери, которая только что приехала из командировки.
— Да надо мной ребята сегодня подшутили, — ответил ей лоботряс.
ЧАСТЬ 2. Школа для придурков
Буйство дебилов (PLUS)
— Ты шо, падла, деньги давать не будешь? — орал Ложкин на запуганного Рузая.
— А ну, давай сдавай какие все по доллару, сука.
— Давай, давай лучше сдавай, а то мы тебя целый месяц бить будем, — добавил Хмырь. — Пока должок не дашь, на счетчик поставим.
— А почему я должен вам доллар давать? — стал мямлить Рузай.
— А вот почему, — заорал Ложкин и поставил ему кайфушку. Рузай испуганно сжался.
— Ну чё, понял, понял, понял? — забесился Ложкин, размахивая здоровыми кулаками возле морды Рузая.
— А может, ещё ему врезать? — заявил Хмырь.
— Я дам, дам, — испуганно затараторил Рузай и стал судорожно вытаскивать из кармана деньги.
— А ну, вот то-то же, — завыл Хмырь, пряча себе карбованец в карман, — смотри, не выебывайся; если пожалуешься, то знай, нас много, найдется, кому тебе харю намылить, — поучал он, поигрывая ключами. Получив что нужно, кореша повалили восвояси. Пройдя по шумным коридорам школы, расталкивая всех на своем пути, они поднялись к актовому залу, в закуток на втором этаже, к пристройке, где на стуле, положив нога на ногу, сидела Марианна. Рядом с ней был Рулон, Куран и ещё несколько пацанов.
— Ну что, принесли добычу? — спросила она.
— Да, выбили тут у пары дураков, остальные раскошелились сами, — сказал Хмырь, подавая ей лавэ. Пересчитав деревянные, она отдала им половину.
— Штопор будет доволен вами.
Штопор был известный уголовник, державший в страхе весь микрорайон, орудуя там вместе со своей бандой. Марианна зналась с ним и теперь от его имени наводила порядок в школе.
— Давайте, так вы из пионеров станете настоящими рэкетирами, — подбодрила она хулиганов. Ложкин с Хмырем расплылись в улыбке. Мысль, что их действия одобряет авторитет, действовала на них благотворно.
— Ну что, башли-то ты принес? — обратилась она уже к другому пацану по кличке Джо, который был школьным сутенером и сдавал напрокат малолетних шмарофеток у себя на хате, а чаще просто в подвале.
— А чё это я буду вам их носить, — заявил он.
— Куран, объясни ему почему, — кивнула она здоровому пацану, который привел Джо на разборку.
— Вот почему, — сказал он, прижав лезвие ножа к его горлу. — Ну что, въехал теперь? — добавил он.
— Ему чё, по харе дать? — возмутился Ложкин, подходя к Джо.
— Да, я понимаю, — угрюмо сказал Джо, понимая, что начнётся, если он требухнется.
— Давай выкладывай бабки, — приказала Мэри. Джо достал лавэ, они пересчитали.
— Что-то мало притаранил, нужно ещё столовник. С завтрашнего дня ставим тебя на счётчик, если не принесешь, понял? — спросила она его жестко.
— Да, — безрадостно сказал он.
— И давай-ка, шмаровоз, повесели-ка ребят, подложи под них по девчонке.
Эта мысль особенно понравилась начинающим рэкетирам.
— Понял, понял? — злорадно закричали они.
Джо безрадостно кивнул.
— Но вот и славно, что ты покорился, — сказала Мэри, — а то бы трудно тебе пришлось, а теперь мы будем тебя защищать, — поучала она, отстегнув часть лавэ своим быкам. — А ты, Алхимик, что, принес свои барыши? — спросила она.
Алхимик был известным торговцем наркоты в школе, приучая к кайфу, который он часто изготавливал сам, пацанов и девчонок в подвалах. Алхимик охотно вынул деньги и угодливо подал их Марианне. Она недоверчиво взяла его барыш: что-то он больно легко расстается с лавэ, не хитрит ли, не задумал ли чего?
— Ты понял, что больше не должен торговать в школе шмотьем?
— Да, — уже менее угодливо ответил Алхимик.
— За базар отвечаешь? — строго спросила она.
— отвечаю, — промямлил он.
— Шмотьем буду торговать я. На дороге не стой! — бросила Мэри. — Ну лады, давайте расходиться. Да и еще Штопор одобрил бригадирство Сотки, так что он у вас за старшего.
Валерьян расплылся в довольной улыбке, готовый теперь по первому зову Мэри распиздярить ебальник любому.
— Свободны! — бросила Мэри. Пацаны пошли в школу, а она и Рулон еще остались на насиженном месте.
— Ну что, учимся жить, мой милый? — спросила его Мэри. Он кивнул.
— Давай теперь следи за Алхимиком, не приторговывает ли он шмотьем и кассетами. Это самая непыльная работа, поэтому мы ей займемся сами. Если даже нас застукают, то нам ничего не будет, а им за их дела могут и срок навешать, сечешь? Так что пусть просто платят мне дань и рискуют своей жопой.
— Я вот все думаю: разве хорошо, что мы как-то сопричастны с наркотой и борделем? Я где-то читал, что это тоже накручивает плохую карму.
— ох ты, Руля-святоша, — расхохоталась Марианна, — как раз наркота и проституция дают человеку хорошую карму.
— Как это? — ошарашенно спросил Рулон.
— А вот так. Наркоман, постигая иную реальность, перестает отождествляться с иллюзорными ценностями этого Мира. Многие из них становятся мистиками во многих религиях и шаманизме. Наркотики употребляли во время мистерий, в отличие от вина они считались священными.
— Но ведь наркотики сокращают жизнь, — не успокаивался Рулон.
— Много чего сокращает жизнь, лишает здоровья. Например, Павка Корчагин вредил своему здоровью, но его почему-то считают героем. Вредное производство сокращает жизнь, но тех, кто работает там, называют героями труда. Роды вредны для здоровья, но их никто не запретил. Бессмысленные войны уносят много жизней, но никто не прекратил войну в Афгане: там тоже герои. И выпуск ядерного оружия столько несет вреда, но это считают нормой. Просто все — общество, политики, генералы — не считают вредным этот героизм. Видишь ли, все, что мешает человеку батрачить на общество и срабатываться до костей, будь то алкоголь, наркотики, проституция, — это плохо, мол, здоровье и все такое. Сразу находят они оправдание своей политике. Но все это брехня, — ответила Мэри, — есть ведь много стран, у которых нет ядерного потенциала. И на них еще никто до сих пор не напал. Ты все еще веришь сплетням политиков, дурило, пора бы поумнеть и начать самому шевелить своим рогом.
— Я слышал, что наркоманы во время ломок могут совершить преступление, — не унимался Рулон.
— Могут, — ответила Мэри, — если бы наркотики продавали в аптеках, такого бы не было. Так что власти сами виноваты в их преступлениях, запрещая наркоту. На Западе кое-где уже продают кайф в аптеках, только у нас все тормозят. И еще власти должны учить людей колоться так, чтоб не было передозняка, чтоб не шырялись всякой чадостью. Пусть просвещают народ, сделав центры, где будут колоть наркоманов врачи, так будет лучше, чем это запрещать.
Мэри поднялась со своего стула и направилась в школу. Рул последовал за ней.
— А проституция тоже полезна? — спросил он.
— Как видишь, — ответила она. — Я сама начала очень рано пороться. Это помогло мне лучше познать жизнь. Настоящая шлюха, порющаяся с малолетства, гораздо лучше может выжить, чем мечтательная разумная мамочкина дочка, которая пьет уксус неразделенной любви, дурость! Если нужно, то шлюха может быстро найти путевого мужика, т.к. она за километр наметанным взглядом видит кто есть кто. Она может быстро окрутить его, стать для него желанной, т.к. знает как угодить, умеет бороться, подстраиваться, располагать к себе, а обычная дура только и может, что выяснять отношения да проклевывать темечко мужу.
— Почему ж тогда шалав осуждают? — недоумевал Рул.
— Все потому же, — ответила Мэри, — они, видишь ли, мешают размножению пушечного мяса и не повышают производительность труда, т.к. имеют вольные взгляды на жизнь. Но раньше их называли гетерами и уважали. Почитай об этом книгу «Таис Афинская».
Тут они подошли к классу, где проходил очередной урок, и заломились туда.
— Вы почему опоздали на урок? — напала на них училка.
— А мы долго аудиторию искали, — ответила Мэри.
— Быстро садитесь и записывайте тему.
Марианна вальяжно прошла и села на галерку. За ней поспешил и Рулон. Усевшись, она неспешно достала косметичку и начала наводить макияж.
— Ты, говорят, платишь Кириллу, чтоб он защищал тебя? — спросила она, разглядывая себя в зеркало.
— Да, я решил, пусть он будет моим телохранителем, — ответил Рул.
— Пусть он охраняет тебя, когда ты торгуешь или у тебя отбирают деньги, а так зря к нему не обращайся.
— А почему? — недоумевал Рулон.
— Потому что, когда тебе мылят харю или над тобой издеваются, ты можешь наиболее хорошо работать над собой, практиковать отрешенность, осознанность, работать с негативными эмоциями. К тому же унижение не дает тебе мечтать о себе, воображая себя суперменом или еще бог знает чем. Спускают тебя с небес на землю — делают реальней, так что если б тебя не долбили, то ты должен был бы платить, чтоб это делали, т.к. без стрессовых ситуаций прогресс идет крайне медленно.
— Не болтайте на уроке! — стала орать на них учила. — Чем вы там занимаетесь? Где ваши тетради? — бесилась она.
— А я дома тетрадь забыл, — заявил Руля. — У вас не найдется листка и ручки, чтоб я мог писать.
— Да я тебе влеплю двойку за четверть! — бесилась старая вобла, стуча указкой по парте.
— образы гоняет, — усмехнулась Марианна.
Рулон, который уже был готов испугаться угрозы, заулыбался, подумав: вот как нужен стресс, чтоб не в воображении, а реально работать со своим говном.
— Что ты улыбаешься? Я вот твоих родителей в школу вызову! Пусть лучше воспитывают тебя!
Рулон старался отследить действие нового образа и не поддаваться на провокацию, продолжая сохранять жизнерадостность. Бессмысленный урок продолжался.
— особенно радуйся, — продолжала Мэри, — если тебя будут обижать и унижать твою ложную личность. Всегда, когда тебя унижают, старайся смотреть на себя со стороны.
— Как это? — спросил Рул.
— Это значит, что ты смотришь на себя как на чужого, как будто это не ты, а какое-то другое лицо двигается, говорит, реагирует, воспринимает, думает. Сперва это делай просто, когда вспомнишь об этом, но в дальнейшем для совершенствования этого взгляда нужно его практиковать, и в трудных условиях, к примеру, когда тебя гноят, думай, мол, я не я и жопа не моя, и отстраняйся, и затем ты ощутишь себя отдельно не только от своей воображаемой личности, но и от тела, и ты всосешь, что ты есть смотрящий, — сказала она, подпиливая свои ногти.
— Как это, смотрящий? — заинтересовался Рулон.
— А вот так, мой милый. Дело в том, что ты на самом деле живешь совсем
в другом мире и токмо смотришь оттуда сюда, но это ты поймешь не сразу. А когда врубишься, то осознаешь, что для тебя нужно вернуться туда, откель ты смотришь.
— А что это за мир? — стал спрашивать он.
— А ты смотри на себя со стороны и узнаешь, — рассмеялась она, — иначе это будут все сказки.
Прозвенел звонок, и они выперлись из класса. Марианна подошла к окну в коридоре и взглянула на школьный двор. Там стояла черная «Волга».
— Вот меня уже ждут, — сказала она, — а ты дрочи в кулачок, понял? — усмехнулась она. — А я пойду посмотрю сегодня, кинуть этого фраера или нет, — сказала она, бросив надменный взгляд на машину за окном.
— А я уже не дрочу, — сказал Рулон, — решил развивать волю.
— Молодец, придурок, — похвалила она, — однако ты можешь теперь дрочить по-новому.
— Как это? — спросил он.
— Дрочи и не кончай, а просто наблюдай, как движется твоя энергия, направь внимание в голову и уводи силу возбуждения туда, и скапливай ее в голове, в межбровье или на макушке. Так ты станешь у нас йогом-дрочиньяком, — рассмеялась она.
И не прощаясь, отвернулась и пошла вниз по лестнице на выход из школы. Рулон знал, что идти за ней не нужно, и почтительно провожал ее взглядом.
Проводив взглядом отъезжающую «Волгу», куда уселась Марианна, Рулон направился к группе пацанов, стоявших у двери в туалет и игравших в трясучку. Маленький черный пацан быстро тряс руками монеты
— Стоп, — скомандовал второй участник игры по кличке Лукиша.
— орел, — произнес он. Михетченко, так звали трясуна, разжал руки, и они стали считать, чего больше — «орлов» или «решек».
— Моя взяла, — сказал Лукиша, собирая монеты.
— Что, трясете? — спросил, подойдя к ним, Рулон.
— Что, завтра-то будем Хомяка взрывать, а то он совсем оборзел. Двояки лепит, родителей в школу вызывает.
— Да, я уже бомбочку приготовил, — сказал Михетченко.
— Взорвем падлу, — добавил Лукиша, — таких из школы выживать нужно. Подговорим пацанов из других классов, пусть все уроки ему посрывают, тогды узнает, как двояки проставлять, сука.
— И еще Счетовода нужно достать, — добавил Рул, — я тут с пацой из других классов договорился. Будем выживать его из школы.
— Нужно ему заподлянку подстроить. Что-нибудь придумаем, — заявил
шустрый на выдумки Михетченко.
Так состоялось очередное заседание КБУ, комитета по борьбе с учителями, целью которого было выжить из школы самых злых и вредных преподов, чтоб учиться стало легче и веселей.
— Вот у меня тут фотки, зырьте, — сказал Рул, достав из кармана порнографические открытки, на которых были бабы в сальных позах, снимающиеся с мужиками. Некоторых из них ебли, другие брали в рот, третьи просто обнимали хуй партнеров.
— Во, клево! — забалдели пацаны, рассматривая фотки.
— Давайте по доллару за штуку, и они ваши, — предложил Рулон.
Лукиша, не раздумывая, купил две из них. Михетченко еще мялся.
Рулон уже продал много таких фоток, подсунутых ему Марианной, и скоро сумел заработать денег на новую книжку по йоге, которой он самозабвенно занимался все свободное время. Только он успел спрятать выручку и фотки в потайной карман в подкладке пиджака, как к туалету подвалил Цыпа и, схватив Рулона за шиворот, заявил: «Ты что, сука, мне туфтовую майку продал? Наклеил на нее ченухи и думаешь, я ее не отличу от настоящей?»
— Я не знал, туфтовая она или нет, у меня такая была, — стал оправдываться Рул, вспоминая, как толкал Цыпе шмотье, данное ему Марианной.
— Не пизди, педераст, не знал ты, сука. За такое я тебе весь ебальник расколочу. В общем, чтоб вернул мне четвертной. Это будет твоя неустойка за туфту.
— У меня столько нету, — стал канючить Рул.
— Кого ебет чужое горе, — возразил ему Цыпа. — Давай, сука, чтоб завтра же принес, не то я тебя на счетчик поставлю, понял?
— Да, — пролепетал Рулон, почуяв, что запахло пиздюлями.
— Ты приносишь мне должок, и я при виде этого кончаю, — глумливо произнес Цыпа. — А если нет, то весь ебальник тебе распиздярю.
Рул поплелся восвояси, только теперь вспомнив, что нужно часто смотреть на себя со стороны. Во время всей этой процедуры он опять отождествил себя, как смотрящего, с личностью Рулона и его телом, забыв, что он не является Рулоном, это заблуждение. Он тот, кто смотрит за ним с другого мира или измерения, по ошибке влипнув в эту личность и тело, что те, делающие, желающие, думающуюие этом мире таких же тел и личностей, живущих своей жизнью, которая мало устраивала его, смотрящего, пока он полностью не отождествился и не стал принимать это тело и эту личность за себя самого. «Но ничего, — подумал он, — недоброхотов у меня хватает, которые давно уже хотят мне намылить рожу или просто приколоться надо мной. Так что еще есть возможность поработать над собой в крутой ситуации, пока она еще не случилась. Буду смотреть на себя, пока снова не забуду об этом». С этими мыслями он поплелся домой. Было интересно смотреть на себя со стороны, как будто какая-то форма или биоробот двигается, смотрит, дышит, ощущает, думает. Он ощущал себя каким-то существом, которое он не очень-то хорошо знал и почти совсем не владел им. Оно само жило и действовало по какой-то своей заведенной программе.
Рулон догулял до звонка, который застал его у входа в школу. Как прилежный ученик, движимый тупой программой быть таким, как все бараны, он вприпрыжку побежал по лестнице и, уже опаздывая, запыхавшись, влетел в класс.
Угрюмый и толстый учитель биологии стоял у своего обшарпанного, давно некрашеного учительского стола, как экспонат уродливого развития мужского тела. Он пристально осмотрел присутствующих учеников и задержал взгляд на Рулоне.
— Ну что, Рулонов, опять Мопассана ночью читал? — язвительно, как при любом оправдании мальца, тряся своими отвислыми щеками, прошамкал биолог. — Иди-ка скорее к доске, отвечать будешь.
Рулон медленно вылез из-за парты и, опустив голову вниз, поплелся к доске. Встав перед учителем, он словно пытался что-то вспомнить. Но эти попытки были безрезультатными.
— Да... я... — начал мямлить Рулон, — можно повторю?
— Что же ты ни черта не знаешь? — продолжил учитель, выпучивая свои маленькие маслянистые глазки. — Иди, садись, «двойка»!
Рулон покорно поплелся на свое место. Он никогда не пререкался с учителями, усвоив всем известную житейскую мудрость, что с начальством не спорят, за что имел у них многие привилегии. Все преподаватели и многие родители считали его примерным, но обиженным умом ребенком.
«Заставляют же нас учить всякую хуету, - бесился Рулон, и на черта мне нужна ента биология, лучше бы меня трахатья научил жирный черт, сука, етно было бы мне полезней, а то двояк влепил старый пидор, а мне по хуй, - думал Рул, - не хочу быть хорошим мальчиком, чтобы на меня общество навешало свое рабское ярмо, да пошли они, - злился Рулон, карябая на парте череп своей рукой.
Раздался стук в дверь, и в класс просунулась голова молодой училки в больших очках. Она работала в школе всего второй день, но уже успела познать прелести своей профессии, о чем свидетельствовала измученная физиономия. Она и отозвала Хомяка — так прозвали биолога за его отвислые щеки — в соседний класс усмирить беснующихся учеников.
Как много значат для пытливого ученика пять минут в школе.
Маленький и шустрый Михетченко злорадно присвистнул и принялся за дело. Он пробрался в согнутом состоянии между рядами и ловко сунул фугаску в портфель преподавалы, стоявший рядом с его столом. Все ребята оживились в предвкушении предстоящего веселья. Михетченко отполз и, как ни в чем не бывало, сел за парту. Через две минуты раздался оглушительный хлопок, от которого вскрикнули слабонервные девчонки, а из портфеля повалил густой и едкий дым. Все были в восторге и начали хихикать и перешептываться, поглядывая на дверь, которая со скрипом распахнулась через несколько секунд.
Изумленный Хомяк, ворвавшись в класс, застыл на месте в смешной позе. Вытерев пот, он смотрел на растрепавшийся от взрыва свой портфель. Когда очухался, бросился к нему и, осыпая проклятиями школу и ее учеников, под дружный смех учащихся стал высыпать на стол содержимое того, что называлось портфелем Хомяка.
На стол упали два грязных носовых платка, недоеденный засохший бутерброд, перочинный ножик и пачка фотографий, на которых были изображены раздетые женщины в дразнящих позах. Было заметно, что эти фотографии переснимались по многу раз и на некоторых из них было трудно определить, что изображено. Почти все вещи были испорчены или по крайней мере сильно повреждены.
Побледнев от ярости и поминутно протирая вспотевшую лысину, Хомяк начал кричать гнусавым срывающимся голосом, требуя немедленно признаться преступнику. Но в ответ раздался взрыв хохота. Он размахивал руками, запинаясь, угрожал всеми карами преисподней, что еще больше веселило учеников. Как и следовало ожидать, дураков не нашлось, зато любителей посмеяться было предостаточно. В этот момент прозвенел звонок.
Урок закончился, не начавшись.
«Чему нас тут учут, - думал Рул, - зачем нам эта алгебра, геометрия, физика, ни моим родителям, ни родственника, ни знакомым это в жизни не понадобилось. Все это, сука, собачья школа, высшее образование дурье и то все, что нужно писать, читать и считать остльное - это мусор, которым нас загружают, который все равно никто не помнит, пошло это образование в задницу, - бесился рулон, - не охота мне на него гробить лучшие годы жизни».
***
Следующим уроком была физкультура, к которой никто никогда не готовился. Ученики, громко обсуждая предыдущий урок и высмеивая Хомяка, спустились в спортзал, находящийся на первом этаже.
В коридоре к нему подошла Марианна.
— Ну что, сбыл порнуху?
— Кое-что сбыл, — ответил Рул, достал из потайного кармана и подал ей выручку.
— Ну что, растешь, — похвалила она его, — давай активней разворачивай торговлю, дорогой.
— Буду стараться, — сказал Рулон с готовностью. — Только вот у меня проблема. Цыпа сказал, что я туфтовую майку продал ему, требует четвертной — неустойку за это.
— Пусть пососет, — ответила Мэри. — Если рыпнется, то получит.
— Но тогда может быть уже поздно. Он решил мне при встрече помять фотографию.
— Ну что ж, чтоб для тебя жизнь медом не казалась. Будь под этой угрозой. Это полезно будет, чтоб ты мог творчески проявиться и понаблюдать за собой со стороны.
Тут к ним подвалила физручка и нагло спросила, обратясь к Мэри. «Что-то я тебя не вижу на уроках. Почему ты не занимаешься?» — начала возгудать она.
Рулон смотрел на них и видел, что Мэри казалась старше и зрелей тупой физручки, хотя ей было лет 40. Мэри в шикарной одежде, с пышной прической, на каблуках с презрением смотрела на физру в драном спортивном костюме, которая даже не знала, что Марианна почти каждый день занимается по три часа в секции каратэ, да еще по два-три часа утром дома, на стадионе и иногда днем, и даже ночью, постоянно работает над собой. Она же ее считала просто легкомысленной и избалованной девицей.
— У меня нет формы, — нагло ей ответила Марианна, — поэтому я и не хожу на урок.
— Так пусть тебе купят её, — бесилась физра.
— Вот это вы и скажите моим родителям.
— Пусть они придут ко мне в школу. Я тебе двойку за четверть поставлю, — не унималась она.
— Вот надо вам — идите к ним, — ответила ученица.
— Это не мне, это тебе надо учиться, — кипятилась она.
Развернувшись, Марианна пошла прочь от ебаной психопатки, так как говорить с ней было бесполезно. Рул потрусил за ней.
— Ну, ты видел эту наглость? — сказала она ему. — Устрой ей сейчас заподлянку. Ты же должен мстить за меня.
— Да, конечно, я все сделаю, чтоб сорвать урок, — побожился Руля.
Одарив его благосклонным взглядом, она удалилась до дома.
Еще на перемене, зайдя в раздевалку, пацаны стали там бесцеремонно курить и травить блатные анекдоты, щеголяя друг перед другом изощренностью. Один из хулиганов достал из портфеля простой карандаш и, с трудом найдя свободное место на исписанной стене, стал рисовать голую бабу под дружный смех наблюдателей. Тем временем в голове у Рулона созрел план действий, и, собрав несколько человек, он отозвал их за угол, где, эмоционально размахивая руками, объяснил им что-то, в результате чего все громко заржали. Не прошло и пяти минут, как они пошли осуществлять его коварный замысел.
Физручка Соня на перемене сидела в тренерской за полуразвалившимся столом и проставляла оценки за предыдущий урок в журнал. Друзья Рулона один за другим подбегали к ней с глупыми вопросами, раздражая преподавателя и выводя ее из себя. Наконец она, потеряв терпение, с разгневанным лицом выгнала всех из тренерской, подошла к двери и с грохотом захлопнула её, затем закрыла на ключ и, успокоившись, продолжила свое занятие.
Цель Рулона была достигнута. В замочную скважину немедленно затолкали несколько медных монет и с криками: «Физра попалась!» — все стали бегать по залу, футболить разными мячами и вылезать из себя, кто на что был способен.
Рулон не был любителем массовых сцен и, увидев исполнение воли своей нежной подруги, с которой физручка имела глупость вести себя непочтительно, удалился из спортзала. Он пошел по школьным коридорам, постоял у доски объявлений, посмотрел в окно второго этажа. Больше пока уроков не было.
«Вот она война учил и учеников, отцов и детей, - думал Рул, - мы, дети, находимся в рабстве у взрослых, они хотят обкорнать нас под свой шаблон, но мы не хотим этого и сопротивляемся их тупому воспитанию. Только б не перестать сопротивляться и не дать им себя завнушать . Бог с нами, хуй с учителями, - выругался Рулон».
***
Побродив по школе, он вышел на улицу. Там происходила драка. Обычное зрелище во время перемен на задворках школы. Окруженные кучкой ребят, два пацана неуклюже наносили друг другу удары, которые больше походили на легкие тычки. Наблюдатели казались активнее дерущихся. Они то и дело выкрикивали подзадоривающие реплики и бурно реагировали на каждый удар громким смехом и криками.
Рулон давно заметил, что по-настоящему драться никто не умеет. Может быть, кроме нескольких хулиганов, для которых это было повседневным развлечением. Да и то они больше брали наглостью, чем боевым мастерством. Драка продолжалась недолго.
Еще немного повозгудав друг на друга, драчуны разошлись, удовлетворив самолюбие. У одного был разбит нос и разорвана рубаха. У другого поцарапана щека и оторвано несколько пуговиц от костюма. Вся их одежда была мокрой и грязной, но глаза блестели и светились злостью. Физически сильные от природы редко бывают умными, так как разум у них заменяют кулаки. У одного энергия идет в голову, у другого в мышцы, у третьего в сердце, а у четвертого в яйца. Так и появляются разные люди и они не могут понять других, осуждают, дерутся. Вот так устроен наш мир.
Размышляя об этом, Рулон пересек школьный дворик и снова вошел в школу, по широкой лестнице поднялся на второй этаж. Недоброе предчувствие, возникшее в это светлое осеннее утро, сдавило его сердце еще больше. Но он вовремя не прислушался к нему.
Внезапно он натолкнулся на группу местных хулиганов, которые, увидев его, сразу оживились. Они, зло усмехаясь, подвалили к нему, окружили со всех сторон и начали приставать. «Это намного серьезней, — подумал Рулон, — чем уличная драка малолеток. Здесь последствия могут быть более непредсказуемы».
— Ну что, попался, придурок! Когда должок будешь отдавать? — злобно
спросил Цыпа, заводила всей этой своры, пожевывая недокуренный бычок «Беломора».
— Дать ему по морде, чего разговаривать? — донеслись голоса.
Со всех сторон на Рулона смотрели наглые рожи, в любой момент готовые наброситься на слабого. Тошнота подкатила к горлу. Ища выход из создавшейся ситуации, Рулон лихорадочно перебирал все возможные способы. Вдруг он
вспомнил, что в туалете рядом открыто окно, ведущее на крышу пристройки первого этажа школы. В голове мгновенно созрел план.
— У меня есть десять долларов с собой. Я вам отдам, если не будете бить, — неуверенно, с дрожью в голосе произнес Рулон.
— Давай! Давай! Не будем! Ха-ха! — заторопили они.
— Пойдемте в туалет, а то я их запрятал.
Туалет был самым примечательным местом: именно здесь хулиганы больше всего любили балдеть, куря, разрисовывать стены и обсыпать ругательствами чадосов и учителей.
Толпа пацанов ввалилась в вонючий туалет, где никого не было, балдея по поводу прятальных мест, из которых ничего так просто не достанешь.
Взгляд Рулона пробежал по стенам, потолку и остановился на открытом окне, подоконник которого был покрыт толстым слоем окурков. Унитазы, как всегда, были завалены кучами говна, которое почему-то постоянно не смывалось, что создавало своеобразную вонь, характерную только для школьных туалетов. Запах хлорки дополнял этот экзотический аромат.
Рулон подошел поближе к окну, отвернулся и стал копаться в карманах брюк, доставая спрятанную там мелочь. Как бы невзначай он высыпал ее на пол, да таким образом, что «диканы» и пятаки со звоном рассыпались по всему полу.
Видя это, его преследователи на миг позабыли о своем намерении. Их глаза засверкали от алчности при виде денег, валяющихся на полу, залитом мочой. Толкая друг друга и наступая ногами на монеты, хулиганы бросились поднимать мелочь.
Не теряя времени, Рулон проворно выскочил в окно и побежал изо всех сил к другому краю крыши, где также было окно. По дороге он запнулся и упал, сильно ударившись правым коленом, но страх сделал боль незаметной. Подбежав к окну, Рулон обнаружил его заколоченным. Он оглянулся назад. Толпа пацанов уже выпрыгивала на крышу и с шумом начала приближаться. Мечась по крыше как загнанный зверь, с чувством страха и отчаяния, он понял, что наступает конец. В грудь накатила щемящая волна ужаса. Рулон вспомнил, что подобные состояния уже были в его жизни и что они почему-то повторяются. Он понял, что единственный выход — это прыгать вниз. Ведь все прошлые разы он пугался и вел себя, как кролик перед удавом. Времени на раздумье не было. Нужно было срочно действовать.
Как в тумане, уже перед носом преследователей он сиганул с края крыши. Приземляясь, Рулон ощутил, как ноги проваливаются в первый снег, прикрывавший осеннюю грязь, но не удержал равновесия и упал набок в грязную лужу, затем быстро вскочил и побежал на глазах у изумленных его поступком «недоброхотов».
Прохладный ветерок освежал его. Яркое солнце заставляло щуриться. Рулон бежал легко и свободно по грязной дороге. В груди постепенно отлегло, стало хорошо и радостно, и прохожие с любопытством смотрели на его улыбающуюся физиономию.
Забежав в подъезд ближайшего дома, чтобы немного прийти в себя, он еще раз подумал, что из любого положения есть выход. Дойдя до девятого этажа и спускаясь вниз по ступенькам, Рулон думал о том, что человек сам затрудняет жизнь, создавая мнимые препятствия, которые повторяются в его жизни, пока не будет принято решение преодолеть себя.
То, что он сделал, не было трудным и опасным, он просто преодолел себя в том, в чем другие пока не смогли. Он преодолел свой страх.
«Действуя решительно и без сомнения, каждый легко может найти выход из затруднительной ситуации. Только бездействие и апатия, неверие в свои силы губит людей», — решил Рулон, выходя из подъезда и глядя на бессмысленно сидящего на скамье грязного бомжа, - дискомфорт, страх, стеснительность являются теми цепями, которые не дают делать то, что мы хотим. И поганые воспитатели это те оковы, при помощи которых они держат нас в рабстве , заставляя следовать чей-то злой воле».
Медитация (PLUS)
Немного придя в себя после очередной стрессовой ситуации, он поплелся в гости к своей нежной подруге. Поднявшись по лестнице, Рулон подошел к знакомой двери и позвонил. Через минуту после мелодичного звонка дверь открылась, и на пороге его встретила шикарно одетая Марианна. Она надменно посмотрела на него.
— Ну что? Приперся? Заходи!
Рулон робко зашел, окинул ее оценивающим взглядом.
— Ты ждешь кого-нибудь?
— Нет. Я никого не жду, — ответила Марианна, поправляя волосы перед зеркалом. — Что, мой прикид тебя обескуражил? Я же не твоя мать. Я всегда хорошо одеваюсь, даже когда одна, просто так, для себя.
— Может, неудобно так всегда одеваться? — спросил Рулон.
Марианна расхохоталась.
— А что должно быть удобно? Быть свиньей? Нет! Я люблю всегда быть подтянутой. Это повышает мою энергию, не дает расслабиться, раскиснуть. Вот что главное для успеха в этой жизни.
Марианна предложила Рулону позаниматься каратэ. Они переоделись и стали спарринговаться. Рулон был для Марианны чем-то вроде живой груши. Но он радовался, понимая, что чему-то научиться можно только у более сильного противника. После спарринга Рулон показал Ма-
рианне несколько приемов, которым его научил старший брат Сергей.
— Что, с ним тоже занимаешься? — спросила Марианна.
— Да, учусь у всех понемногу, — ответил Рулон. — Вот только Сергей плохо учится. Тут пытался ему объяснить, зачем монахи Шаолиня медитируют, но он так и не понял, зачем ему это.
— И как же ты ему это объяснил? — спросила Марианна.
— он говорит, — начал рассказ Рулон, — мол, зачем мне бессмысленно сидеть, полуприкрыв глаза, я лучше телевизор посмотрю. Я ему отвечаю, что так же, как ты тренируешь свое тело, нужно тренировать свой дух. Вот, к примеру, если ты будешь уравновешенней, спокойней, то психологическая атака противника тебя не собьет с толку. А если будешь внимательней, то противник не сможет тебя застать врасплох.
— И что, Сергей понял это?
— Да, сперва, казалось, стал понимать. Мы сели с ним в ваджрасану — позу на коленях. Я говорю, вот теперь расфиксируй глаза и охвати ими всю комнату разом, останови мысли и внимательно наблюдай за всем вокруг. Он посидел так минуту. Затем его глаза остановились на каком-то предмете и мысли поплыли так, что он выпал из реальности. Увидев это, я коснулся его. Он аж вздрогнул от неожиданности. Я говорю: «Не спи, будь внимателен. Так тебя уже бы застали врасплох враги». Я ему говорю: «Концентрируйся в межбровье и дыши плавно и медленно». Он попробовал еще раз, но стал клевать носом, — и Рулон комично показал, как Сергей засыпал в медитации.
Марианна расхохоталась.
— Да, брат у тебя совсем неосознан, — сказала она, — не привык быть внимательным, слишком, наверное, беспечен.
— Это уж точно, — сказал Рулон.
Затем они начали гасить свечи ударами, не доводя их до пламени на несколько сантиметров. Марианна гасила все свечи с ходу, Рулон — через несколько ударов.
— Учись гасить, — засмеялась Марианна, — а то тебя загасят.
Затем они начали играть в мяч. Марианна кидала ему сразу два мяча, и Рулон старался их ловить двумя руками одновременно и затем сразу кидал ей их обратно.
— Ну как? Отключает диалог эта практика? — спросила Марианна.
— Да. Мыслей почти нет в башке, — ответил он, — вот бы, чтоб без мячей так убирать все мысли, тогда бы я уж научился видеть жизнь более ярко и реально.
— А ты понаблюдай за собой, что с тобой происходит, когда ловишь мячи.
Они снова продолжили свои занятия, и Рулон, наблюдая за собой, увидел, что его заставляет быть внимательным то, что он все время ждет, когда мячи полетят к нему и их надо будет ловить. Он поделился этим наблюдением с Марианной
— Вот так и сиди, и бдительно жди весь начеку, в то же время сохраняя хладнокровие, это и будет тебе помогать, — сказала Марианна.
— Зато Сергей занялся визуализацией, все представляет себя Гераклом. Двенадцать подвигов его изучил. Правда, это у него выходит только дома, когда он один.
— Ну что ж, — сказала она, — это неплохо, если ты вместо своего убогого образа будешь представлять и ощущать себя во всех ситуациях Гераклом. Это даст большой успех. Однако ты ведь Рулон, — добавила Марианна, ткнув его пальцем. — И ты можешь пойти в своей медитации дальше.
— Как это? — удивился он.
— Ну не зря ж тебе дали такую позорную кликуху, — рассмеялась она. — Ты рулон чего? Обоев, фольги или туалетной бумаги?
— Вообще-то, — ответил он, глупо улыбаясь, — я не рулон, а лулон. Я картавил, и меня так прозвали, но потом забыли, как нужно звать правильно.
— Ну вот и прекрасно, — обрадовалась Марианна, — ты будешь у нас лулоном туалетной бумаги. Когда рулон подходит к концу, что остается? Ничего, вот и в медитации ты должен перестать себя кем-либо воображать и даже ощущать. Должен просто раствориться в окружающем, во Вселенной. Вот это и будет Лулон, — засмеялась она.
Рулон внимательно слушал, а потом тоже рассмеялся. Теперь он знал, что он не просто Рулон, а нечто большее.
Приняв душ, он вновь переоделся в прежнюю одежду. Однако Марианна была уже в новом наряде. Она не любила повторяться. Сейчас она была вся в черном: туфли на высоком каблуке; очень эротично сидящая на ее широких бедрах кожаная мини-юбка; ажурные колготки и кружевная блузка, только слегка прикрывающая ее женские прелести. Рулон не выдержал соблазна и, расположившись на полу, стал гладить ее стройные ноги.
— Ну что, слюни потекли? — презрительно бросила Марианна, но, однако, не отстранилась от своего партнера.
— Я просто восхищаюсь тобой, — неуверенно сказал Рулон, — ты так обольстительна.
Марианна сексуально рассмеялась и более вольно разлеглась на диване, как бы приглашая Рулона действовать дальше, но затем томно посмотрела на него.
— Вот сейчас начинай медитировать. Будь внимателен и отрешен. Наблюдай, что в тебе происходит, мой милый. Посмотрим, чем ты лучше своего братца, — цинично сказала красотка.
Рулон вспомнил, что хотел научиться это делать во всех ситуациях, и настроился на медитацию, продолжая гладить и целовать ноги Марианны. Она тоже стала ласкать его и совсем разлеглась на диване. Рулон лег рядом с ней и с жаром стал гладить и целовать все ее тело. Кровь ударила ему в голову, и он уже, не помня себя, начал раздевать свою подружку. Внезапно она вывернулась и жестко посмотрела на него.
— Ты почему не осознан, придурок? Ведь мы же с тобой договорились, что ты будешь медитировать, — яростно произнесла Марианна.
Рулон немного обиделся и, тяжело дыша, начал что-то мямлить:
— Да совсем я потерялся.
Видя его покладистость, Марианна лукаво улыбнулась и снова легла рядом
с ним.
— Ну хорошо. Теперь только снова не потеряйся, — ласково сказала она, кладя руку Рулона себе на грудь и продолжая крутить с ним динамо.
Уже более осторожно Рулон начал гладить и целовать Марианну. Но когда он начал расстегивать ей юбку, она резко оттолкнула его руку и встала.
— Ты опять уснул, — злобно сказала она, — проклятый дурак, когда же ты будешь помнить себя?
Рулон совсем расстроился, но собрался с духом.
— Прости, опять я слишком увлекся, — нерешительно сказал он.
Марианна снова смягчилась и, подойдя к нему, ласково глядя в его глаза, стала расстегивать рубашку. Ей видно доставляла удовольствие эта игра в кошки-мышки. Рулон немного успокоился и с новой решительностью быть бдительным и наблюдать за собой начал любовную игру.
Марианна раздела его и помогла снять кое-что из своего прикида. Она легла на диван и, нежно целуя и лаская его, что-то страстно шептала, как она любит и хочет его. Рулон сильно возбудился, он развел ее ноги и уже хотел овладеть ей, как вдруг она вывернулась и оттолкнула его.
— Ах ты, развратное говно! — заорала она. — Ты никак не хочешь наблюдать за собой.
Рулон возбудился так, что плохо все понимал. Все, что ему хотелось сейчас, — это удовлетворить свою похоть. Он стал ползать перед ней, прося его простить, что он будет осознан, будет помнить себя, хотя даже плохо отдавал отчет, что именно он делает и говорит.
Марианна закричала:
— Ах ты, противный слизняк, — и оттолкнула его от себя, — немедленно убирайся домой.
Рулон пытался еще упрашивать ее. Но она схватила здоровую палку и стала ей охаживать попрошайку, ругая его на чем свет стоит. Боль привела Рулона в чувство. Он, весь обиженный и удрученный, стал одеваться. Марианна продолжала беситься.
— Мразь! Если ты не перестанешь быть обиженным, то лучше в школе не появляйся, а то тебя там так обидят, что не обрадуешься, хуй ушастый.
Рулон испугался и стал справляться со своими чувствами, вытесняя их из себя отрешенностью, но это получалось еще плохо. Однако он решил, что будет это делать до тех пор, пока у него не получится. Видя это, Марианна немного успокоилась.
— Давай учись контролировать себя, если хочешь быть со мной, — уже миролюбиво продолжила она.
— Буду стараться, — как можно радостней ответил Рулон.
Марианна презрительно улыбнулась и выпроводила его из дому. Рулон, как побитая собака, поплелся домой, но в душе его зрело решение достичь Про-
светления.
«Как же так, - думал он, - я не являюсь господином самого себя, мое тело не принадлежит мне, я являюсь рабом своего тела и вмонтированных в него желаний, которые руководят мной, как хотят. Я не владею собой и не знаю себя, я потакаю любой хуете, которая возникает в моей башке и пипиське. Желания тела и дурацкие программы больного общества управляют моей судьбой, но я не хочу этого! Я буду изучать себя, буду растождествляться с этой хуйней, буду брать под волевой контроль вмонтированные в меня желания и завнушенные мне в репу программы, иначе я проживу жизнь, как и все безвольные бараны».
***
На следующий день Рулон, как обычно, опоздал на первый урок. Зайдя в школу, он увидел, что все уже на занятиях. По дороге в класс встретил только уборщицу в синем халате и выцветшем неопределенного цвета платке на голове. Она безразлично возила тряпкой по грязному полу, опустив голову, и, заметив Рулона, стала нудно ворчать по поводу его грязных ботинок.
Рулон вошел в класс и, выслушав выговор от недовольного преподавателя, прошел на свое место. Он определил, что идет алгебра. Последнее время он не заглядывал в дневник и не знал расписания. Только увидев преподавателя в классе, он догадывался о названии урока.
Математик, нервно потирая руки, ходил из угла в угол, стараясь успокоиться после того, как по дороге в школу его обстреляли из самострелов. Тем и забавно обучение в школе, что всегда можно увидеть радость там, где другие видят тоску, а иногда и самому создать ее.
Когда прозвенел звонок к началу урока и математик вошел в класс, никто этого не заметил и потому не приветствовал его вставанием. Все сидели, занимаясь своими делами. За последней партой двое пацанов делили найденную на полу пятикопеечную монету.
Взвизгивающим голосом Счетовод прокричал приветствие заученными словами и начал урок. Он что-то писал на доске, объясняя новую тему, при этом часто поворачивая голову к классу и призывая к порядку учеников, так как в классе стоял непрерывный гул. Но все это было без результата. Никто не прислушивался к его словам.
Как раз к концу этого урока и подоспел Рулон. Алгебра была парным уроком, и после десятиминутной перемены началась вторая алгебра.
Придя после перемены в класс, Счетовод был шокирован тем, что все ребята сидели тихо и смирно, не так, как всегда. Слышно было, как жужжит муха. Полет ее был неуверенным, она чем-то напоминала подбитый немецкий бомбардировщик. «Оказывается, порядок может пугать», — отметил про себя Рулон.
Взволнованно озираясь, преподаватель осторожно ступал, как будто шел по тонкому льду. Спокойствие класса вызывало особое состояние напряженности. Казалось, пространство в помещении стало намного плотнее, наверно, поэтому мухе было летать тяжело. По собственному опыту он знал, что тишина и покой бывают обманчивы. Ученики внимательно следили за каждым движением преподавателя, словно ожидая чего-то.
Со звоном разбилось огромное стекло. Мелкие осколки разлетелись по всему классу, а крупные сползли вдоль рамы и с треском лопнули. В класс плавно влетел огромный булыжник. Медленно и плавно он пролетел по диагонали через весь класс, отскочил от преподавательского стола и упал на ногу математику. Как потом выяснилось, он влетел туда не случайно.
Обиженный полученной вчера двойкой, Ванька-Хмырь решил таким образом отомстить преподавателю и предупредил об этом весь класс. Все с удовольствием ждали развязки. Но никто не предполагал, что это будет так зрелищно и эмоционально.
«Да, не бывает случайности в жизни. Если ты зашуган, то тебя будут гонять и дальше», — мыслил Рулон. Подпрыгнув на здоровой ноге, с громким пронзительным визгом, как раненый вепрь, Счетовод ринулся к разбитому окну, но, запутавшись в кем-то умело натянутой леске, с грохотом свалился на пол, ударившись носом о подоконник. Вместе с математиком свалилась и полка с учебными экспонатами, к которой ребята привязали другой конец лески. Деревянные треугольники, параллелепипеды и шары засыпали его тощее тело.
Раздался дикий хохот и крики «Браво!» с прославлением столь поучительных занятий, на которые не способен горе-учитель, а способен Ванька-Хмырь.
Выбираясь из-под учебных пособий, красный как рак, Счетовод c расквашенным носом, умываясь кровью, выбежал из класса и заковылял в директорский кабинет, находившийся на другом этаже. Через десять минут он снова вернулся в класс, прикладывая мокрый носовой платок к уже успевшему посинеть носу. Видимо, директор ничем не мог ему помочь. Таблеток от истерии у него не было, а молоко за вредность учителям еще не начали выдавать.
«Нас учат какие-то психопаты и шизофреники, - подумал Рул, - чему могут научить эти психически нездоровые люди, которым нужно лечиться в дурдоме. Детей должны оберегать от этих психопатов, которые могут им привить токмо уродство жизни. Но нас заставляют тут учиться, да еще и получать пятерки. А ведь часто енти пятерки родители покупают взятками или их дочери берут у старого препода на клык, чтобы сдать экзамены или старики ебут их в задницу. Грош цена такой учебе, нахера она нужна! А дипломом можно спокойно подтереться, он бесполезен! Такое образование к тому же просто вредно, оно делает из нас уродов. Вместо того, чтобы бегать и играть, мы тут умираем за партой».
В середине второй алгебры появилась краса и гордость класса — Марианна. Бесцеремонно войдя в класс, она прошла грациозной походкой и села на свой «трон» рядом с Рулоном.
Чарующее великолепие Марианны подобно яркой звезде, вспыхнувшей в ночном небе, ненадолго отвлекло внимание аудитории. Сегодня на ней была обнова — фирменные вельветовые штаны, хитростью обмененные на поношенные джинсы, которые совсем еще недавно были куплены за чекушку водки у одного алканафта. Ее красивую грудь облегала новая итальянская блузка с глубоким декольте. Шокированным взглядом математик уставился на полуобнаженную грудь Марианны, и обе его руки потянулись в карманы. Видимо, таким образом он пытался успокоить пробудившуюся в нем плоть. Преподовало вспомнило, как шантажировало эту плутовку оценками, надеясь, что Марианна возьмет у него за щеку за сдачу экзамена. Но он явно не дооценил ее и схлопотал под яйца. К тому же она припугнула его, что заложит его грехоблудие, если он теперь не будет ей всегда ставить пятерки.
***
На очередной перемене опрометью влетел в класс Саня и, получив пару подзатыльников, прорвался к Рулону. Небрежно приглаживая растрепавшиеся волосы и поправляя сбившийся в сторону красный галстук, он сообщил, что Цыпа идет с дружками разобраться с ним.
Верный друг и подсирала Саня посоветовал Рулону сбежать домой. Рулон с важным видом поблагодарил Саню и отпустил его.
Взглянув на Марианну, он вопрошающе улыбнулся, ожидая мудрого совета.
— Что бы ты без меня делал? — вздохнув, спросила Марианна, доставая из портфеля маленькое зеркальце в резной оправе.
— Наверное, стал бы чуточку умнее, — ответил он, восхищенно глядя на ее гармоничное и волевое лицо.
— Но этот ум тебе бы дорого обошелся, — съязвила Марианна, встрепав волосы на его голове.
В этот момент она была особенно похожа на коварную дикую пантеру, превосходно знающую законы диких зверей, коими являлись дети. Рулон не мог не согласиться со словами Марианны и покорно кивнул головой. В этот момент в класс заглянула бритая голова Цыпы и позвала Рулона выйти.
Марианна резко развернулась к двери, вскинула брови, направив на Цыпу испепеляющий взгляд, послала его отборной бранью, как будто он хотел разобраться с ней.
Сплюнув сквозь зубы в угол, голова исчезла из поля видимости. У Цыпы было ложное представление о себе, как о выдающейся личности, но весь его внешний вид говорил об обратном. Кривая рожа с близко посаженными к носу глазами, которые плюс ко всему еще и косили, создавала эффект убожества и вызывала неприязнь у окружающих.
С Марианной никто никогда не хотел связываться, зная, что это может кончиться весьма плохо. Ее непредсказуемость уже многим дорого стоила.
- Что, Цыпа раскусил тебя, мой милый? – спросила его Мери
- Да он понял, что я продал ему туфту.
- Должен сразу был смотреть, лох мохнатый, - злобно выругалась Марианна.
- Вдруг он теперь помешает моей торговле? - забеспокоился Рулон, - как я буду сбывать твой товар?
- Не ссы, Руля, ты же под моей крышей, - обнадежила его Мери, - а значит, помешать тебе торговать никто не посмеет. Прозвенел назойливый звонок, и началась физика.
На партах лаборантка расставила физические приборы для проведения практики. Через 15 минут после начала урока в класс ввалился уже успевший где-то опохмелиться Ложкин. Львиной походкой, провожаемый почтительными взглядами, он прошел к своему логову и плюхнулся на место, рядом с Рулоном и Марианной. К ним никто никогда не подсаживался. И всегда рядом оставались свободные парты, сколько бы учеников ни было бы в классе.
Каким-то образом Ложкин свалил на пол физический прибор, который тут же был поднят сидевшим рядом прилежным мальчиком по кликухе Босой. Единственный, кому было позволено быть с ними рядом, так как он давал списывать контрольные работы.
Учитель посмотрел на Ложкина, как пугливая лань.
— А ты, Валера, мог бы сегодня и не приходить, — осторожно заметил он, механически поправляя большие очки в роговой оправе.
Ложкин, ругнувшись сквозь зубы, лег на парту, отодвинув запуганного соседа. Урок продолжался.
Пошептавшись с Рулоном, Марианна бесцеремонно толкнула ногой узурпатора школы.
Не сообразив сперва в чем дело, он с озлоблением не спеша повернулся, но увидев, что это Марианна, несколько смягчился.
— Чего надо? — грубо спросил он.
Ложкин, как и все в школе, боялся и уважал Марианну, в глубине души питая к ней любовные чувства. И, как ни странно, надеясь на взаимность.
— Не оттого ли ты сегодня злой, что вчера Цыпа вздул тебя? — вопросом на вопрос отпарировала бойкая на язык Марианна, с вызовом посмотрев на хулигана.
— Чего-о-о? — процедил Валерий.
— А то, что он сегодня приходил и обещал, что опять будет разбираться с тобой.
— Со мной?! — нелестно отозвавшись о Цыпе, Ложкин встал, пнул чей-то попавшийся под ноги портфель и собрался сейчас же идти и свернуть ему шею, но Марианна остановила его. Она взяла его руку в свою и нежно прошептала ему на ушко, что сама хочет посмотреть на этот подвиг.
Опять сработал эффект влюбленности.
Несколько размякнув, Валерий сел, довольно улыбнулся и, положив свою лохматую голову на здоровенные кулаки, погрузился в сон.
Учитель в старом, поношенном костюмчике стоял у доски и старательно
объяснял сложную тему. Физика продолжалась, не задевая никого из участников этого разговора. Она как будто существовала для других.
Наконец-то прозвенел долгожданный звонок, провозгласивший конец урока.
- Ну, что, помеха торговле устранена, - самодовольно улыбнувшись, сказала Марианна, вставая из-за парты, - пойдем-ка к тебе поразвлечемя немного, - предложила она.
- Всегда, пожалуйста, - ответил ей Руля.
***
Они шли мимо облезлых кирпичных построек, беседуя о жизни, пока не оказались у двери подъезда. Рулон открыл скрипящую дверь и пропустил Марианну вперед.
Придя домой и расположившись в зале за журнальным столиком, они сели пить чай. Чашки из китайского сервиза очень нравились Марианне. Она с интересом рассматривала своеобразный рисунок, изображенный на них. Ароматный чай дымился, подбадривая и поднимая настроение вместе с музыкой.
Слушая одесский концерт Аркаши Северного, они иногда подпевали. Из колонок музцентра хриплый голос напевал:
Люблю я сорок градусов,
Но только — не мороз.
Когда от пьяной радости
В жару краснеет нос.
— Что ты думаешь об этой песне? — спросила Марианна, встав лицом к большому зеркалу.
Она поправляла свои пышные блестящие красивые волосы, поглядывая через зеркало на Рулона.
— Да, мой отец стал алкоголиком, — ответил он, размешивая в чашке горячий чай, и, сделав паузу, пояснил, — его допекла мать. Она все требовала, чтобы он больше зарабатывал, а он не умел этого делать. И нашел выход в пьянстве.
— Интересный выход, — сказала Марианна с усмешкой, — а почему же она не нашла сразу себе богатого мужа?
Марианна подошла к стене, на которой висела фотография отца Рулона, сделанная год назад. Отец был очень похож на сына, но лицо его несло на себе следы длительных попоек, и Марианна мимикой выразила свое презрение.
— А она и не искала его, — ответил Рулон, — никто, видите ли, не научил ее искать. Она схватила первое попавшееся говно, а это оказалось не то, что нужно.
Хриплый голос продолжал петь:
Люблю я веселиться,
Люблю входить я в раж,
Когда течет по горлышку
Це два аш пять о аш.
Марианна посмотрела на второй портрет, висящий на стене рядом с фото отца. Это была фотография матери, красивой и энергичной женщины, сделанная еще 18 лет назад. Такой она была до замужества, еще не успевшая познать все прелести семейной жизни. Повернувшись к Рулону, Марианна рассказала свою историю.
— А вот меня родители с детства научили выбирать, — она порылась в своей маленькой сумочке, нашла помаду и ярко, несколько эротично накрасила свои красивые сочные губы. — они же у меня цыгане. Когда я просила есть, они говорили: «Пойди, попроси у соседей». Когда я просила игрушки, они говорили: «Иди, поиграй у других детей, у которых они есть». А когда я начала просить шмотки получше, то они сказали: «Ты, значит, уже выросла. Раз стала разборчивой — иди попроси у парней. Зря, что ли, перед ними выпендриваешься?»
— Да, вот это отличное воспитание, — восторженно воскликнул Рулон и с восхищением посмотрел на Марианну.
Откровения Марианны о своем воспитании поразили Рулона. Он задумался о том, что если человек с детства все делает сам, достает себе пищу, игрушки, шмотки, то он становится независимым от других и, что самое интересное, окружающие начинают его уважать. Так, вся школа и улица уважали Марианну, никто не смел ей противостоять.
— Я помню, как-то раз пошла в песочницу играть с детьми, — продолжала Марианна вспоминать нелегкое детство, которое обеспечило более-менее легкое юношеское существование. — У этих детей были самые разные игрушки. Мы начали играть. У одного трехлетнего мальчика, идеально одетого в белый костюмчик, был большой самосвал, в который насыпали песок и перевозили с места на место, из одной кучи в другую. Вдруг вижу, какой-то мальчишка бегает и всех детей прутом охаживает. При этом он испытывал огромное удовольствие, что было написано на злобном лице.
Все в слезах и соплях от него разбегались. А он еще больше разбесился, давай камнями кидаться. Наконец всех он из песочницы разогнал, подошел ко мне, а я спокойно сижу и смотрю на все, что происходит. Этот нахаленок меня спрашивает: «А ты почему не боишься, ведь у меня прут?» А я ему говорю, что меня еще не такими прутами били и мне совсем не страшно. Тогда он, свирепо сжав свои губы и широко раскрыв глаза, замахнулся и решил меня ударить. Но не тут-то было.
Я была всегда настороже, поэтому быстро увернулась и бросила ему горсть песка в глаза. Он сразу зажмурился, стал зенки свои тереть, прут выронил. Я схватила прут и давай его метелить им. Вся его смелость вдруг
куда-то улетучилась. Он аж завыл от боли и обиды, заревел. Слезы песок из его бебиков повымыли. И он побежал, громко крича.
Когда он вбежал в подъезд дома и с грохотом захлопнул дверь, я осмотрелась кругом: никого нет, стало тихо. Я думаю: «Что же теперь делать? Все разбежались. Играть не с кем». Взяла игрушки и пошла домой. Теперь сама поиграю.
— Да, вот как полезно жесткое воспитание, — одобрительно заметил Ру-
лон, — у меня такого не было, вот местное хулиганье забивает меня теперь вместо родителей. Но ничего, я матери теперь отомщу. Буду жить, как мой алкоголик-отец. Он клево живет, сидит на шее у своей заботливой мамаши, водочку постоянно трахает, ни хрена нигде не работает, балдеет целыми днями.
Тут Рулон скорчил бессмысленную рожу, закатил глаза и закачался, изображая пьяного отца.
— Только вот я водку пить не буду. Я на трезвую так делать буду. Дураком прикинусь и буду тунеядцем. Йогой займусь. Буду самосовершенствованием заниматься. Вот лафа-то будет, — он мечтательно прищурился, словно заглядывая в будущее.
— Дуракам закон не писан, — с ухмылкой заметила Марианна. — А если писан, то не весь, — после некоторой паузы добавила она. — Но на самом деле у тебя другая будет судьба. Ты сам будешь содержать многих людей, хотя в общем-то дураком и лоботрясом обязательно станешь, — съязвив, она лукаво улыбнулась и потрепала Рулона по голове, взъерошив его светлые волосы.
И они расхохотались. На улице уже темнело, но они не включали свет.
Разговор пробуждал в Рулоне что-то давно забытое. Как будто память стала постепенно кристаллизоваться, а Марианна только подтверждала старые знания.
— откуда ты все это знаешь? — осторожно спросил Рулон.
Он понимал, что Марианна, конечно же, не обманывает, но ему было интересно узнать, откуда у нее такие сведения.
— Да у тебя это на морде написано. Твой фейс хорош и без косметики. Помедитируй над этим феноменом физиогномики на досуге.
Марианна указала ему на черты его лица, и Рулон, подойдя к зеркалу, стал себя внимательно изучать, ища, что же особенного было в нем.
Заболтавшись с Марианной, Рулон совсем позабыл, что надо сходить за хлебом и убрать в доме. Не заправленная с утра постель, немытая посуда, пыль на серванте и телевизоре всегда раздражали мать. Все это было кнопкой пускового механизма, включающего в матери программу вспыльчивости и агрессивности. Он обеспокоено взглянул на часы. Времени уже не было. Вот-вот должна прийти мать с вечными упреками. Быстро сообразив, как избежать скандала, Рулон для вида сел делать уроки. Марианна ушла.
***
Через несколько минут дверь в квартиру открыли, и раздался стук каблуков. Это пришла мать. На ее уставшем лице возникло недовольство, когда она увидела немытый пол и разбросанную обувь в прихожей и кухне.
Мать сняла коричневые туфли, повесила на вешалку купленный по блату еще два года назад плащ и уже с порога начала свою проборку за невыполнен-
ные дела.
Узнав, однако, что сын сел за уроки, немного успокоилась.
«Здорово работает!» — подумал Рулон, - все люди ищут в жизни состыковок своего воображения с реальностью, - думал он, - вот мать внушила себе, что дома должен быть порядок и теперь добивается его своим психом, но она еще внушила себе, что сын должен учиться, и если он учится – енто хорошо. Так она и живет ради всяких состыковок. Дурь все это, маразм завнушенных зомби.
Быстро переодевшись, она начала готовить на кухне.
Рулон уже было успокоился, обрадовавшись тому, что удалось избежать
скандала, когда раздался телефонный звонок. Мать долго разговаривала, а затем разъярилась. Оказывается, позвонил классный руководитель и сообщил, что Рулон не успевает по многим предметам и имеет пропуски. И все это — в конце четверти. Мать в бешенстве носилась из комнаты на кухню и обратно. Длинная тирада продолжалась довольно долго. Опять не состыковки.
«Рано обрадовался», — мелькнула следующая мысль. Лучшее, что мог сделать Рулон, — это отключиться от бренного мира. По системе йоги он ввел себя в ряд последовательных состояний, дарующих непоколебимость и нереагирование на изменение окружающей среды. Но это удавалось ему еще слабо. Мать, видя, что сын сохраняет какое-то странное спокойствие, стала беситься еще больше.
Со знанием дела Рулон по системе «Тай собака» уворачивался от мокрой тряпки, угрожавшей его лицу. Затем ему все-таки удалось уравновесить дыхание и обуздать свои чувства, чтобы остаться спокойным во время истерики.
«Вот хорошая практика, - подумал Руля, - я должен наблюдать за собой, какие процессы происходят во мне и не давать себе впадать в негативные эмоции. Что происходит? Мать орет. Я думаю, это плохо и чморюсь, но я вижу эту хуету и не буду думать, что это плохо, буду радоваться.
— А теперь марш за хлебом. Купи буханку черного и батон, — устало сказала мать, устав от своей истерики.
«Вот так люди всегда бесятся от лишней энергии, лучше бы мать позанималась спортом и не тратила энергию на свой психоз, - думал Рул, - негативные эмоции уничтожают мать. Ее поиск ложной справедливости - хороший повод для того, чтобы лечь в психбольницу. Еслиф она ентак будет истощать себя, то скоро рехнется. Негативные эмоции, вызываемые и оправдываемые ложью – вот зло этого мира».
***
Взяв сумку и деньги, Рулон вышел за дверь и быстро сбежал вниз по лестнице. Он выскочил из подъезда и нос к носу столкнулся с местными хулиганами. Их было четверо. Они стояли полукругом, и один из них, черненький пацан, похвалялся перед остальными своими подвигами. Его рассказ сопровождался возгласами удивления и смешками. Длинный, как жердь, пацан достал пачку «Беломора» из кармана потертой куртки, и все принялись закуривать. В этот момент они увидели Рулона и, как по команде, повернули к нему свои злорадные рожи.
«Ну и денек сегодня», — пронеслось в голове, но отступать было поздно. Рулон вспомнил основной закон ахимсы, гласивший о том, что чувство порождает ответное чувство. Сделав усилие, он взял контроль над своими эмоциями и, настроившись благожелательно к хулиганам, пошел на них.
— Эй, быдло, подь сюда. Деньги! А ну, выкладывай, живо! — не вынимая сигареты изо рта, кривляясь и изгибая грязные пальцы, процедил один из них.
— Давай быстрее! — нагло и надменно протянул другой.
— Ребята, сейчас я куплю хлеба, разменяю тройку, а сдачу отдам вам, — с добродушным видом простачка пролепетал Рулон, сохраняя внутренний самоконтроль.
Удивившись такой покорности и обрадовавшись легкой добыче, хулиганье расслабилось, надеясь на быстрый успех.
— А ну, давай быстрее, бегом! Считаем до трех, два пропускаем!
Под дружный смех на глазах у равнодушных прохожих он побежал со всех ног, радуясь своей находчивости, которая всегда выручала его.
Свет уличных фонарей, которые в большинстве были разбиты, слегка освещал то место, где проходил Рулон. Но отражение от снега создавало умиротворенную картину. Высоко в небе светила луна.
«В мире лжи и обмана нас может спасти только ложь и хитрость. Чем больше ты лжешь другим, тем больше твой успех в миру, - подумал Рул, - главное не обманывать самого себя, чтобы не попасться в сети».
Завернув за угол, Рулон направился к своим телохранителям. Он пересек маленький пустой дворик и вбежал в подъезд нового дома, где жил Куранчик. Куранчика не было дома, но его родичи сказали, что он гуляет у школы. Осторожно идя вдоль домов по переулку, боясь еще на кого-нибудь напороться, Рулон приблизился к школе, где тусовалась вся банда Курана с какими-то девицами. Кроме них, с этой стороны школы никого не было.
— Смотри, кто к нам идет! Да это же мой лучший друг! — прокричал на всю улицу неслабо поддатый Куран, указывая рукой в сторону Рулона. Окружившие его ребята дружно повернулись и посмотрели на дружка своего главаря.
— Чего голосишь? Лучше бы разогнал свору у моего подъезда, а то они чуть не отобрали деньги, которые я хотел принести тебе, — сказал Рулон.
Умение использовать повторяющиеся проявления своих корешей помогало ему находить выход из, казалось бы, невыгодной ситуации. Он помнил правило: «Не бывает безвыходных ситуаций, бывает много страха. Когда отринешь страх, тогда будет и выход».
— Кто отобрал? Где деньги? — заорал Куран. Он вскочил с невысокой ограды, на которой сидел, и, угрожая кулаком невидимым врагам, озлобился.
— Я всем сказал, кто тронет моего друга...
Тут он осекся, увидев группу милиционеров с дружинниками, подходящую к школе. Слегка поутихнув, Куран продолжил беседу с Рулоном.
— Ну ладно, где там твои обидчики? Пойдем скорее. Да, где деньги-то? Давай, а то нам на пиво не хватает.
Все пошли в магазин. Продавщицы с удивлением посмотрели через окно на подвалившую к зданию группу оборванцев.
Рулон купил хлеба, молока и печенья, чтобы поменьше осталось денег, и отдал сдачу поджидавшим у входа телохранителям. Телохранители обрадовались подвалившим деньгам, злорадно усмехаясь, отправились на разборку. Рулон уверенно шел впереди, а банда плелась за ним сзади на небольшом расстоянии. Поджидавшая у дома шпана окружила Рулона, требуя денег.
В это время, выгибая пальцы, сзади подошел Куранчик и угрожающе присвистнул. Малявки повернулись и испуганно посмотрели на ухмыляющихся хулиганов. Через мгновение двое из них с разбитыми носами полетели на землю, а остальные обратились в бегство. Рулон отправился домой.
Считая ступеньки лестничных проемов, Рулон подумал, что он уже много раз их считал и наперед знает, сколько их. Знает, какая из них сломана, где можно подвернуть ногу, но все равно считал и при этом успокаивался.
На этом поход за хлебом был закончен. Он понимал, что рано или поздно его поймают, ошманают и побьют, но крутился как мог. «Даже за хлебом сходить непросто! — подумал Рулон, дотянувшись до звонка и ожидая, когда мать откроет дверь. — Постоянно жизнь устраивает стресс. Осознанность, умение вспомнить себя, а не свой страх поможет изменить внешнюю ситуацию».
Мать открыла дверь, улыбаясь, и взяла у Рулона сумку с покупками, она была уже добрая. Все идет, все меняется. Добро сменяется злом. А страдание —
счастьем. Мир – это большой тренажер, на котором мы должны оттачивать свою волю и сознание, именно поэтому в нем нелегко. Бог допустил страдание, чтобы пробудить нас и подтолкнуть к совершенству.
Купэла (PLUS)
На следующий день, встав и сразу совершив молитву, Рулон прошел в ванну, стены которой были оклеены светло-синей клеенкой. Включив холодный душ, он наслаждался в течение десяти минут, представляя, как чистый поток проходит сквозь тело, пробуждая и очищая его. Затем докрасна растерся грубым полотенцем, проделал комплекс асан, опрокинул стаканчик амриты (сок с молоком) и пошел в школу.
Уже начало подмерзать, и ночные заморозки создали много маленьких катков. Выпавший за ночь снег припорошил лед, и люди, торопящиеся на работу, часто поскальзывались и падали. Рулон думал, что можно ходить и медленно и быстро, но при этом чувствовать, куда наступает твоя нога, не мечтать о том, чего нет, а быть здесь, где идут не подчиняющиеся тебе ноги, смотрят ничего не видящие глаза. Человек всегда находится не там, где он есть, а в иллюзиях и мечтах.
По дороге он наблюдал за идущими навстречу прохожими, озабоченными навязчивыми мыслями и проблемами.
«Лучше бы смотрели себе под ноги, видели все реально, чем заморачиваться над неразрешимыми проблемами, уроды. Их ум завнушенный мирской ложью, дурачит их. Лучше бы смотрели вокруг, радовались, отдыхали, чем грезить наяву».
***
Первый урок прошел на редкость спокойно, без приключений. Ученики скучали, спокойствие было непривычным и даже мучительным. На перемене к Рулону подошел Витя и отозвал его в сторону.
С Витей у Рулона связаны интересные воспоминания. Когда они учились в одном классе, Витя давал списывать Рулону контрольные и самостоятельные, за что он оказывал ему поддержку среди школьной шпаны. Отличникам всегда плохо, если нет поддержки, если тыл не прикрыт.
Они прошли в темную часть коридора, где практически никого не было, за исключением уборщицы в грязном халате, развозившей по полу нанесенную учениками грязь.
— Ко мне пристает Куранчик, — сказал Витя, с надеждой глядя на Рулона. — Нельзя ли что-нибудь сделать? Ведь он твой телохранитель.
— Какие же у него к тебе претензии? А?
— Уже долларов восемь вымозжил.
— И ты терпел? Пришел бы раньше. Ты же знаешь, я всегда выручу друга, — уверенно сказал Рулон, подтвердив свои слова дружеским хлопком по плечу.
— Да я думал, он перестанет, — промямлил Витя, жалостливо искривив рот.
— о, этот пока до смерти не забьет, не успокоится, — «обрадовал» Витю Рулон, — но ты понимаешь, чтобы он к тебе не лез, я должен ему что-то дать?
Таким образом, Рулон использовал «мышиную» программу — пресмыкаться перед сильными. Он понимал, что эти деньги все равно не пойдут на пользу слабому Вите и дурному Курану, значит, решил он, их можно взять.
«Всех обману», — сказало Счастье.
«Все куплю», — сказало Злато.
«Все возьму», — сказал Булат, — пришла ему в голову древняя мудрость. — Почему я не могу все совместить в себе: счастье, злато и булат?»
Он многозначительно посмотрел на Витька, который сразу понял, о чем речь, и закивал головой.
— Да-да, я принес. Только ты точно сделаешь?
— Ты меня обижаешь. Когда я тебя подводил? — важно ответил Рулон.
— Ну, прости! Это я так, — неуверенно оправдывался Витя.
— Да не беспокойся, давай. Если не выйдет, я всегда тебе верну, — уверенно подтвердил Рулон.
— Уж, постарайся, пожалуйста!
Видимо, он хотел еще что-то сказать, но Рулон оборвал его.
— Ну, этого не хватит, надо еще три доллара, — требовательно сказал он.
— Ладно, на следующей неделе принесу с обедов, — покорно согласился Витек.
— Ну, значит, по рукам! Беги на уроки, — сказал покровительственным тоном Рулон и, повернувшись, пошел к классу.
Но у дверей стояли вчерашние типы. Один из них, бесцеремонно облокотившись о косяк, как раз в это время материл Рулона, вспоминая вчерашнюю ситуацию. Подумав, что прыгать с этажей и тем более зря рассыпать мелочь не стоит, Рулон быстрым шагом направился в свое подземелье под лестницей и благополучно добрался до него.
Под лестницей Рулон удобно устроился, сев на свой потрепанный портфель. Еще с младших классов Рулон частенько прогуливал там уроки, осваивая искусство медитации и концентрации. Ведра, тряпки и швабры, вышедшие из пользования, не мешали ему в этом. Об этом укромном уголке знали только Марианна и преданный Саня. Это была его штаб-квартира, где он чувствовал себя хозяином, повелителем человеческих душ, но мудрости пока еще ему не хватало. Тут было уютно и имелось два выхода, как на конспиративной явке. Рулон размышлял так: мол, эти болваны все равно не могут тихо ходить, без шума, а во время уроков тихо, и все слышно. Эта мысль несколько успокоила его. Рулон подумал, что если ты слабый, то ищи защиты у сильного. Будь полезен ему. Вот правильный принцип жизни.
Раздались чьи-то легкие шаги. Рулон посмотрел в щелку и увидел замшевые полусапожки, отороченные мехом, из-под которых выглядывали джинсы темно-синего цвета. Это была Марианна, хорошо знавшая все повадки Рулона.
— Эй, узник, выходи! — весело скомандовала она звонким и энергичным голосом.
Рулон вышел, радостно посмотрел на Марианну, и они вместе пошли на следующий урок. С Марианной был Саня, который смиренно тащился сзади, нес, как драгоценную ношу, ее школьную сумку.
Марианна постоянно придумывала какие-то веселые ситуации, которые радовали, а иногда заставляли трепетать большинство учеников и преподавателей в школе. Когда Рулон спросил, как она это делает, то услышал в ответ, что жизнь сама подсказывает, как нужно себя вести и что делать с окружающими людьми, чтобы они не засыпали. И нынешняя встреча не была исключением.
По пути в класс Марианна рассказала о задуманной операции. Как классный шахматист, она играла людьми, как фигурами на доске, намного вперед просматривая свои действия и возможные варианты поведения этих роботов, в которых заложена примитивная программа поступков. И их можно было использовать в свою пользу. Только слабый и неразумный человек не способен осознать это, значит, и он находится среди этих роботов — сонных серых мышей.
— Я тут узнала, — сказала она, — что эта сука Алхимик пытается закорешиться с Лошкарем (так она назвала погоняло Ложкина). Они же вместе бухали, он какую-то курву под него подкладывал. Вся эта дружба, как я гляжу, не к добру, видно, через нее он решил обойти меня, чтоб не отстегивать мне деньги, — гневно раздувая ноздри, говорила Марианна, — но токмо ничего не выйдет у этого козла. Сегодня я ему устрою. Нужно этих двух дружбанов столкнуть лбами и заодно проучить суку Алхимика.
— Да, я тоже тут узнал, что он втихаря торгует шмотьем, — подлил масла в огонь Руля.
— Это ему тоже сейчас отрыгнется, — заявила она. — Помни, что в своих отношениях с людьми ты должен выстраивать систему, а затем поддерживать ее, — объясняла она ему законы жизни.
— А как это? — спросил Рул, поднимаясь вместе с ней по лестнице.
— Ну хотя бы как я в нашей мафии. Решили, что все мне будут платить дань, каждый щегол по доллару в месяц. А барышники такие, как этот ебаный Алхимик, часть от дохода. Но как это делать? Значит, нужна система, которая задействует определенные силы и поможет получить системы взаимоотношений. Каждый человек в этой системе представляет собой силу и слабость. Нужно надавить на его слабость и задействовать силу, этому я научилась еще в таборе. Я знаю слабости всех и задействую их силу. Итак, я, используя интерес Штопора к себе, который является его слабостью, пользуюсь его авторитетом, то бишь силой. Его авторитет помогает мне задействовать быков, таких как Лошак, Куран, Хмырь и др., слабости коих я знаю, а они своей силой выколачивают деньги с остальных. Деньги — их сила, а страх — слабость. Теперь сечешь?
— Да, — произнес Рул.
— Скоморох должен знать, что любой чучик в этой жизни представляет собой проводника определенной силы и слабости. Ты должен уметь видеть их в каждом и знать, как нажать на это в нужный момент, но помни, что такая слабость есть и в тебе и ты ее должен прятать, не показывать. Сделай так, чтобы все принимали твою нейтральную сторону как слабость, тогда они не смогут повлиять на тебя.
С этими словами они подошли к нужной аудитории.
Когда они пришли в класс, увидели, что Ложкина нет. Очень кстати он пошел покурить в туалет.
Марианна подошла к его сумке и ловко, так, что никто не заметил, вынула из нее ручку-кинжал. Это была очень необычная и, видимо, дорогая ручка, которой Ложкин очень гордился. Эту ручку ему сделали дружки из малолетней колонии. Все в классе были заняты своим делом. Рулона Марианна оставила дожидаться Валерку, а сама пошла к Алхимику, который на перемене с кем-то болтал.
Саня отозвал его по какому-то выгодному делу, а Марианна, зайдя в класс, с виртуозностью иллюзиониста быстро сунула кинжал в портфель Алхимика и, как ни в чем не бывало, начала весело болтать со знакомой девчонкой, смеясь и озорно строя глазки проходящим мимо парням.
Когда Валерка с друганами завалили в класс, Рулон сообщил ему, что видел, как Алхимик украл из его портфеля ручку. Валерий оцепенел от неожиданности и наглости на короткое время, затем поставил на парту свой портфель и стал рыться в сумке, злобно ругаясь и угрожая расправой вору. Наконец он окончательно разбесился, увидев, что Рулон прав, и пошел разбираться с нахалом.
Кореша Ложкина пошли следом, громко матерясь и расталкивая всех на пути. Рулон чуть позади пошел за ними. Ватага ребят со своим главарем впереди ввалилась в класс. Подойдя к Алхимику, свирепо сверля глазами, Ложкин пнул беднягу между ног.
— Ты, падла, ручку взял? — заорал Ложкин и угрожающе помахал огромным кулаком перед глупой рожей Алхимика.
— Какую? Я не трогал, — захныкал тот.
Но отпираться и оправдываться было уже поздно. Получив увесистый тумак, несчастный отлетел к стенке и, ударившись локтем, взвыл от боли. Услужливые Валеркины друзья начали потрошить портфель и извлекли оттуда кинжал. Ложкин, увидев это, озверел еще больше и с новой энергией набросился на ни в чем неповинного. Он безжалостно нанес ему еще несколько ударов под одобрительные возгласы стоящих рядом корешей.
Алхимик, конечно же, не брал ручку, но это была мелочь по сравнению с теми преступлениями, которые он совершил: во-первых, он был главным конкурентом, во-вторых, это именно он натравил на Рулона одураченных им лоботрясов, а самое главное — он нехорошо отзывался о Марианне и сочинял про нее различные сплетни. Это последнее обстоятельство и переполнило чашу ее гнева, так ужасно покаравшего его. Внимательно следя за развитием ситуации и увидев, что дело принимает серьезный оборот, Марианна подбежала к узурпатору и двинула его ногой так, что он еле удержал равновесие, схватившись за рядом стоящую парту.
— Не лезь не в свое дело! — выругавшись, прохрипел обезумевший от ярости бессменный президент школьного государства и хотел уже вновь налететь на Алхимика, но Марианна остановила его волевым голосом.
— Ты, что, идиот, убить его захотел? Ты же и так на учете состоишь и все тебе мало? — дерзко и решительно прокричала она.
Хотя Марианна и была зла на Алхимика, но она держала ситуацию под контролем, не доводила до крайности, учитывая агрессивность Ложкина. И, предвидя то, что он мог убить или покалечить Алхимика, она стала завершать процедуру возмездия.
Сейчас Марианна была похожа на пантеру, готовую в любой момент броситься на врага. Опешив от такого обращения, Ложкин растерянно стоял, не зная, что предпринять. Тогда Рулон, быстро сообразив что делать, подбежал к ним и шепотом сообщил, что якобы идет завуч. И теперь безопасный, струхнувший Валерий поплелся с поля брани вместе с восхищенными его подвигами дружками.
Они переговаривались, обсуждая случившееся, и досадовали, что не удалось добить беззащитного человека. Когда хулиганы удалились, Рулон подошел к
ослабевшему от побоев Алхимику, помог подняться с пола и проводил его в туалет умыться от текшей из носа и губы крови.
— Живи и впредь не греши! — наставил он на прощанье потерпевшего.
Тут Алхимик сообразил, что ситуация была специально подстроена, и лицо его исказилось от обиды и дикой ненависти. Рулон предположил, что Алхимик найдет способ отомстить. Он сказал об этом Марианне.
— Пусть не прет на того, кто сильней, — сказала Марианна и направилась к выходу.
«Вот еще один принцип выживания, — подумал Рулон, — постараюсь не забыть его».
***
Начался урок биологии, изучали железы и гормоны, Рулон, ознакомившись с уроком, стал разговаривать с Марианной.
— Смотри-ка, догадались, что гормоны заставляют спариваться коров. Как же они не понимают, что гормоны их самих заставляют спариваться и мать заставляют любить детей. Человек - автомат, управляемый всей этой хуетой.
— Ты верно догадался, — игриво сказала Марианна, — человеком управляют гормоны и все остальное, как и собакой, только он боится себе в этом признаться, слишком гордый, царь природы, мать его так. И поэтому он не может избежать этого, усыпляя себя самообольщением.
— Ничего, я займусь йогой, — сказал Рулон, — и сам научусь управлять всей этой херней.
Его взгляд выражал твердость и непреклонность.
— Ну, я тебя еще проверю, — засмеялась Марианна так громко, что училка, писавшая в это время что-то на доске, повернулась и с укором посмотрела на нее. Однако рот открыть не посмела и продолжила писать.
Затем она быстрым движением отложила мел и села за стол. Марианна презрительно осмотрела ее растрепанные волосы. Ей было лет тридцать пять. Сегодня она была одета в старомодный синий пиджак. Она сама хоронила себя, как женщину, не следя за собой и превращаясь в бесполое существо. Не по фигуре огромную грудь она всегда поддерживала руками, как будто несла два огромных арбуза. Училка, как обычно, стала раскачиваться на стуле, не подозревая, что ее ожидает неприятный сюрприз. Ей было неизвестно, что пацаны давно уже заметили эту ее вредную привычку и подпилили ножки. И вот наступил долгожданный момент.
Аспекты сошлись, и она с грохотом хлопнулась вместе со стулом навзничь. Длинная юбка задралась, и парни с глумливым любопытством стали рассматривать ее розовые панталоны. Они, вытягивая головы вперед, слегка привстали со своих мест, чтобы лучше было видно. Так нудный урок усилиями хулиганов был превращен в стриптиз-шоу. На этом биология закончилась.
Биологичка под дружный хохот убежала из класса. Таким психам место в лечебнице для невротиков, а не в школе. До перемены оставалось еще 20 минут, и все это время ученики весело прикалывались над училкой.
«Чему эти психопаты могут научить? Пусть сперва поучатся себя вести жестче и агрессивнее, чтоб их уважали. В их ебучем педучилище их должны были бы, прежде всего, обучить, как обрести авторитет, ибо без этого обучение кого-то чему-либо не возможно. Но сейчас ни родители, ни училы не обладают авторитетом у детей и результатом этого был сегодняшний урок», — подумал Рулон. Прозвенел звонок, и все с радостными возгласами стали беситься. Было много способов проявиться.
***
На перемене Уразов стал затравливать Бобрышеву. На нее с самого начала все обратили внимание, поскольку выглядела она очень странно. На ее голове была надета шерстяная шапка. Бобрышева сама была очень озабочена этим и выглядела так, словно хотела спрятаться, отчего становилась еще заметнее. Уразов сорвал с нее вязаную шапку, все увидели, что она лысая, и злорадно заржали.
«Веселье мы создаем себе сами», — подумал Рулон.
Вот Уразов и выбрал ее объектом своих забав. Скорчив уродливую рожу, он подобрался к ней сзади и резким движением стянул с нее шапку. Открывшееся зрелище привело всех в неописуемый восторг, волна громкого хохота прокатилась по классу. А Бобрышева сначала словно остолбенела от такой выходки, ошарашенная тем, что к ней так внезапно и так нагло проявили внимание, сделавшее ее объектом всеобщих издевательств. Опомнившись и придя в себя, Бобрышева стала бегать за Уразовым по классу, стараясь выхватить у него свою
шапку, переворачивая по пути стулья и создавая огромный грохот. Уразов кинул шапку другому пацану, тот третьему, а Бобрышева бессмысленно бегала от одного к другому. Ее лицо исказилось от обиды и истерики, из глаз ручьями текли слезы.
Наконец Чипуштанов, схватив шапку, закричал: «Скажи, почему ты лысая? Тогда отдадим тебе шапку».
— У меня были вши, — всхлипывая, сказала Бобрышева, — и меня обстригли.
Захлебываясь потоком слез и соплей, она разревелась еще больше.
Все покатились со смеху.
— Мы тебя будем звать «лысая вошь», — заорал он и начал кривиться, изображая эту самую вошь.
Все еще больше загоготали и стали выкрикивать: «Лысая вошь! Лысая вошь!»
Тогда Чипуштанов придумал еще кое-что: он втянул в себя сопли и харкнул ими в шапку Бобрышевой. Затем с ехидной улыбочкой, манерничая, подал ей. Она брезгливо отвернулась и не стала брать шапку. Чипуштанов стал бегать за ней, стараясь навьючить шапку ей на голову. Но Бобрышева все время скидывала шапку.
Видя, что дело не продвигается, в забаву включился Уразов. Он сам взял шапку, нахаркал в нее, набросал мела, а затем подошел к Бобрышевой, которая замученно сжалась у двери. Она была выше его на голову. Уразов, недолго думая, пнул ей под дых. Та загнулась так, что теперь хулиган мог достать до ее головы. Он стукнул ее кулаком по морде и надел позорную шапку.
— Попробуй только сними, свинья!
Все весело заорали: «Параша! Лысая вша!» — смеясь и бегая по классу.
Они кривлялись и тыкали в нее пальцами.
Марианна со спокойным презрением наблюдала всю эту сцену, сидя за своей партой.
«Раз ты слабый, тебя бьют, и, значит, тебя надо бить», — любил говорить Иосиф Виссарионович Сталин.
— Если ты будешь слабым или глупым в этой жизни, — изрекла Марианна после открывшейся им сцены, — то с тобой сделают три вещи: отъебут, наебут и выебут, как сейчас Бобрицу. Все это с тобой будут делать для того, чтоб ты взялся за ум и перестал быть тупым и слабым, а если не возьмешься, то помрешь. Тогда ты будешь просто мальчиком для битья, борцовским чучелом, козлом отпущения, на которого будет сбрасываться нервное напряжение коллектива, как на петухов в камере, понял? — спросила она.
— Да, я понимаю, — ответил Рул. — А если меня уже бьют, что делать? — спросил он.
— Тогда отделяй себя от этой слабости, от страха, тупости, вредности. Смотри, за что бьют, и начинай радоваться и смотреть на себя со стороны. Это твое начало, но начало важней всего. Пока ты отождествлен со слабостью и страхом, ты беспомощен, но, если ты будешь видеть это вне себя, тогда ты сможешь справиться с этим. И еще не относись к себе серьезно, посмейся, легче будет. Понял, идиот? – наставляла его Марианна.
***
После такой веселой перемены наконец началась литература. В класс стремительно вошла тощая и длинная училка и сообщила, что на этом уроке продолжается изучение романа «Преступление и наказание» Достоевского.
Рулон помнил, как еще в детстве бабушка сажала его на колени и вместе со сказками и веселыми историями рассказывала об этой работе Достоевского.
И хотя Рулон не учил уроков, но он хорошо знал этот сюжет, поскольку обладал отличной, почти феноменальной памятью. Сидя на задней парте, Рулон весело рассказывал Марианне об этом, описывая события из книги ярко и красочно, особенно акцентируя моменты моральных страданий, проще говоря, мазохизма главного героя. И они глумливо стебались над идиотом Раскольниковым, не понимая, зачем он так долго маялся дурью.
Тем временем училка, сидя за своим столом, что-то трепалась насчет глубины раскрытия человеческой психики. Она говорила очень эмоционально, стараясь передать ученикам всю прелесть подобного мазохизма, но ребята сидели, равнодушно глазея по сторонам, отгоняя надоедливых мух и думая, когда же раздастся спасительный
звонок. Еще неискалеченные дети чувствовали моральное уродство той херни, которую вдалбливало в них учило и не желали, чтобы их калечили всякие педики.
Рулон параллельно комментировал Марианне истинный смысл всей этой херни.
— Да этот Достоевский — просто шизофреник! — сказал он уверенно.
— Вот и вся глубина психики такая же шизофреничная, — среагировала Марианна.
Училка, краем уха услышав заявление Марианны, изумленно взглянула на нее, на мгновение остановив свою речь, а потом продолжала ее еще более эмоционально, пытаясь всем доказать величие и гениальность своей любимой книги.
— Да эти все так называемые великие писатели — бабники, шизофреники и педерасты, — шепотом, слегка наклонив голову, добавил Рулон, — вот кто нас учит. Поэтому мы и живем в этом дурдоме. Пушкин был бабником, Гоголь тоже был сдвинутым, а Лермонтов — гомосексуалист, сука! — Рулон покрутил пальцем у виска и продолжил: — Я бы иначе сочинил рассказ о том, как Раскольников мучился дурью. Пошел в полицию, а его бы посадили на зону. А там бы его хорошенько отпетушили и посадили у параши, и, когда кто-нибудь ходил бы на нее срать, он обязан был бы говорить: «Я генеральный секретарь параши, разрешаю посрать». И он бы затем понял, как дурачил его ум, и понял, что все! Баста! Нужно просветлевать. На хрен. Больше с таким умом жить нельзя. И он начал бы медитировать и отключать внутренний диалог. И потом бы просветлел. Всех людей бы этому учить начал. Вот это было бы клево!
Рулон разошелся так, что голос его опять стал громким. Окружающие его ребята стали прислушиваться к его словам, посчитав их более интересными, чем та галиматья, которую несла тупая училка у доски.
— В этом романе был бы вывод. Он чему-то бы учил. Стал бы полезен для здоровья, — закончил Рулон.
— Кто про что, а вшивый все про баню, — съязвила Марианна. — Совсем ты помешался на йоге. А так, хороший рассказ придумал, веселый, получше, чем у этого шизофреника. — она весело ухмыльнулась и поправила цепочку с резным кулончиком в виде сердечка у себя на шее.
Они весело болтали, надсмехаясь над всей советской литературой, которую преподавали сейчас в школе, зомбируя детей всей этой хуйней. Слабый не сможет жить в этом мире, поэтому нужна сильная литература, которая поможет сформировать сильные качества у человека.
Свежий воздух втекал в раскрытую форточку, уже пахло приближающейся зимой, и это радовало, создавая веселый настрой. Рулон глубоко вдохнул этот воздух, наполняя им все свое тело.
Затраханная литература продолжалась. Маразм крепчал. Училка закончила свою чудесную лекцию и, посмотрев в журнал, начала спрашивать Куричеву, но у той повредили слуховой аппарат, и она бессмысленно смотрела прямо на учительницу, но сидела молча. Училка разозлилась и, треснув указкой по столу, заорала.
— Куричева, встань!!!
Но та сидела и хлопала зенками, так как ничего не слышала. Не в силах выдерживать дольше такую наглость, преподавательница подошла к Куричевой и, махая у нее перед лицом руками, стала ругаться. Но та недоуменно смотрела на нее, ничего не понимая. Эта сцена выглядела на редкость комично, и весь класс покатился со смеху. Училка окончательно распсиховалась, развернувшись, стала топать ногами и изо всех сил орать на остальных, чтобы они успокоились. Она была похожа на злую собаку, попусту лающую на окружающих.
На этом еще один идиотский урок закончился веселой сценой. Каждая такая сцена являлась для Рулона уроком, из которого он делал выводы на всю оставшуюся жизнь.
«Рожают же всяких дебилов, — подумал Рулон, вспоминая Куричеву. — Их бы сразу на опыты, чтобы не мучили себя и других. А эти гуманисты затраханные заставляют всех мучиться. Сволочи, - пролетали мысли в Рулоновой голове, - но сейчас сохраняют всех дебилов, уродов, паралитиков, засоряя генофонд общества. Ведь, если смотреть по Дарвину теорию о естественном отборе, то получается, шо врачи нас лишают ентого отбору, а, значит, человечество будет вырождаться, коли царство уродов неуклонно растет.
В этот момент чье-то прикосновение оторвало его от накатившихся мыслей. Обернувшись, Рулон увидел Марианну.
— Пойдем домой, — сказала она. — Для кого-то сегодняшний день будет хорошим уроком.
***
Каждый миг, проживаемый человеком, есть урок и возможность постигнуть самого себя и окружающий мир, если ты знаешь об этом.
Учиться Рулону было неохота, особенно после такого допинга, и он быстро согласился. Собрал немудреные свои шмотки, пнул стул, хлопнул крышкой парты, и они пошли.
Они шли по асфальтированной дороге, привлекая удивленные взгляды прохожих. Эти взгляды были направлены на Марианну, которая шла подобно королеве, горделиво подняв голову.
Рулон с Марианной зашли в небольшой магазин, где в ожидании открытия водочного отдела околачивался Куран. Рулон подошел к нему и рассказал, что в школу приходила мать Витьки. Она была очень озлоблена и вынюхивала, кто может у Витьки вымогать деньги, так как он не отдал сдачу и сказал, что отобрали. Она расспрашивала у ребят очень настойчиво и даже с угрозами.
Куранчик настороженно выслушал Рулона и, прищурив глаза, спросил:
— Там ничего про меня не болтали?
Рулон не сказал ничего конкретного, но сделал предположение:
— Как будто пока нет, но я бы не советовал тебе больше брать у него. Найди себе другую жертву. Я уже не раз говорил, что нельзя тянуть много у одного. Надо со всех по чуть-чуть.
Куран согласился и просил поговорить с Витькой.
— Век не забуду! — сказал Куран. — Кровь из носа, все для тебя сделаю.
Осторожно обходя лужи и грязь, Рулон с Марианной пересекли еще две улицы и направились к ней домой. Жилье Марианны располагалось в одном из самых лучших районов города, в новом доме улучшенной планировки.
У подъезда, как обычно, сидели ворчливые бабки. Появление Марианны вызвало у них оживление, ибо вместе с ней появился прекрасный повод посплетничать и обсудить пикантные подробности жизни вызывающей внешности местной звезды.
Марианна невозмутимо прошла мимо бабок, увлекая за собой Рулона. Поднявшись по лестнице, они вошли в квартиру. Квартира Марианны вызывала очень уютные ощущения и располагала к интимным отношениям. В комнате стоял финский гарнитур, обитый темно-бордовым бархатом, черная стенка. Все было сделано в современном стиле и немного под старину, роскошный диван был покрыт китайским пледом.
В нише стоял японский видеомагнитофон и стереокомплекс из ФРГ. В углах на небольших тумбах размещались четыре мощные колонки из темного дерева. На стене висел огромный ковер с каким-то индийским рисунком. В книжном шкафу по преимуществу находились ярко иллюстрированные иностранные журналы, в серванте — немного хрусталя и фарфора самого лучшего качества, которые могли бы удовлетворить самый изощренный вкус.
Когда они зашли в комнату к Марианне, Рулон обратил внимание на незаправленную кровать. Запах цветов наполнял ароматом квартиру.
Они прошли на кухню, Рулон сел за стол и смотрел, как Марианна готовит какао и достает из шкафа фарфоровые чашечки, расписанные замысловатыми узорами с позолотой. В состоянии медитации он наблюдал за тем, как жидкость переливается в чашку. Марианна уже повеселела. Они пили какао, смеялись и болтали, вспоминая сегодняшний учебный день и его происшествия.
Подойдя к Рулону и положив свои нежные руки ему на плечи, Марианна ласково спросила:
— Сколько тебе заплатил Витенька, чтобы ты это сказал Курану?
— Да он обещал в понедельник, — хотел схитрить Рулон.
Он с интересом рассматривал длинные ногти Марианны, на которых красовались золотистые наклейки.
— Врешь, — лукаво сказала Марианна, прижавшись к Рулону, — дал тебе тройку, правда?
— Больше у него не было, — решил подыграть Рулон, обрадовавшись тем, что она назвала не очень большую цифру.
— Значит, пятерку. Или больше? — играла она, пристально глядя Рулону в глаза.
— Нет-нет, пятерку точно, — поспешил подтвердить Рулон, вынужденный сознаться.
— Сердце твое говорит мне правду, хотя ты и пытаешься меня одурачить, — говоря это, она взяла Рулона за руку в том месте, где бился его пульс.
— Как ты научилась это делать? — спросил Рул.
— очень просто, дорогой. Когда ты сам много врешь самому себе, мечтаешь, фантазируешь, тебя легко обмануть словами, т.к. ты веришь в них, веришь в слова, но, когда ты перестанешь лгать самому себе, ты будешь видеть ложь и правду в других. Ты поймешь, что пульс, взгляд, дыхание и тембр речи, ее интонация четко говорят, где правда, а где ложь, и ты будешь верить не в слова, а в ощущения, предчувствия. Но пока ты наёбываешь сам себя, веря в то, что тебе кажется приятным, ты никогда не отличишь правду от лжи, т.к. ты не понимаешь разницы между ними, хотя бы в самом себе. Так что, не мечтай, не плавай в иллюзиях о самом себе, а чувствуй, чувствуй, как зверь, и ты не ошибешься.
Марианна мистически умела отличать правду от лжи, угадывая изменения ритма сердца, дыхания и поведения человека. Пульс Рулона дал ей верный ответ на интересующий вопрос.
— И сегодня ты сказал, что гормон действует на людей. Ты чувствуешь, как он играет в тебе? — шептала она, обнимая Рулона.
Только недавно Рулон говорил о гормоне с полной искренностью, надеясь взять над ним верх, но сейчас он ощутил, как сильно гормон действует на него, как он слаб и отождествлен с ним. Рулону сильно захотелось потакать Марианне и заняться сексом.
— Это гормон действует, — сказал он, обнимая за талию Марианну, — но ничего страшного, я могу понаслаждаться им вместе с тобой.
Марианна лукаво улыбнулась, хитро прищурив глаза.
— А как же твое желание овладеть гормоном? — озабоченно спросила она, — ведь ты же можешь израсходовать энергию даром. Йоги не должны этого делать.
— Да, ты права, — вздохнув, заметил Рулон и тут же добавил, оправдывая свое поведение: — Но я не могу отказаться от удовольствия побыть с тобой, но когда-нибудь я стану господином самого себя.
Они уже страстно обнимались и целовались, находясь на разобранной постели Марианны. Он, ощущая запах ее тела, заводился все больше и больше.
— Ну уж нет, — обиженно сказала Марианна и слегка оттолкнула его, надув ярко накрашенные, с размазанной помадой губы, — мне такие люди не нравятся, которые говорят одно, а делают другое.
Рулон оторопел, широко раскрыв глаза. Неужели так все и закончится, не начавшись.
— Что же делать? — спросил он растерянно.
— Быть целостным. Ты уже читал тантру. Вот теперь мы и займемся йогическим сексом.
Увидев такой поворот дела, Рулон облегченно вздохнул, напряжение, возникшее две минуты назад, стало уходить.
— Ты же знаешь, что я цыганка. И у нас есть искусство любовной магии, которое называется купэла, а по-русски — купала.
— Это, что ли, Иван Купала, когда всех обливают 7 июля, — сказал Рулон.
— Да, но, во-первых, никакого Ивана нет. Его придумали христиане. Это просто славянская богиня любви Купала, отсюда и слово «совокупление». А во-вторых, праздник этот отмечается не 7 июля, а 22 июня.
— Это когда, что ли, Гитлер напал на нас? — спросил Рулон.
— Да, — ответила Марианна, — это день летнего солнцестояния, это магический день максимальной солнечной активности. И этот день решил использовать Гитлер для успеха в войне, его же использовали для любовной магии.
— Это, что ли, когда дрочат в стаканчик, затем смешивают молофью с месячными и вином, и этот гоголь-моголь затем пьют, думая, что он принесет какую-то пользу?
— Что-то вроде этого, — рассмеялась Марианна, — только вот кончать в этой магии нельзя. Твоя молофья всегда должна оставаться в твоей мошонке. Ты должен сдерживаться и никогда не кончать, понял?
— Зачем же тогда секс? — недоумевал Рулон.
— А для того, мой милый, — сказала она, — чтобы развивать волю и работать с сексуальной энергией. Читал тантру? Так вот, купэла — это русский тантризм. Ты же йог и должен все это понимать. Йоги используют секс не для кайфа или деторождения, а для того, чтобы учиться владеть собой. Они все только для этого используют, не дают природе брать власть над собой.
— Что, вообще никогда кончать нельзя? — расстроился он.
— В течение трех лет тебе уж точно не придется. Только Гуру может кончить, да и то только в рот своей шакти, то есть любовницы, ученицы, которую он посвящает и с которой устанавливает телепатическую астральную связь для особой духовной работы в системе купэлы. Но это делается крайне редко. Так что об этом забудь, иначе я тебе яйца оторву. Лучше уж быть евнухом, чем рожать детей или попусту тратить свою энергию на оргазм. А теперь давай перейдем к практике, — бархатно прошептала она. — Дорогой, ты садись в позу лотоса и медитируй, а я буду тебя возбуждать. А ты будешь сдерживаться, чтобы не кончить. Будешь бороться с гормоном, — лукаво произнесла Марианна мягким и одновременно повелительным тоном.
В несколько обескураженном состоянии Рулон разделся, принял падмасану и стал уравновешивать дыхание, стараясь смотреть спокойным и ровным взором.
Марианна включила обво-
раживающую музыку, задернула шторы и под тусклое мерца-
ние свечей начала танцевать
обольстительный танец, мед-
ленно обнажаясь. Она приблизилась к Рулону и стала прижиматься разными частями своего нежного тела к телу партнера. Ее пышные волосы ласкали его своим шелком. Ее упругая грудь скользила по его коже. Ее красивые и ласковые руки массировали его плоть. Ее обольстительные страстные губы целовали и возбуждали его лингам.
Вскоре возбуждение стало
настолько сильным, что дыха-
ние начало сбиваться. Он уже стал не способен больше спо-
койно сидеть в привычной позе. Рулон напряг все свое тело, изо всех сил сжал зубы. Но вскоре и это перестало ему помогать, и член начал конвульсивно дергаться, из него потекло.
Мгновенно сменив свою ласковость и нежность на злобу, Марианна резко вскочила на ноги и с яростью набросилась на Рулона, тузя его изо всей силы кулаками по голове. Она была агрессивна.
— Ах ты, похотливая свинья! Когда же ты справишься с собой? Сволочь! Получай! Получай!..
Рулон втянув голову в плечи, покорно принимал удары. Украдкой он взглянул на Марианну и еще больше сжался, увидев в ней внезапно проснувшуюся и озверевшую дикую пантеру с ярко горящими глазами и оскаленными острыми клыками. Выпущенные длинные когти могли в любой момент впиться в тело Рулона и разорвать его.
— Ну а теперь убирайся, — закончив экзекуцию, бросила она ему, — я не хочу общаться с таким безвольным слизняком. Научись владеть своим хером, а тогда уж лезь обниматься. Я детей рожать не собираюсь. Мне вся эта поеботина не нужна.
Рулон быстро вскочил на ноги, торопливо оделся и отправился восвояси. Самые противоречивые чувства завладели им. Выйдя на улицу, он постарался успокоиться и стал обдумывать случившееся.
«Да, действительно, Марианна права, - думал Рул, - сексуальная энергия самая сильная. Именно она организует жизнь на Земле и к этому нельзя относиться легкомысленно. Научусь, все равно научусь управлять своей писькой, - бесился он, сжимая кулаки, - иначе ента энергия заставит меня размножаться и создавать семью, быть, как все бараны, как мать. Но, если я овладею этой энергией, то я смогу ее использовать, чтобы стать сильней, сознательней, ярче. Именно за счет сексуальной силы люди творят, делают чудеса, раскрывают в себе скрытые способности. Но, если обкончаться и рожать детей, то, пиздец, станешь серой обыденной мышью, - думал Рул».
Но в этот момент он увидел идущего прямо на него Цыпу с его шайкой.
Маленький пацан с кривым носом заметил Рулона и указал на него пальцем. Хулиганы обрадовались и стали злорадно ухмыляться, увидев добычу.
Рулон бросился наутек, прыгая через лужи, затянутые тонким льдом, иногда попадая по щиколотку в холодную воду. Обрызгав грязью штаны и ботинки, он подбежал к дому. Залетев в подъезд, он вызвал лифт, но, к несчастью, тот был еще далеко, и Рулону пришлось бежать по лестнице, стараясь не создавать шума. На мгновение остановившись и прислушавшись, он установил, что по лестнице погони нет, но лифт уже достиг первого этажа и стал подниматься вверх. Поняв, что его преследователи едут на лифте, Рулон ускорил прыжки вверх по лестнице. Страх не успеть подгонял его, и он летел как на крыльях, на бегу доставая из кармана ключ.
Добежав до девятого этажа, Рулон с лихорадочной поспешностью успел открыть дверь и захлопнуть ее. Влетев в квартиру, Рулон все еще не чувствовал себя в безопасности. Подоспевшие хулиганы бесились на лестничной площадке, матерясь сквозь зубы, стали молотить в дверь.
Мощные пинки сотрясали слабую дверь, так как двери раньше изготавливали советские рабочие спустя рукава. Рулону пришлось прижаться к ней всем телом, чтобы уменьшить детонацию. В коридоре слышались ругательства и угрозы. Чем-то ковыряли в замке, пытаясь его открыть.
Рулон опять вошел в молитвенное состояние и призвал всех святых в помощь.
Вскоре все стихло. Рулон прошел в комнату и осмотрелся. Было не прибрано и душно. Он открыл окно и, ходя из угла в угол, вспомнил события дня, и особенно Марианну. Ее образ, сильный и безжалостный, стоял у него перед глазами.
«Черт возьми, - стукнул Рул себя по лбу, - я совсем не помню себя, - только что я думал о купэле и был в одном своем «я», в «я» гнилого философа, а увидел Цыпу и перешел в «я» трусливого зайца, и даже не заметил этого, еб твою мать. Сколько же во мне всяких этих «я», сколько частей. Они как лебедь, рак и щука тянут меня в разные стороны, а я даже не замечаю этого и любой хуйне в себе говорю «я», это я – головка о хуя. Я должен знать весь репертуар своих глупых ролей и видеть, как я тупо переключаюсь из одной роли в другую и не давать всяким пидарастическим «я» хозяйничать во мне, падлы».
В глубине души возникло твердое решение овладеть искусством купэлы. Он был благодарен Марианне за этот суровый урок. Ведь он понимал всю опасность гормона. Как сексуальная энергия может быстро сделать человека дураком и заставить иметь семью и детей, а значит, и стать обычной серой мышью. А этого он не хотел больше всего. Жить, как его родители и все остальные.
— Ни за что! Я буду жить яркой, неординарной жизнью, а не как моя мать и все остальные. Работа — быт, работа и все. Нет! — твердо сказал он себе.
Придя понемногу в себя, он прибрал в комнате, создав видимый порядок. Внезапно пришла мысль: «Всю жизнь мне придется страдать и мучиться и еще много жизней впереди, где ждет меня горе и борьба за выживание. Хватит! Нужно просветлевать и выйти из круговорота сансары».
Он подошел к окну, взглянул на солнце, стал на колени, закрыл глаза и начал самозабвенно молиться: «Ом мани махатма калама ишвария драхмане... Возношу молитву властителю Шамбалы, творцу и владыке мира сего. Да простятся мне прегрешения, вольные и невольные, и да избавится душа моя от искушений невольных, и направятся мои силы на свершение деяния благого». Солнце посылало ему свои лучи, осыпало золотом его волосы. Так он еще долго молился, пока в душе не воцарился полный покой и благодать. Рулон открыл глаза и увидел, что уже темнеет. Солнце скрылось за горизонтом. Тогда, приняв позу лотоса, Рулон устремил свой взгляд на Луну, которая уже к этому времени появилась на фоне темно-фиолетового звездного неба, и стал созерцать ее.
Вскоре из центра «Глаз Шивы» у него полился поток светлой энергии, уходящей в бесконечность пространства. Он обходил вокруг Луны, то расплывался в ее сфере, то пронизывал ее подобно лазерному лучу до тех пор, пока, не потеряв собственной реальности, не растворился в ней.
На Земле в позе лотоса сидела оцепенелая плоть, а в небесах, космической дали находилась душа того, кто назывался Рулоном. Она была растворена в великой сути мироздания и находилась в чистом и полном блаженстве.
Проклятый скоморох (PLUS)
Утром Рулон снова проснулся человеком. Ему давно уже не нужен был будильник. С вечера он мысленно представлял себе циферблат часов и время, в которое необходимо было встать, одновременно он ощущал себя уже стоящим в душе, как жгучий холод пронизывает его тело. И это давало ему возможность практически никогда не пользоваться часами. Он позавтракал. Нужно было собираться в школу.
Подкатила мать со своим дурдомом. Напомнила, что конец четверти и надо учиться лучше.
Он отчетливо помнил вчерашние видения и ощущения, вызванные искренней молитвой. Такие состояния давали Рулону новые силы и энергию, новые знания. А сейчас нужно было собираться в школу.
— Да сколько можно учиться? — сказал Рулон, складывая в портфель школьные принадлежности. — Мне уже надоело.
— Ничего, сынок. Тебе еще хорошо. А пойдешь после школы на работу, будешь по девять часов сидеть на заводе и отпуск 12 дней. Сейчас ты совсем мало учишься, — успокоила мать.
Она достала из косметички помаду и, встав перед зеркалом, стала красить губы противным бледно-розовым цветом.
— Нет! Работать я не буду! Хватит! Уже школа надоела, — как можно жестче и одновременно спокойно ответил сын.
Тогда мать подошла к сыну поближе и, убеждающе глядя ему в глаза, серьезно заговорила с ним, пытаясь завнушать сына, сделав дураком.
— На что же ты будешь жить, сынок? Нужно семью, детей кормить, — слова «семья» и «дети» она особенно подчеркнула, как нечто святое и самое главное в жизни.
— Никого я кормить не буду. И семья, и дети мне не нужны. Это ваш средневековый бред: семья и дети, это пережитки прошлого. Все енто теперяче не нужно. Я сдамся в дурдом и стану шизофреником, им пенсию платят, и буду жить для себя.
— Как же можно? Что же люди скажут? — воскликнула мать и застыла в изумлении.
— И чего мне о людях думать? Пусть тогда деньги мне дают. Тогда я думать буду о них. А сейчас я о себе подумаю лучше. Уже строили коммунизм, так и не построили. Вот и семья так же – утопия, сечешь, мать? А вестись на мнение людей, значит, быть дураком, бараном, а мне плевать на ваше стадо, я не хочу быть бараном! Я буду жить так, как мне нравится, а не на угоду толпе бестолочей коммунистов, фашистов и всяких других демогогов проклятых. Это рабство у общества. Да пошли вы все!!!
Мать запротестовала и, стремясь образумить сына, хотела продолжить свои наставления, но Рулон, увернувшись от дальнейших разговоров с матерью, стал мечтать, как он будет жить после школы и целый день заниматься йогой. Поймав себя на идиотской работе воображения, он сосредоточился в межбровье и отключил внутренний диалог. Мать, увидев безуспешность своих стараний, быстро оделась и, ворча на упрямого сына, не желающего понимать, как правильно надо жить, жить как все, вышла из квартиры. И побежала на работу выполнять свой мышиный долг. Следом за ней пошел и Рулон.
Осторожно, болезненно прислушиваясь, он спустился по лестнице и, пугливо озираясь, поплелся в школу.
Страх помогал ему помнить себя и уменьшать количество праздных мечтаний. «Страх — отец сознания», — подумал Рулон, вваливаясь в школу. Он пришел почти вовремя и увидел, что возле класса стояли ребята.
Прозвенел звонок. Кто-то крикнул: «Кто пас, тот пидарас!» — и все с шумом стали залетать в класс, боясь быть последним. Рулон же, находясь в медитативном состоянии, не мог понять, зачем следовать этой глупой установке. Он шел в том же темпе, не увеличивая скорость. И зашел в класс последним.
— Педераст! Педераст! — закричали все, показывая на него пальцами. При этом каждый был счастлив оттого, что сам не стал «педерастом».
В это время в класс зашел преподаватель, и все стихли. Начался урок труда. Преподаватель начал объяснять какую-то тему, но тут его вызвали в кабинет директора. Пацаны немедленно придумали себе развлечение, стали кидать друг на друга какую-то тряпку, крича «Параша! Параша!».
Каждый, получая тряпку, брезгливо передергивался и сразу же старался перекинуть ее на другого. Вскоре тряпка упала на плечо Рулона, но он не мог среагировать сразу, так как не был включен в ситуацию, а потом спокойно снял тряпку и положил рядом с собой на пол, подумав: «Это же всего лишь тряпка, а не параша». Пацаны стали над ним смеяться, крича «Параша! Параша!». Раздались злорадные возгласы. Увидев, что он не отвечает, совсем разошлись и стали кидаться мелом.
Вдруг все резко прекратилось, так как в класс пришел преподаватель. Рулон подумал, что если так продолжится, то его могут опустить. В классе медитировать оказалось опасным.
«Если ты хоть чуть-чуть отклоняешься от хуевой нормы, то все вокруг пытаются втолкнуть тебя во всю ту же колею, - думал Рул, - ложат тебя на прокрустово ложе и усредняют, подгоняя под общественный шаблон, сидарюги позорные».
Его мысли прервал прозвеневший звонок. Торопливо собрав свои вещи, Рулон стал выходить из класса, но тут его уже поджидали пьяный Цыпа с дружками. Он стоял у двери и нахально улыбался. Дружки, стоя по краям, выпендривались как могли. Преподаватель куда-то ушел, и они затолкнули Рулона в класс.
— Ну что, падла, попался? — злорадно процедил Цыпа, поставив Рулону «кайфушку». — Теперь разберемся с тобой, сволочь!
Все стали повторять за Цыпой и поддерживать его одобрительными возгласами. Рулон попытался вырваться, ринулся вперед, намереваясь разорвать замкнутую цепь, но не тут-то было. Кореша Цыпы схватили его и потащили назад.
— Давай руки ему в тиски завертим, чтоб не рыпался! — громко закричал один из них.
Всем остальным очень понравилась эта оригинальная идея, и они радостно приступили к её осуществлению.
Рулона потащили к тискам, осыпая оплеухами. Каждый старался как-нибудь побольнее треснуть его. Вокруг станков валялись неприбранные инструменты, металлические стружки и опилки хрустели под ногами.
«Это мало чем отличается от застенков гестапо или от средневековых пыток святой инквизиции, — подумал Рулон. — Хорошо, что рядом еще нет пилы или сверлильного станка», — эта мысль несколько утешила его. Они выбрали самые большие тиски.
Четыре человека крепко держали Рулона, который оказывал сильное сопротивление. Двое других засунули руки в тиски и затянули. Вокруг собралась толпа одноклассников, восхищаясь новой забавой. Пальцы сначала побелели, затем стали синими. Рулон завыл от боли. Со всех сторон на него нападали.
— Будешь знать, бля, как рыпаться! — заорал Цыпа, дав Рулону увесистую пощечину.
Еще один прижигал ему шею бычком. Другой схватил его за нос и начал делать «сливу».
Сразу так много боли. Рулону было очень больно и обидно. От жалости к себе потеряв самоконтроль, он чуть не расплакался, но потом быстро взял себя в руки и стал усиленно культивировать отрешенность. Внезапно он ощутил себя как бы смотрящим на происходящую ситуацию со стороны. Хотя боль в теле осталась и даже усилилась, но обида и самосожаление прошли, словно их и не было. Серый мрак мастерской давил на мысли, трудно было представить солнце и горы, что всегда помогало Рулону отрешиться, но он преодолел себя.
А издевательства продолжались, озлобленные хулиганы пинали, щипали, били его. Кто-то взял его портфель и вывалил на пол содержимое: дневник, тетрадку и ручку.
Цыпа схватил дневник и начал в нем писать, громко комментируя:
— Замечание на уроке!
— Прыгал с пятого этажа!
— Прыгал с девятого этажа!
— Прыгал с десятого этажа!
— Разбился! Воскрес!
— Изнасиловал учительницу!
— Взорвал школу!
Тут стало совсем весело, и все покатились со смеху. Рулону сперва стало обидно, но потом он увидел все по-иному, и ему стало смешно, он рассмеялся на удивление всем присутствующим. На мгновение хулиганы оторопели, не поняв, в чем дело, потом переглянулись и снова стали бить и мучить Рулона, пока не прозвенел звонок и в класс не вошел преподаватель в сером костюмчике.
Увидев его, все тут же успокоились и поспешно вышли из класса. В класс стали заходить другие ученики. Они увидели Рулона, спокойно стоящего у стола и стали обсуждать это явление. Некоторые смеялись над ним, что он стоит, как статуя. Другие подошли поближе, чтобы посмотреть, что же происходит.
— А ты чего здесь стоишь? — спросил преподаватель Рулона.
— Да меня тисками зажали, — спокойно объяснил он.
Ученики громко заржали и, пытаясь освободить Рулона, начали закручивать рукоятку не в ту сторону. Рулон вскрикнул от боли и пнул наиболее близко стоящего разиню.
— Давай откручивай быстрее! — рявкнул со злостью Рулон.
Была видна бледность на лице преподавателя, он знал, что если с учеником случится какая-то травма на уроке, то он будет иметь большие неприятности.
«Вот зачем я здесь, - подумал Рулон, потирая больную руку, - радость-то какая, я имел прекрасную возможность попрактиковаться в отрешенности и осознанности. Да это физическое тело, в рот его еби, хороший тренажер для развития сознания и воли. Голод, холод, боль и другие мучения не дают уснуть, пробуждают нас, мать их ети, и призывают к развитию. Но я должен отрешиться, видеть тело со стороны, понять, что я не являюсь только ентим куском мяса, кормом для червей, я нечто иное, я могу быть вне его».
***
Третий урок вела молодая, незакореневшая в учитилизме преподавательница, которая сразу «врубилась», что с учениками шутки плохи. Она вела урок истории, на котором читала ребятам увлекательные повести и рассказы о жизни в старые времена, что, как она считала, лучше поможет в познании, нежели традиционное сухое преподавание. Поэтому на ее уроках все сидели тихо, и если кто-нибудь начинал болтать, другие успокаивали его, чтобы не мешал слушать.
Рулон сидел рядом с Марианной за партой и потирал ноющую от боли руку здоровой рукой, пытаясь хоть как-то сгладить эту боль. Он подробно рассказал Марианне все, что с ним произошло.
— Когда ты медитируешь, то все равно поступай, как все дураки, не то они тебя сделают «чертом». А Цыпа хорошо проучил тебя, ты никогда не должен терять профессиональную бдительность! — поучительно произнесла она.
— А я уж подумал, — высказал он своё мнение, — что может не стоит медитировать, раз так все плохо?
— Ты что, суеверный? — бросила Марианна и засмеялась. — Это тебе практика, чтобы медитировал в более трудных условиях, а то дома слишком легко делать вид, что ты медитируешь. Ничего, я еще научу тебя скоморошеству. Пойдем лучше домой. Вот уже и звонок.
И они вышли на улицу. Пронизывающий ветер забирался под легонький пиджак Рулона, он стал поеживаться и притопывать. Никто не ожидал такого резкого похолодания. Рулон, оставаясь верным своей традиции, продолжал ходить в пиджачке. Марианна поймала тачку.
— Ну, пошли в машину, пора! Теперь ко мне на хату.
Шофер с длинными усами, лет сорока, остановив свою новенькую «Тойоту», заинтересованно осмотрел Марианну, затем кинул насмешливый взгляд на Рулона и движением головы пригласил их сесть.
— Ты знаешь, что такое скоморошество? — спросила Марианна у Рулона.
— Ну, это значит быть «петрушкой», паясничать. Мать часто меня обвиняет в этом.
— Вот и хорошо. Значит, у тебя уже есть задатки, мой милый. Теперь ты будешь дальше осваивать это искусство, чтобы ты мог выжить в этом мире таким идиотом, которым ты являешься.
— Но ведь я хочу быть йогом, а не шутом, — возразил Рулон.
— А ты думаешь, что шуты это просто фигляры? Нет, мой дорогой! Запомни, многие шуты были великими магами и управляли королями и целыми странами, так как шутовство — это великая магия.
— Не могу понять, — сказал Рулон недоуменно, — в чем тут магия? Мне казалось, это просто способ веселить кого-то.
— Нет, клоунада — это прежде всего искусство перевоплощения. И если ты сможешь перевоплощаться в любой образ, ты научишься управлять собой. Не нелепый образ тебя, который создали твои родственники и общество, будет довлеть над тобой, но ты будешь сам создавать любой образ, станешь свободным и одурачишь всех «умников» из социума. И если ты преуспеешь в этом, то можешь стать и оборотнем, и даже сможешь изменять свой физический облик, к примеру, сможешь стать волком, — рассмеялась она.
— Но если у меня не будет образа самого себя, то кем же я буду? — недоумевал Рулон.
— А ты, что, хочешь быть Васей Батарейкиным? Помни, ты пустое место, дырка от бублика. Ты — актер и зритель в этой жизни, и даже если тебе будет очень трудно, ты должен все равно играть. Даже в самой серьезной ситуации оставаться игроком и зрителем, т. е. наблюдать за собой со стороны, не отождествляясь со своим проявлением.
Рулон задумался.
— А как же Бог? Как я должен относиться к нему во время молитвы?
— А Бог — это великий игрок, и вся жизнь — игра. И ты будешь весело этому у него учиться. Запомни это, именно весело. Как бы ни была трагична ситуация, даже если тебя убивают, ты должен сохранять внутреннюю жизнерадостность. Хотя внешне ты можешь и плакать, но внутри должен веселиться, смеяться над собой и другими.
— Как можно над всем смеяться, ведь это же нехорошо? — спросил Рулон.
— Дурак ты, братец, — сказала Марианна, — наша жизнь нелогична, иррациональна, и только юмор поможет тебе это постичь. Ты тоже должен стать нелогичным, войти в резонанс с этой жизнью. И не удивляйся, если что-то идет не так, как тебе кажется должно идти, а просто смейся над этим. Ну, что, скоморох, понял? Тогда радуйся!
Рулон глупо заулыбался и скривил свою рожу, паясничая и корча из себя идиота.
— Ну, вот так уже лучше, — сказала она, повернув его к зеркалу. — Полюбуйся на себя. Это лицо нашей жизни, глупое и тупое. Так что остается только хохотать и поступать по-дурацки. А на самом деле как раз так, как надо, чтобы добиться результата. Так что в путь, мой милый, в путь дурака, — рассмеялась она.
Шофер подвез ребят к самому подъезду, а Марианна решительно сунула ему самую небольшую оплату с таким видом, словно платит в несколько раз больше. Шофер сунул деньги, даже не пересчитывая, и еще минуту смотрел вслед удаляющейся королеве.
Вошли в квартиру. Дома у Марианны, как всегда, был полный порядок. Включив легкую музыку, Марианна раскрыла красный блокнот, где напротив каждого телефона стояли какие-то странные значки.
— Что это? — спросил Рулон, рассматривая записи в блокноте.
— Психология абонентов, — ответила Марианна.
Она подошла к телефону и, найдя в блокноте нужную фамилию, стала набирать номер. Поговорив с каким-то мужчиной, Марианна набрала следующий номер. Обзвонив несколько человек, она застала дома двоих и пригласила их. Рулон очередной раз внимательно рассматривал роскошную квартиру Марианны.
— Потрясающе. Где ты такое гнездышко отхватила? — вырвалось восхищение у Рулона.
Этот вопрос давно интересовал его, но он стеснялся об этом спросить. Марианна хитро улыбнулась.
— Надо уметь жить, мой дорогой. Все просто, и все в наших руках. Помни, что кроме разных предрассудков нашим миром правят секс и деньги.
Она рассказала, как устроила блат в райисполкоме, вызнала всю их систему отношений и психологию руководителя сего учреждения. По протекции некоторых знакомых, она попала к нему на прием и начала свою обработку, завершившуюся прямо на коленях у в говно размякшего партийца, превратившегося в такого мягкого и согласливого, когда в его холеные вспотевшие руки попало несколько сероватых, приятно хрустящих бумажек. Взамен них Марианна и получила ордер, освободив от своего присутствия четырехкомнатную квартиру родителей. Конечно, пришлось потратиться на обстановку, но что на свете дороже свободы, особенно если она позволяет повысить доход.
— Какие у тебя планы на будущее? — спросил Рулон.
— А самые скромные. Хочу поменяться на двухкомнатную квартиру. Да еще, в недалеком времени я решила вложить капитал в небольшой домик на побережье Черного моря. Эдак, комнат десять мне хватит.
— Хочешь осуществить мою старую мечту? — сказал Рулон.
Он ведь тоже с детства мечтал жить на Черном море, с того времени, как один раз побывал там.
— Именно осуществить, мой милый. А то ведь каждый дурак думками богат, мечтать любят все, а вот делать мало, кто что хочет. Место под солнцем стоит недешево, и годков через пять мой капитал с лихвой окупится. Но для этого надо немало покрутиться. А где этого не надо, если хочешь красиво жить? За счастье и благополучие всегда надо бороться. Вот посмотри на эту штуку, — и она достала из стенки магнитофон фирмы «Окай» с двумя отделяющимися колонками на три динамика, с первоклассным приемником и двумя кассетными лентопротяжками «Дуплекс», одна из которых извлекалась оттуда и могла работать автономно в качестве карманного магнитофона.
— Прекрасная вещь, — не скрывая восхищения, вымолвил Рулон. Он стал внимательно и подробно рассматривать магнитофон. — Где это тебе удалось урвать? Ведь она небось тысяч шесть тянет.
— один скромный мальчик мне дал его послушать. Сейчас он в армии, а я переехала.
Марианна подошла к финскому зеркалу с позолоченной рамкой и, глядя в него, привычным движением руки поправила пышные волосы.
— А как же родители?
— о, его родичи большие ученые, — растягивая слова, изрекла она. — они то в институтах, то диссертации, сам понимаешь. Одна бабка дома сидит. Она не может разобраться в груде заполонивших их квартиру вещей.
Затем Марианна открыла большой черный шкаф, щелкнув металлическим замком. Она достала блок с японскими кассетами, по надписям на коих он уразумел, что они принадлежали ранее разным людям. Включив одну, плутовка поставила магнитофон рядом на журнальный столик. Затем она внимательно изучила наряд Рулона, словно оценивая его. Рулон несколько смутился, не понимая, в чем же дело.
— Ко мне, как ты догадался, сейчас придут два моих почитателя. И мы будем играть, но они люди хотя и глупые, но привыкшие к роскоши и не воспримут тебя серьезно в таком убогом виде.
— А зачем им меня воспринимать? — удивился Рулон.
— Ну какой ты глупый, — рассмеялась она. — Ты ведь их конкурент. Вот возьми деньги и прикинься в это шмотье. Я его еще не успела сбыть после очередного дня рождения.
И она кинула ему в руки здоровый мешок, полностью набитый барахлом различных фирм. Рулон высыпал содержимое этого мешка на пол и стал выбирать себе наряд. Он одел тряпки, подошедшие ему по размеру, с былой хваткой пересчитал толстую пачку денег, состоявшую из различных купюр, и рассовал их по карманам.
— Ну, экипировался, пижон? У тебя неплохой вкус. Сойдет, — оценила она. — Деньгами побольше сори, чтобы они видели, что еще мало на меня тратят, — она подошла к мягкому дивану и плавно опустилась на него. — Сейчас ты будешь учиться скоморошеству, чтобы тебя окончательно не задолбили в школе. Я с ними немножко поиграю, а ты будешь подыгрывать, — ее голос стал более мягким и обольстительным, и она подсела поближе к Рулону. — Помни, в жизни ты должен всегда играть нужную роль, мой милый, — сказала она, — но никогда не отождествляйся с этой ролью. И сейчас ты можешь попрактиковаться в подобном спектакле. Будь сразу актером и зрителем самого себя. Твоя задача зажечь в дураках азарт игры, но сам ты должен быть вне азарта. Если не сможешь играть роль, мой дорогой, и отождествишься со своим проявлением, с тем, как другие люди воспринимают тебя, ты всегда будешь только фишкой в игре, только бессмысленной куклой в этой жизни. Я и сама всегда лишь играю, а особенно я играю с тобой, так что не забывайся. Вся жизнь тоже только играет с тобой. Если ты этого не поймешь, то она из тебя сделает марионетку, огородное пугало, понял? — рассмеялась она.
— Получится ли у меня? — спросил Рулон неуверенно.
— Ну а как же, или ты дешево себя ценишь? — бархатно прошептала Марианна, сев ему на колени. — Нет, я никому не отдам тебя. Ты будешь мой, ты хочешь меня? — жарко зашептала девушка, и страсть блеснула в ее глазах.
Рулон смотрел на нее, не в силах оторвать взгляд. Она обняла его за шею и наклонила на себя, будто и вправду хотела отдаться. От ее прекрасного тела исходил жар, который окутал Рулона подобно пламени. Но тут раздался звонок в дверь. Марианна вздрогнула, вывернулась и встала, поправляя волосы.
— Пришли, подонки, — презрительно изрекла она и неторопливо пошла к двери, полная достоинства и женского очарования.
Чтобы немного успокоиться после игр Марианны, Рулон сделал глубокий вдох и резко выдохнул, сбрасывая нервное напряжение. Он быстро пришел в себя и прислушался. Услышав возню и стук в прихожей, Рулон бесцеремонно положил ноги на стол и, разыгрывая фон-барона, принял блатной, надменный вид. Рядом с ним на столе лежали яркие порнографические журналы. Он взял один из них и с интересом стал листать.
Когда два разодетых чуфана вошли в комнату, он заорал, корча из себя
пахана:
— Мариша, что за ша приплелась? Может, кому по рогам вмазать?
Получилось очень жестко и круто.
— Сиди, пока цел! — грозно прикрикнула она, резко повернувшись к нему и бросив строгий взгляд, внутренне довольная тем, что у Рулона хорошо по-
лучается.
— Все-все, молчу, — замахав руками, затараторил Рулон хрипловатым
голосом.
Внимательно он посмотрел на пришедших. По их реакции стало ясно, что они отъявленные чадосы. Они сразу несколько смутились. Один из них, покраснев как рак, промямлил что-то вроде приветствия и присел на край роскошного дивана. Другой с темными волосами и узкими хитрыми глазами выглядел немного увереннее. Он пожал Рулону руку, сел поближе к столику и тоже стал рассматривать журналы.
Рулон, приняв более благожелательный вид, поведал им несколько смешных историй и анекдотов. Общий смех разрядил обстановку, и гости стали более раскрепощенными. Контакт был найден. Гости стали выпендриваться друг перед другом, стремясь завладеть вниманием Марианны.
Чтобы лучше общаться с подобной публикой, надо сразу уметь поставить себя. Уразумев это
еще в школе, Рулон стал практиковать этот принцип. Данная ситуация была хорошей практикой для него.
Марианна, обворожительно улыбаясь и манерничая, общалась с гостями. Поразвлекав немного пошлыми анекдотами аудиторию, она тихонько врубила магнитофон. Заиграл секс-музон. Марианна достала карты, на которых были изображены обнаженные тела, и трое сели играть за столик. Четвертый предпочел рассматривать цветные порнографические журналы.
Условия игры назначала Марианна. Они были по-детски простыми. Выигравший счастливчик
лобзался с Марианной, а проигравший платил за него и уступал место новичку.
Рулон щедро набивал ставки и задавал азарт игре. Гости становились все веселее и все щедрее, выкладывали все большие деньги. Один хмырь
выиграл, и Марианна подарила ему долгий, страстный поцелуй, а он гладил ее в это время по спине и ниже.
Увидев это, Рулон разозлился и возмущенно закричал, что хватит, мне, мол, тоже охота. Но его тут же осекли и предложили пойти полистать
журналы.
Рулон скоро понял, что эти чада были из богатых семей и не привыкли ценить даром достававшиеся им блага. Они с легкостью и без всякого сожаления выкладывали деньги на стол, поэтому и не скупились на подати в погоне за легкими удовольствиями.
Промотав все деньги, которые они взяли с собой, кучей лежащие теперь на маленьком столе, идиоты приуныли. Но тут хозяйка подняла им настроение, сообщив, что скоро день ее ангела, и, раздав приглашения, как бы ненароком сказала, что тот, кто принесет самый лучший подарок, будет ее кавалером. Было видно, что гости загорелись желанием стать избранником Марианны.
Не растерявшись, Рулон тотчас же рухнул на одно колено и прокричал в пылу, что преподнесет ей шотландский шарф. Все присутствующие обратили свои взоры на Марианну, ожидая ее реакции. Девушка недовольно скривила губы и отвернулась. Тогда Рулон взял ее за руку и, почтительно коснувшись губами ее нежной руки, торжественно произнес:
— Три шарфа, моя королева!
Затем он посмотрел на нее, словно извиняясь за то, что сразу не оценил ее по достоинству.
— о, — довольно улыбнулась она и напомнила: — Не забудь еще про таксу.
Рулон согласно закивал головой с таким видом, словно готов отдать весь мир, запальчиво воскрикнул.
— Сколько?
— Двадцать пять, как обычно.
Рулон, недолго думая, достал из кармана и с размаху шмякнул на стол пятидесятирублевую купюру.
— о, мой рыцарь! — в восхищении воскликнула Марианна, — я не забуду тебе это.
Гости с завистью смотрели на Рулона, ибо каждому очень сильно хотелось быть на его месте в роли сказочного рыцаря. За это уже ничего не жалко. Каждый хотел посильнее выпендриться перед остальными, пообещав принести подарки подороже. Тут все наперебой начали болтать о подарках и предстоящем торжестве.
Когда они разошлись, Марианна с Рулоном еще дважды приглашали новеньких дурачков и также оболванивали их, вытягивая деньги и приглашая их на день рождения с дорогими подарками.
Скоро все разошлись. И скоморошество было закончено.
— Ну а теперь я отблагодарю тебя, — вкрадчиво сказала Марианна, посмотрев на Рулона томным взглядом, нежно обнимая и целуя его.
Рулон понял, что Марианна подразумевает под благодарностью. Он обрадовался и испугался одновременно.
— Только по яйцам сильно не бей, — попросил он.
— Ты что, снова собираешься кончить? — игриво спросила Марианна, ласкаясь к нему всем телом. — Давай начинай медитацию, — и она начала медленно раздевать Рулона, лаская и целуя его тело.
Наконец он принял йогическую позу и сосредоточился в межбровье, стараясь поднимать энергию вверх, отвлекаясь от нижней области тела, которая все больше и больше наливалась энергией и возбуждением.
Марианна ласкала его лингам и мошонку языком и руками. От этого Рулон испытывал сладострастные ощущения, от которых он старался отвлечься, расфиксировав взгляд или переводя его с одного предмета на другой. Наконец, возбуждение стало таким нестерпимым, что Рулон затрясся, мышцы его напряглись, зубы его скрежетали, из пор выступила кровь. Отстранившись от нее, он зажал свой член руками изо всех сил, чтоб сперма не вышла из него. Его лицо побагровело от напряжения.
— Давай, давай старайся! — злорадно сказала Марианна, смеясь и сверкая глазами.
Кое-как получилось, чтоб сперма не вытекла кроме нескольких капель. Марианна встала и начала поправлять прическу и макияж. Рулон взял одежду и стал натягивать ее на себя. Лицо его покрылось испариной, тело продолжало дрожать. Марианна, видя его состояние, засмеялась.
— Заниматься тантрой все равно что обуздывать тигра. Ну а теперь собирайся, хорошего понемножку. Тантрой надо заниматься недолго, иначе попусту будет потрачено время и энергия, — заметила она, утвердительно подняв вверх указательный палец, — лишку ни в чем.
Рулон чувствовал потерю энергии после того, как слегка обкончался, и настроение его слегка ухудшилось. Еще раз с большей отчетливостью он понял, как же дураки много тратят своей энергии попусту на сиюминутные развлечения, что только энергетическая наполненность дает состояние счастья в жизни.
Когда все кончилось и Рулон был уже одет, Марианна отправила его домой.
Уже стемнело. Во дворе Рулон увидел группу хулиганов. Приглядевшись, он смог сосчитать — их было восемь. Они стояли у беседки и балдели: курили сигареты, травили анекдоты, поддевали друг друга насмешками и едкими сло-
вечками.
— Эй, шматок! Сюда на полусогнутых! — громко окликнул Рулона один из них — маленький, худенький, но предельно агрессивный пацан.
До одури знакомое чувство страха, волнуя, ударило в грудь. Срочно необходимо было что-то предпринимать. Резко развернувшись, Рулон забежал в подъезд и, поднявшись, позвонил в знакомую дверь. Марианна открыла дверь и спокойно посмотрела на перепуганного Рулона.
— Ты что, решил спать со мной? — во взгляде Марианны сквозила ирония.
— Нет, там стоят у подъезда. Может быть, Стасик подъедет? — начал мямлить Рулон, но Марианна резко оборвала его.
— Стасик уже дома давно, пивко потягивает, а ты, конявый, можешь сидеть здесь до утра. Я сплю всегда одна, — и она закрыла дверь перед его носом.
Разочарованный и охваченный ужасом, былой пахан сидел на лестнице, он лихорадочно перебирал приходящие к нему мысли, ища выход, но не знал, что предпринять. Разные идеи роились в его голове, но не было ни одной подходящей. Внезапно открылась дверь, и появилась шикарно одетая Марианна. На ней был черный кожаный плащ, выгодно подчеркивающий ее фигуру, и такая же шляпа, придающая ей зрелый и в то же время привлекательный вид. Рулон обрадовано вскочил, и они пошли вниз.
— Помни мою доброту, — назидательно говорила Марианна, выходя из
подъезда и направляясь прямо к ребятам. Увидев ее, хулиганы восхищенно присвистнули, все их внимание направилось на появившееся чудо. Подойдя к пацанам, Марианна стала весело и непринужденно с ними разговаривать. А Рулон не стал терять драгоценного времени и, выскочив из подъезда, быстро побежал к остановке.
Погром (PLUS)
Рулон проснулся рано утром. В комнату уже проникали первые солнечные лучи. Не отрывая головы от подушки, он стал вспоминать свою ночь. Вот он лег, сосредоточился в аджне до боли в межбровье. Затем перенес концентрацию на сахасрару и, уже проваливаясь в сон, видел яркие вспышки света в этой области.
Ему показалось, что сны приходят к нему в голову через макушку. Но затем, в очередной раз проваливаясь в сон, он почувствовал, как будто бы он еще в одном теле выходит из физического, приподнимаясь над головой. Плечи одного тела отделились от плеч другого, голова от головы. Он как бы пролетел через какой-то туннель и оказался в мире сновидений. Там он забыл, что спит, и стал бессмысленно участвовать в каких-то сценах сна.
Он пошел по какой-то красивой аллее, где росли причудливые цветы, сделанные как будто из снега или застывшего льда. И тут он вспомнил, что спит.
Сон ему показался чудесным миром, свободным от тягот физического тела, болезней и страданий. А теперь он должен опять идти в школу, которая была страшней кошмара. Даже все кошмарные сны были связаны со школой. Как его оставляют на второй год. Как за ним гоняется местное хулиганье.
«Когда же, о Господи, — взмолился Рулон, — я навсегда перейду в мир сновидений, в прекрасный Ирий. Рай, из которого я непонятно как попал сюда, в это адское пекло».
Его размышления прервала мать, которая, как страшный тиран-надсмотрщик, каждый день выгоняла его в проклятую школу.
Сердце заныло от предчувствия нового дня мучений. Вот бы уснуть и никогда больше не просыпаться, пронеслось в голове Рулона. Он поднялся со своей циновки, облился холодной водой, затем стал заниматься йогой.
«Если бы не проклятая школа, я бы так мог заниматься каждый день. Ну ничего, буду использовать ее для практики. Наверное, я еще несовершенен, раз попал сюда. Кто умный, тот не рожает детей, а кто совершенный, тот сам не рождается», — вспомнил он тибетскую мудрость.
— Иди в школу в пальто! — стала настаивать мать, когда он уже собрался выходить из дома.
— Да зачем, мне тепло? До школы близко, — стал отбрыкиваться Рулон от мамашиной заботы, так называемой любви, с помощью которой родители калечат своих детей, навязывая им всякую гадость.
— Нет, сегодня сорок градусов, немедленно одевайся, ты можешь заболеть.
— Вот и хорошо, — сказал Рулон. — В школу не пойду.
Была суббота, и мать была неугомонна. Рулону все-таки пришлось нехотя навьючить на себя пальто, в котором он потащился в школу.
Зайдя в раздевалку он обнаружил там Цыпу с дружками, которые шманали одежду учеников.
— А, Рулон! Здорово! —
разбитно заорал Цыпа, увидев друга. — Ты чо, сегодня в пальто прикинут? Повесить его хочешь? Давайте его прямо в
пальто и повесим на вешалку, суку.
— ой, не надо, — залепе-
тал Рулон.
Но уже несколько здоровых рук подняли его и водрузили на вешалку, зацепив воротником за крюк.
— Повиси-ка здесь, мудак! — сказал на прощание Цыпа и вывалил с корешами из раздевалки.
Рулон стал беспомощно трепыхаться на вешалке, как муха на паутине. Он попытался расстегнуть пуговицы, чтобы освободиться от пальто. Верхний крючок сильно сдавливал горло, душил его. Но тут воротник не выдержал и порвался. Рулон упал на пол и растянулся.
— ой, мое пальто. Что теперь будет дома? — залепетал Рулон, но потом, собравшись, подумал: «Пока ведь я еще не дома. Не стоит себя пугать образами будущего. И без них тяжело. Лучше буду внимательней пробираться на урок, чтобы еще не попасть в какую-нибудь западню».
Рулон еще раз воспроизвел образ взбесившейся мамашки, ощутив его прямо перед собой, и волевым усилием толкнул его от себя. Стало снова легко и свободно. Повесив рваное пальто в раздевалке, он зашагал в класс.
Урок уже давно начался. Рулон подошел к двери и заглянул в нее, но тут его кто-то схватил за плечо.
— Ты куда? Рано еще учиться. Давай-ка я тебя проучу.
Рулон обернулся и увидел Булю.
«Ох, пиздец, подкрался незаметно», — подумал он. Его мысли остановил сильный удар по роже, от которого у Рулона потемнело в глазах.
— Ну что, Руля, давай развлекай нас, — сказал он, подтаскивая Рулона за шиворот к группе хулиганов, расположившихся у подоконника.
— А ну, давай развлекай нас! — подхватил Валет.
Опомнившись от удара, Рулон почувствовал в себе реакцию обиды и самосожаления. Он постарался вытолкнуть их. Промелькнула интересная мысль, что удар остановил внутренний диалог.
— Давай корчи рожи, ублюдок!— заорал Буля. И стал оттягивать щеки
Рулону.
Все дико засмеялись, увидев его идиотскую физиономию. Затем Буля зацепил пальцами углы его рта и растянул их.
— Давай шевели языком! — приказал он. — А то пасть разорву.
Рулон высунул язык и, уже глупо улыбаясь, стал шевелить им, пока пацаны покатывались со смеху.
«Вот какой эзотерический массаж лица, — подумал он, — он помогает мне искоренить ложную личность».
— Атас! Завуч идет! — крикнул один из пацанов.
Буля отпустил Рулона, треснув его хорошенько напоследок по шее. От этого удара он на мгновение потерял сознание и осел вдоль стены.
Придя в себя, он подумал, что после такого удара можно выйти в состояние Самадхи, если сохранить во время него самоосознание.
— Ты чего здесь сидишь? — стала доебываться до него завуч. — Немедленно иди на урок.
— Да я все никак не могу найти кабинет, — стал оправдываться Рулон и поплелся искать свой класс, все еще ощущая во рту неприятный вкус грязных Булиных пальцев.
Зайдя в класс и сев рядом с Марианной, он рассказал ей о своих злоключениях. Она слушала его, разглядывая свои шикарные ногти, презрительно покачивая головой при каждом новом эпизоде.
— Ну хорошо, болван. Ты уже научился правильно соображать. Теперь начинай работать над своими эмоциями, чтобы и их ты смог так же перестроить, придурок. Значит, рожи показывал? Вот умора! Ну-ка, скорчи-ка и мне одну посмешнее.
Рулон взял себя руками за уши, растянул их и стал гримасничать, смешно двигая ртом, языком и глазами. Марианна весело расхохоталась.
Все это безобразие заметила училка.
— Рулонов, хватит паясничать, — заорала она, — не срывай урок. У тебя будет двойка за четверть, — гнала она образы.
Услышав это, Рулон уселся и стал делать вид, что что-то записывает.
— Молодец, паяц, — похвалила его Марианна, — ты уже неплохо осваиваешь скоморошество. Продолжай дурачиться и несерьезно относиться к себе, тогда ты просветлеешь и больше уже не родишься. Не то еще тысячи лет тебя будут забивать в школе, если ты не сделаешь это.
На перемене в класс завалил Ложкин. Подойдя к группе девчонок, он вытащил из-за пазухи крысу и стал их пугать ею. Увидев крысу, девчонки завизжали и бросились врассыпную. Это понравилось Валериану, и он вместе с Михетченко решили попугать крысой училку.
Для этой цели они прикрепили крысу за нитку к люстре, висевшей прямо над преподавательским столом, используя светильник как кронштейн. Другой конец нитки они перекинули через еще одну люстру и спустили его вблизи задней парты, где сами и раскорячились, радостно ожидая начала урока.
Вскоре, не заставив себя долго ждать, в классе замаячила толстая свиная рожа преподки в кудрявом парике, надетом на плешивую голову. Эта дура плюхнулась своей жирной задницей на стул и начала нудные поучения своим визгливым раздражительным голосом, от которого тянуло в сон.
Тут-то Михетченко и начал спускать беспомощно барахтающуюся в воздухе крысу, которая как раз приземлилась на тупую башкень училки.
Увидев это, Рулон подумал, что крыса прибашкенилась на голову училки. На нее теперь все ученики обратили пристальное внимание.
Все они теперь неотрывно наблюдали за этой процедурой. Лица многих стали расплываться в злорадной ухмылке. Кое-кто не выдержал и прыснул от смеха. Другие стали показывать на училку пальцами, стараясь привлечь внимание к происходящему. Училка не могла понять причины такого пристального внимания к ее персоне и стала орать на разнуздавшихся учеников.
Но тут Михетченко вновь потянул за нитку, и крыса, уже уцепившаяся лапами за училкин парик, стала стаскивать его с нее.
Преподка, почуяв шевеление на голове, схватилась за нее руками, но парик уже был высоко, и ее руки обхватили только плешивую лысину.
Весь класс стал визжать от хохота, училка вскочила и стала прыгать за своим париком, повисшем па люстре. Но, убедившись в бесполезности этих занятий, она решила найти виновника этой затеи. С гневливо-красной рожей она повернулась к классу.
Стараясь остаться незамеченным, Михетченко отпустил нитку, и парик с крысой упал к ногам толстой хрюши. Она повернула к нему свою свинячью голову с маленькими зеньками и уже было хотела его поднять, как вдруг с визгом отскочила прочь, увидев на нем крысу.
Глядя на этот цирк, ученики начали покатываться от хохота. Под их улюлюканье и крики училка с визгом вылетела из класса, скрывшись в неизвестном направлении.
«Заботливый» Ложкин подобрал парик и крысу и пустился за ней в погоню, чтобы отдать то, что ей принадлежит, и еще невзначай попугать ее до усеру своей зверушкой. Вслед за ним бросилось еще несколько «сердобольных» хулиганов понаблюдать эту сцену. Урок был окончательно сорван.
Марианна собрала свои вещи, встала и направилась к выходу своей горделивой походкой. Рулон вприпрыжку направился за ней.
— Ну что? Ты тоже не хочешь учиться? — спросила его королева школы.
— Раз ты идешь домой, мне тоже тут нечего делать, — ответил Руля.
— Молодец, правильно мыслишь. А знаешь, что будет вечером? — вкрадчиво спросила Марианна, блеснув своими черными глазами.
— Нет, — пробормотал он.
— Вечером я буду снова дрессировать тебя, — рассмеялась она. — Ты уже научился не кончать?
— Не знаю, — испуганно ответил Руля.
— А вот я проверю тебя. В восемь будь у меня дома. Понял, болван?
— Да. Я приду, — растерянно сказал он.
— Вот и хорошо, — сказала она, развернувшись, и проплыла прочь от него.
Взяв в раздевалке свое покоцанное пальтишко, Рулон напялил его, как разорванный гондон, и поплелся домой, предчувствуя, как теперь разбесится мать.
Подойдя к двери, он совсем не ожидал, что из соседней выйдет Цыпа с дружками. Он думал, что дома мать, и совсем потерял бдительность. Но матери дома не было.
Цыпа с чуханами ворвались к нему на хазу, разбрелись по комнатам, стали везде шариться и все пожирать.
— ой, не надо. Что вы делаете? — залепетал Рулон. В ответ на это Цыпа съездил ему по роже.
— ой, не надо, мама синяки заметит, — продолжал лепетать Рулон.
Тогда Цыпа намотал шарф себе на руку и продолжал им бить Рулона по морде, чтобы не оставлять синяков.
— Ну что, падла, так тебе больше нравится? — кричал он. — Получай, сука! Вот тебе! — приговаривал он.
Сперва Рулон опешил от неожиданности, испугался, но затем собрался и стал наблюдать за всем происходящим со стороны. Он видел, как по квартире мечутся какие-то тела. Одно из них било его скафандр.
Сожрав все что можно и выпив одеколон, разворошив все вещи в шкафах, «мамаево нашествие» отступило. Напоследок Цыпа зажал Рулона, обхватив его рукой за шею, и наклонил вперед. Шпырь взял кед и несколько раз изо всех сил вмазал Рулону по заднице. От сильной боли он заорал и потерял осознанность. Цыпа сильней сдавил его шею, так, что Руля захрипел. На его глазах непроизвольно выступили слезы.
— Вот тебе, говно! Получай! — заорал Цыпа и, хлопнув напоследок дверью, удалился.
Рулон сел на пол и стал мотать головой, как отряхивающаяся от воды собака, чтобы прийти в себя. К горлу подкатывал ком обиды, но он пытался справиться с этим и начал наперекор ей глупо улыбаться. Придя в себя, он стал судорожно убираться в квартире и, делая это, наткнулся на записку мамаши, которая, оказывается, уперлась к тете Мусе. А он-то думал, что она будет дома.
«Не так, как вычислил, текут события жизни», — подумал он и еще раз понял, как дурачит нас ум своими предположениями. Он решил быть еще более бдительным и больше опираться на интуитивное предчувствие.
«Ну ничего, получил по морде, зато снова попрактиковал отрешенность, — подумал он, — стал еще на миг ближе к Просветлению».
Посмотрев на часы, он увидел, что осталось мало времени до свидания с Мэри. Ему стало страшно, что она опять будет пинать его по яйцам за то, что он не сдержится и кончит:
«Ничего, теперь я стал умнее», — подумал он.
И, достав из аптечки новокаин, открыл ампулу и стал натирать этой жидкостью свою пипетку. «Вот теперь она будет менее чувствительна и позорно не обкончается, как всегда она это делала», — подумал он.
Собравшись к Марианне, он вышел во двор и увидел там группу ребят. Один из них внезапно подкинул кирпич вверх и заорал.
— На кого Бог пошлет!
Увидев парящий половинок кирпича, пацаны стали разбегаться во все стороны, не дожидаясь того, чтоб кирпич взлетел и над их головой.
Руля тоже рванул со всех ног и через минуту оказался у дверей Марианны.
— Приперлась, свинья! Заходи!
Пройдя в комнату, Рулон рассказал ей о «мамаевом нашествии» в его хату. Марианна весело рассмеялась.
— Значит, Марена — богиня смерти постучалась в твою дверь. Настоящий язычник должен был обрадоваться этому.
— Почему обрадоваться? — ошеломленно спросил Руля.
— Да потому, что она лишает тебя всего земного, того, что приковывает твой Дух к материи. Поклонники Марены всегда радуются ее приходу. Умер ли кто, сгорел ли дом или еще что-нибудь случилось, они начинают радоваться, ликовать, молиться. Значит, Марена пришла, она здесь сеет смерть и уничтожение всех форм. Она освобождает их от всего, что заставляет их рождаться и мучиться на этой Земле.
— Как это радоваться смерти? — изумился Руля.
— Если ты боишься смерти, придурок, — зловеще сказала Марианна, — значит, ты прикован к мирскому. Значит, из-за этого страха будешь продолжать страдать и мучиться, и ничего не сможешь изменить. Но, если уже не будешь бояться смерти и утрат, значит, обретешь свободу, — ласково прошептала она. — А теперь я буду проверять тебя, насколько ты стал отрешенным от секса, — сказала она с коварной улыбкой и грациозно разлеглась на диване.
Рулон стал робко целовать ее стройные ноги и гладить руками ее рельефную фигуру, стараясь одновременно наблюдать себя со стороны и помнить цель, с которой он все это делает. Продолжая ласки, он стал раздевать Марианну. Она тоже стала ласкать его и располагать к соитию.
Уже полностью обнажившись и ласкаясь с Марианной, он с ужасом обнаружил, что его лингам никак не встает. Он совсем занемел и плохо ощущался. Заметив это, наставница с недоумением и презрением посмотрела на своего незадачливого любовника. Но, ничего не сказав, стала возбуждать его лингам ртом, нежно посасывая и лаская языком.
К ужасу Рулона, шланг так и не поднимался. Больше всего он боялся, что Мэри узнает, как он хотел обмануть ее. И то, чего он так боялся, произошло.
— Ах ты, тупая свинья! — закричала она, выплюнув изо рта его сморщенную письку. — Чем ты ее намазал, трусливый придурок? — гневно произнесла она.
— Да я новокаином, — испуганно пролепетал Рулон.
— Ах ты, анестезиолог хуев! Ах ты, хуй мороженый! — закричала она, хлеща его по щекам. — Это так ты решил обмануть меня, облученная скотина? Я тебе покажу, как глумиться надо мною! — разбесилась она и стала хлестать его шнуром от плойки.
— ой, не надо! Не надо! — завизжал от боли незадачливый хахаль. — Я больше не буду! — приговаривал он, бегая от нее по всей квартире, прикрывая рукой обожженные шнуром места и взвизгивая от боли при каждом новом ударе.
Немного успокоившись, Марианна схватила его вещи и выбросила их на лестничную площадку.
— Иди, сука, отсюда. Трахайся теперь с блядями в сновидении, мудозвон вонючий.
Голый Рулон выбежал на площадку, радуясь окончанию экзекуции, и судорожно стал одеваться, беспокоясь о том, чтобы кто-нибудь его здесь не увидел в таком виде. Но, как назло, он услышал, что в одной из дверей щелкнул замок.
Схватив в охапку вещи, он побежал по лестнице и спрятался за мусоропроводом, продолжая искать в ворохе вещей свои трусы. Они как-то не находились и, тогда он сразу надел брюки и ботинки, засунув носки себе в карманы.
И только тут он обнаружил, что совсем забыл о том, что он решил помнить себя и работать над собой, с горечью подумав, как он все же еще далек от совершенства. Поднявшись на площадку, он стал искать потерянные трусы и обнаружил их в руках у старухи.
— ой, извините, это мое, — сказал он и выхватил их из ее рук.
Старуха недоуменно посмотрела на него, покрутив пальцем у виска.
— Что? Муж застукал тебя? — вдогонку Рулону сказала она.
***
По дороге домой он вспомнил, как пацаны рассказывали ему страшную историю.
Бабы изнасиловали одного парня, оглушив его ударом бутылки, связав и замотав ему хрен проволокой, чтобы он не кончал. Так они долго насиловали его, а потом убили.
«Вот бы мне чем-то замотать его, — подумал Рулон, — может, это мне как-то поможет». Он представил, как здоровенные бабищи гоняются за ним с бутылками в руках и пиздят, пиздят его, стараясь попасть по голове. Наконец, они связывают его колючей проволокой и насаживаются на его хрен своими здоровыми жопами. От этого стало жутковато.
Опомнившись, он подумал, что все это — больное воображение.
Придя домой, он вспомнил все, что с ним было и последнее наставление своей наставницы, чтобы он практиковал купэлу в сновидении.
***
Потушив свет, он стал настраиваться на могучее сновидение, сосредотачиваясь в свадхистане и представляя, как к нему приходят прекрасные богини. Как они будут обучать таинствам беспорочной любви.
С таким настроем он погрузился в сновидение. Рулон оказался в прекрасном мире, где цвели огромные розы величиной с небольшой дом. Одни из них были белые, другие — красные, третьи — черные.
Тяжесть тела уже не ощущалась. Он радостно парил с цветка на цветок. Подобно мотыльку, вдыхал их чудесное благоухание. Внезапно на одной красной розе он увидел прекрасную обнаженную фею.
Подлетев, он слился с ней в страстных объятиях, ввел свой лингам к ней в иони. И сразу почувствовал, как от самых пяток до макушки по его телу прокатилась огненная волна жара. Из макушки огненная волна перешла на прекрасное лицо его партнерши, на котором отразилась сладостная истома, и опустилась по ее прекрасному телу до промежности. Все это с силой обхватило его лингам. Рулон почувствовал, что может кончить, и тут же осознал, что он во сне. Он стал делать мулабандху, сокращать мышцы промежности и ануса, выталкивать эту огненную энергию вверх по своему телу, концентрируясь в аджне (в межбровье). Тут же из его лба вышла фиолетовая спираль энергии и, расширяясь в пространстве, стала уходить в бесконечность.
Внезапно Рулон ощутил свое физическое тело. Оно бессмысленно лежало на циновке с вздутым лингамом, который предательски конвульсировал.
«Как бы не вышли поллюции, — подумал он и обнаружил вдруг, что стал цветком. — Я цветок, — подумал он. — Я не это тело».
От осознания этой мысли ему стало хорошо и радостно.
Но не успел он так подумать, как почувствовал, что входит в свое грубое физическое тело. Еще мгновение, и он, громко храпнув, проснулся у себя в комнате, ощутив себя снова в тяжелой оболочке. Хрен стоял, чуть болели похлесты, и онемела от лежания рука.
«Как же трудно жить в этом физическом мире, — подумал он. — Когда же наконец я умру и перенесусь навсегда в прекрасный мир сна, в котором буду находиться в нескончаемом блаженстве. Но для этого я должен помнить, что жизнь — это сон. Только тогда, когда я сплю, у меня появляется выбор и возможность жить в блаженном Ирии».
Проклятье рода
Забрезжил рассвет. Лучи утреннего солнца осветили Рулона, который сидел в позе лотоса на своей циновке. Всю ночь он не сомкнул глаз, слушая религиозные передачи из Ватикана и одновременно занимаясь йогой. Но вот заканчивалось счастливое время одиночества и свободы. Предстоял новый школьный день.
«Неужели так будет всю жизнь, — подумал он, — школа, потом работа. Нет, нужно освободиться от всего, что мешает жить так, как ты хочешь, перестать быть овцой, которую завнушивает общество и затем ведет на заклание». С такими мыслями он и стал собираться в школу. После трехдневного голодания и бессонной ночи состояние изменилось, мир стал каким-то более призрачным и часто путался с сонными образами, возникающими в мозгу. Мать позвала его есть, но он отказался. Она уже привыкла к подобным его странностям. И, так и не добившись своего, тупо поплелась на работу.
«Ебкорный боб, — подумал Рулон, — мать все работает и работает, и этому не видно конца. И все это для того, чтобы свести концы с концами и на старости лет получить нищенскую пенсию. Нет, хватит на государство батрачить. Работать надо над собой. И деньги нужно зарабатывать так, чтоб месяц поработал и год потом отдыхал. Вот мой брат Минька стал шабашников организовывать в дикие бригады. Больше тысячи получает, а мать 120. Лучше бы шла фарцевать или давала деньги под проценты в долг. Вот это другое дело, но она завнушенная овца, все ей стыдно да неудобно, и меня она делает таким же болваном».
На пороге школы его встретил Буля.
— Ну что, Рулон, здорово! — сказал он, протягивая свою здоровую лапу.
Рулон робко протянул руку и тут же упал на колени от боли. Буля изо всех сил сжал его руку и стал выворачивать ее.
— ой, не надо, — залепетал Рулон.
— Надо, Федя, надо! — ответил Буля, заламывая ему руку за спину. — Вот тебе, засранец, — заорал он, пиная Рулона коленкой под зад, — получай, дюшес вонючий, Рулосос — конявый пес, — продолжал выкликать он обидные прозвища Рулона.
Слыша их раньше, он обижался и расстраивался, будучи таким же зомби, как и все остальные люди, которых можно достать или осчастливить одним только словом. Как и они, он хотел, чтобы его награждали только хорошими эпитетами, не осознавая, что эти «хорошие» слова, т.е., которые он называл хорошими, просто с детства были связаны с его центром удовольствия, а плохие слова — с его центром страдания в мозге. Но теперь он наблюдал за собой и уже не поддавался на провокации позорных кликух, которыми его щедро награждал Буля.
Увидев его безразличие, Буля забесился еще больше и столкнул Рулона со
школьной лестницы, с силой пнув его ногой в грудь. Рулон полетел вниз, перекатываясь по ступенькам. Уже только оказавшись внизу, он сообразил, что же
произошло. От падения по лестнице болело все тело. «Хорошая практика для отключения мыслей, — подумал Рулон, — пока летел, ни одной мысли не было. Это ценно». Только было Рулон хотел убежать, но дружбаны Були вновь схватили его.
— Стой, свинья! — и стали проставлять ему фофаны.
Внезапно на горизонте показался еще один забитый школьный чадос — Санчо.
— Говно, иди сюда! — заметив его, заорал Буля. — Ха, здорово, они у нас драться будут, — произнес он, потирая руки. Пацаны окружили Рулона и Санчо плотным кольцом и стали их пихать друг на друга. Рулон не хотел драться с Санчо, потому что начни он это делать, так его же будут это заставлять делать каждый день. И поэтому он нерешительно перемежался. Санчо тоже стоял пассивно и запуганно, так как был хреновым бойцом. Тогда Буля схватил руки Рулона и стал ими бить Санчо. Гунявый схватил руки Санчо, в одной из которых он до сих пор держал портфель, и, взмахнув ей, огрел портфелем Рулона. После такого удара оттуда посыпались карандаши, ручки и книги. После второго сокрушительного удара в руках Санчо осталась одна ручка. Тем временем Буля руками Рулона наносил беспорядочные удары по физиономии Санчо.
— Я буду драться твоими руками, — заорал Буля в ухо Рулона так, что у него от крика заложило уши.
Краем глаза Рулон заметил, что за этой сценой радостно наблюдает Марианна. Ее очень забавляло, как неуклюже дерутся два ее вассала. Буля и Гунявый продолжали беспорядочно тычить руками бедолаг им в морды. У Санчо из носа уже текла кровь, Рулон с трудом выворачивался из-под града ударов. Вскоре Буля и Гунявый утомились и отпустили их руки.
— Ну, что же вы встали? — прикрикнула на Булю с Гунявым Марианна. — Продолжайте бой.
— Пусть твои пиздолизы сами дерутся, — дерзко крикнул ей в ответ Гунявый.
Взбешенная Марианна тут же ударила его ногой по яйцам. Когда Гунявый, не ожидавший такой быстрой реакции, загнулся, она, слегка отойдя, нанесла ему второй сокрушительный удар ногой в ухо, от которого он свалился на землю. Пацаны оторопели.
Оглядев их властным взглядом, Марианна развернулась и гордо зашагала к школе. Вслед за ней, прихрамывая и пугливо озираясь, поплелись ее вассалы, воспользовавшиеся этим как лазейкой.
Ветер на ходу развевал ее шикарные кудри. Почтительные взгляды пацанов провожали ее. Плетясь за ней, Санчо дошел до класса Рулона.
— А ты куда лезешь? — бросила ему Марианна. — Марш в свой класс.
Только тут, опомнившись, он побежал восвояси, продолжая сжимать в руках ручку своего портфеля.
— Почему же мы с Санчо такие чадосы? — спросил Рулон свою спасительницу, усевшись рядом с ней за парту. — А Буля и Гунявый такие агрессивные?
— Все это, мой милый, зависит от количества веществ и ферментов, которые вырабатывают твои железы. Много вещества — агрессия. Мало — подавленность и страх, — сказала она, расчесывая свои волосы, — зато у тебя гипофиз работает, и ты умный, как вутка. Видишь, у тебя на руке линии ума и жизни соединяются, долго идут вместе, — сказала она, показывая концом расчески на ладонь Рулона. — Так уж было задумано природой, чтобы слабый был умным, а сильный — тупым. Чтобы каждый в отдельности чучик был слаб, беспомощен. Так природе проще заставить народ следовать ее целям. А цели ее известные: расплодить пушечное мясо, а затем устроить войну, чтобы питать чертей энергией страдания.
Рулон глубоко задумался над ее словами, но тут зазвенел звонок, прервав ход его мыслей.
Позднее Рулон узнал, что в момент рождения планеты наделяют человека программой на то, каких флюидов в нем будет вырабатываться больше, — агрессии или вдохновения, привязчивости и т.д.
Внезапно посреди перемены в класс влетел Гунявый.
— А, сука, из-за тебя мне досталось, — начал орать он, схватив чей-то портфель и высыпав на Рулона его содержимое.
В завершение он надел этот портфель на голову своей жертвы и стал бить Рулона по башке через портфель. Когда портфель слетел, Гунявый, думая, что бы еще сделать, схватил флакон с конторским клеем и выплеснул его в замученную рожу Рулона.
Неизвестно, чем бы еще увенчались издевательства Гунявого, если бы не подоспевшие архаровцы Марианны, которые искали его за непочтительное поведение по отношению к королеве школы. Они схватили Гунявого и потащили в туалет для расправы.
— Я тебя еще поймаю! — заорал Гунявый на прощание Рулону, который вытирал клей со своего ебальника и перемазал при этом руки и пиджак.
«Эх, жалко нет пионерского галстука. Им очень удобно вытирать клей с рожи», — подумал Рулон.
Сидевшие в классе ребята стали хихикать, глядя на его измазанную пачу. Пошевелив извилинами, Рулон решил идти домой, подумав, что сегодня он достаточно натренировался в отрешенности.
По дороге домой, переходя по тонкому льду осеннюю лужу, он подумал: «А может быть, правда, Санчо работает пиздолизом у Марианны?» И тут же провалился в холодную воду. Выпрыгнув из лужи, он продолжил размышления: «Как же сильно могут действовать кем-то случайно сказанные слова на тупые мозги. Не все ли равно кто пиздолиз и кто — нет? Главное для меня — совершенствоваться, пребывать в Божественном. Да, в школе хорошо, можно хоть с уроков сбежать, а на работе уже не сбежишь, — подумал Рулон, придя домой. — Так что, если кто не умеет жить, ему лучше все время делать вид, что он учится, и сидеть на шее у родителей. Мысль об учебе отвлекает дураков от создания семей и продлевает их счастливое детство».
Зайдя на кухню, Рулон учуял запах еды, и ему захотелось жрать. Но жрать было нельзя. Ведь сегодня новолуние, и Марианна пригласила его к себе для практики купэлы. Готовясь к ней, он целый месяц блюл целибат, чтобы накопить достаточно сексуальной энергии. А теперь уже три дня голодал и одну ночь не спал, чтобы убрать внешние энергии, создающие ненужные фантазии и озабоченность. «Ведь купэла требует спокойного отношения к сексу, как к энергетической практике, а не как к способу разрядки накопившегося гормона. Поэтому занятия купэлой лучше проводить один раз в месяц. Тогда она даст чудесные эффекты. Если же сексом заниматься чаще, то он превратится в способ совместного онанизма и обесточки моего существа, — думал Рулон. — И, когда выйдет вся энергия, мир перестанет радовать тебя. Ты не видишь его ярких красок. Ты не можешь наслаждаться теми звуками, цветами и запахами, которые окружают тебя. Ты становишься больной, усталой, разбитой и раздраженной машиной, которая может делать тупую и механическую работу. Ей уже не до стихов и молитв. Она может только жрать, спать и срать. Вот почему мыши становятся такими серыми, высосанными, безрадостными. Как только чуть появляется у них энергия, они бегут, ищут, как бы выпустить ее. Свиньи». Размышляя так, он приплелся к Марианне.
— Ну что, притащился, ублюдок? — встретила она его, открывая дверь. — Проходи.
Рулон разделся и прошел в комнату. На кухне копошился Санчо. А Марианна сидела в кресле и смотрела телевизор.
— Ты смотришь телек? — спросил ее Руля. — А я вот уже несколько лет его не включаю.
— А вот и зря, — ошеломила она его своим заявлением. — Посмотрел бы, как таких дураков, как ты, зомбируют с помощью этой чертовой трубки. Целыми днями втирают говно в ваши свинячьи бошки. То делают вас строителями коммунизма, теперь — демократами. Но самое главное, что вас делают дураками, — сказала она, положив ноги на стол. — В каждом фильме в роли главного героя выступает какой-нибудь простой парень. Обычная мышь, хороший семьянин. И он, несмотря на свое чадовство и глупость, побеждает в одиночку мафию, ниндзя, здоровых головорезов. Это все для того, чтобы утвердить мышиную мораль и сделать тебя обычной среднестатистической мышью. Чушь все это. Ни разу не покажут, как все есть на самом деле. А если чуть приоткроют правду, то это уже скандальный фильм. Дебилы, — с этими словами она нажала дистанционку и выключила средство массового оглупления. — Ну что, голодал, засранец? — спросила она своего гостя.
— Да, — промямлил Руля.
— Зенки красные. Не спал, — сказала она, высокомерно посмотрев на него. — А Луна уже всходит, — она раздернула пошире шторы и приоткрыла окно.
Прохладный осенний воздух медленно стал наполнять комнату. Ночное светило озаряло небо с бегущими по нему барашками облаков бледным цветом.
— Санчо, чай! — властно крикнула хозяйка, вскинув свои черные брови, — Сейчас хлебнем снотворного чайку с корешком пиона, чтобы твоя ложная личность совсем отключилась. Секс тебе не для того, чтоб искать любви, сочувствия, родства партнера. Он нужен только для работы с энергией.
— Вот видишь матрешек, — Рулон взглянул на стол, где стояли семь матрешек, мал мала меньше. — Эти матрешки — древний славянский символ, — улыбаясь ему своей загадочной улыбкой, сказала Марианна, — семь тел человека. Самая маленькая матрешка — это физическое тело. Оно находится в оболочке эфирного тела, — сказала она, поставив маленькую матрешку в ту, которая побольше, и накрыла ее второй половинкой куклы. — Твоя сексуальная эфирная энергия не должна уходить в физическое тело, разряжаясь в нем в виде оргазма, оно должно подниматься к виталическому телу, — произнесла она, накрыв вторую матрешку третьей. — При этом почувствуешь, как будто ты отрываешься от физического тела и становишься энергетическим шаром. А затем тебе предстоит переводить энергию в следующие тела, но об этом я тебе расскажу после. А теперь допивай свой чай и ложись спать, — повелительно изрекла она.
Рулон взял красивую фарфоровую китайскую чашку, услужливо поднесенную ему Санчо, и стал попивать из нее заготовленное зелье.
— Вот Санчо и ты — два идеальных партнера, — с усмешкой сказала Марианна, — однако школьные дуры не понимают этого. Им нужны агрессивные, тупые быки. Они думают, что их партнером не может быть чадос.
Рулон слушал ее и одновременно думал: «Уж не хочет ли она вызвать в нем ревность этими словами». Он уже научился во время базара думать о том, зачем и для чего говорится то или иное слово.
— Но мне партнер вовсе не нужен. Многие думают, что я такая вот удачливая самка, которая может отхватить себе самого лучшего парня. Все это херня. Мне не нужен партнер, он нужен только тем, кто завнушал себя страхом одиночества, убедил себя в своей неполноценности. Я не хочу быть чьей-то половинкой, потому что я хочу быть сильной и независимой. Хочу быть свободной и самодостаточной. Я сама себе партнер, — сказала она, рассмеявшись. — А те, кто хочет обрести блеск, красоту совершенства, чтобы отхватить себе партнера, — жалкие неполноценные суки, вообразившие себя нищими, как попрошайки, просящие любви, раздвигая перед всеми ноги. Хапуги, они хотят кого-то присвоить себе, написать на ком-то или на чем-то говном свое имя. Эти жадные и неполноценные куркули мне отвратительны. Я буду всегда одна, всегда сама по себе. Только так человек может остаться счастливым, сильным и целостным, а временных самцов у меня может быть много. Но это не цель — это просто средство, чтоб хорошо жить, и не больше, — разоткровенничалась Марианна, наблюдая за тем, как Рулона начинает смаривать сон. — Ну вот и славно, а теперь раздевайся и ложись на ковер. Не кончать ты уже научился, мой милый, а теперь учись управлять своей энергией.
Гость разделся и лег головой на север, сосредоточившись в области межбровья, чтобы не заснуть и перевести туда энергию всего тела. Марианна взяла в руки гитару и запела старинный русский романс:
Мы странно встретились
И странно разойдемся,
Улыбкой нежности
Роман закончен наш.
Но если к памяти
Мы в прошлое вернемся,
То скажем: «Это был
Всего мираж...
Ее глубокий бархатный голос как бы проникал в тело Рулона, вибрируя в каждой его части. От голода и сонливости его личность полностью отключилась, и он перестал думать, кто он, где находится и зачем. Он был погружен только в свои ощущения. Марианна продолжала петь:
Как иногда, в томительной пустыне,
Мы видим образы далеких чудных стран,
Но то лишь призраки, и небо жгуче сине,
И вдаль идет усталый караван.
Допев песню, Марианна разделась и, ласкаясь, легла вместе с Рулоном на мягкий китайский ковер. Она взяла в рот член и стала нежно сосать его, возбуждая Рулона каждым своим прикосновением. Она облизывала его языком, ласкала нежной рукой мошонку. При этом Рулон, расслабленно лежа на ковре, стал ощущать, как импульсы и вибрации из его лингама начинают расходиться по всему телу. Он продолжал концентрироваться в центре лба, стал собирать туда на каждом вдохе вырывающуюся из мошонки энергию. Когда конец встал и стал твердым и упругим, Марианна осторожно насела на него и стала делать своим тазом мягкие сладострастные колыхания, трясь всей поверхностью своей иони об его ствол. При этом Рулон сквозь полусон почувствовал мощные потоки праны. Двигающаяся по каналам его тела энергия стала все больше наполнять его, и он даже слегка стал оправляться от дремоты. Своими руками он стал ласкать груди и клитор Марианны, но через несколько минут она замерла, отстранив его руки.
— Спи.
Руля расслабился и снова стал погружаться в дремоту. Постепенно Марианна вновь возобновила свои томные движения, продолжая возбуждать его лингам. В этот раз энергия пошла более интенсивно, и Рулон в первый раз увидел блики света на своем внутреннем экране, разноцветные лучи озаряли его своими сиянием. Энергия бешено задвигалась по телу, пробегая мурашками по его коже. Сон стал пропадать. Марианна замерла и откинулась назад, прижавшись при этом как можно плотней к его члену. При этом ее матка касалась его головки. Внезапно Рулон почувствовал, что его тело расширяется и выходит из физических границ. Он ощутил себя парящим шаром энергии. Это переживание вскоре сменилось обрывками сна, он сам не заметил, как уснул во время всей этой практики.
Проснулся он от пощечины Марианны.
— Вставай, сонная тетеря, ишь разлегся, голый засранец! — закричала она. — Давай одевайся, живо.
Рулон осоловело встал и стал судорожно одеваться, путаясь спросонок в своих вещах. Марианна весело над этим смеялась.
— Ну что, Емеля, понял, что все чудеса бывают в полудремотном состоянии?
Рулон бессмысленно кивнул головой. Наставница ухмыльнулась.
— Насмотрелся мультяшек? Все это оттого, что твоя ложная личность отключилась, перестал думать о себе, кто ты такой, и всю прочую ахинею. Только в сновидном состоянии возможно понять Истину, когда отключено поверхностное восприятие. Но если, сука, ты будешь думать о сексе неправильно, я тебе все яйца отобью. Понял? Все это проклятый род, который начинается с мамочкиной программы, со всех этих тетей, дядей, которые завнушивают чучело, делая из него зомби. Внушая, что ему нужен партнер. А за этим партнером хуевым, который полностью опустошает и высасывает. А за ним идет проклятое потомство. Вот оно, родовое проклятье, которое уже окончательно добивает свою жертву, медленно умерщвляет ее, доводит до могилы. Ну хватит, давай выматывайся. А ты тут, Санчо, останешься, — сказала Марианна с загадочной улыбкой.
Рулон, стараясь не реагировать на этот образ, спокойно вышел. Он понимал, что Марианна специально гоняет ему эти образы, чтоб проверить его реакцию. Но Руля уже знал, что в его мозгу идет процесс «образ — оценка — реакция», и старался отрешенно оценить происходящее.
Выйдя на морозный осенний воздух, он побрел домой по ночному городу. Его путь ярко освещала луна, уже находящаяся в самом зените. Ее призрачный свет навевал сумеречное состояние, которое открывает дверь человеческому восприятию в тонкий мир. В этом дремотном состоянии и начинаются все чудеса. Глаза смыкались, хотелось спать. Но Рулон понимал, что главное — быть в этом состоянии, не позволяя сну взять полную власть над собой. Дойдя до подъезда, он еще раз оглянулся на небо. Млечный путь провожал его своим загадочным сиянием.
Восход Луны (PLUS)
Ласковым весенним утром, встав не с той ноги, Рулон, прогуляв первый урок, приперся в школу только ко второму. Он прошел по классу и сел на свое место. Рядом с ним за партой уже сидел Чипуштанов и, не думая, очень быстро заполнял анкету. Было видно, что все ответы давно известны, и большинство одноклассников уже написали то же самое.
Взглянув на эту анкету, Рулон прочел несколько вопросов: «Что такое любовь? Веришь ли ты в дружбу? Как относишься к «Алым парусам»?»
Чипуштанов быстро заполнял анкету: «Любовь — это четыре ноги под одним одеялом. Дружба — это вместе бухнуть и вмазать кому-нибудь по морде». На вопросе об «Алых парусах» он остановился, не зная, что написать.
Слегка нахмурив брови, Чипуштанов начал грызть старую пластмассовую ручку, думая о том, что бы могло значить странное выражение «алые паруса». Оглянувшись вокруг, он нашел взглядом Рубцову.
— Эй! Рубцова! Что такое «Алые паруса»?
Очень красноречиво, с душещипательными подробностями она превозносила романтические чувства, мечтательно закатив глаза.
— Сказки, что ли?
— Ну да! Что-то вроде этого, — ответила Рубцова.
— В сказки не верю, — ответил он, глумливо улыбаясь.
— Рулон, ты тоже давай пиши, а то скоро перемена закончится, — сказала Рубцова и походкой примерной девочки направилась к своему месту.
Он подумал: «Легко этому Чипуштанову. А вот я не могу так быстро сформулировать, что такое любовь? Одно — любовь к Богу, другое — поебень. То, что люди называют влюбленностью, просто условный рефлекс, связывающий действие сексуальных гормонов с образом какого-либо человека, которого они вообще не знают. Как у собаки Павлова, в мозгах связывается звонок и появляющийся при этом кусок мяса. Вот уже когда много лет знаешь человека, тогда можно говорить о любви. Но часто когда люди лучше узнают друг друга, то понимают, что образ — это не живой человек. Образ идеален, а человек-то реален со всем его говном. Тогда они начинают реагировать на его образ, как собака на палку».
— Ну что? — прервала его размышления Рубцова. — Звонок прозвенел, а ты так ничего и не написал, тормоз.
— Ну, я еще потом напишу, — сказал Рулон.
— Давай, а то уже все давно ответили.
Слегка прихрамывая на одну ногу, в класс зашла преподка лет пятидесяти, в старомодном клетчатом пиджаке. Не спеша она выложила из старой коричневой сумки ручку и тетрадь и, осмотрев учеников сонным взглядом, начала урок.
Началось обществоведение. Преподка болтала, что семья — это ячейка общества. А алкоголь и наркомания мешают созданию дружной семьи. В доказательство преподка приводила множество примитивных примеров, суть которых заключалась в том, как плохо живется детям с папой-пьяницей и мамой-наркоманкой. Рулон подумал, что алкоголь, сексуальный гормон и инстинкт материнства — все это наркотики. Только водку в рот алкаши заливают, а гормон сам из желез в кровь впрыскивается, как героин шприцом в вену. Какая тут разница. Все это одно и то же.
Посередине урока в класс зашла Марианна и без всякого разрешения прошла к своему месту. Увидев, что на ее стуле сидит Чипуштанов, она злобно посмотрела на него. Но тот, не желая ударить в грязь лицом перед одноклассниками, не стал уступать ей места. Только взглянул на нее и сделал вид, что что-то записывает в тетрадь. Марианна властно подошла и сбросила на пол учебники и тетрадку Чипуши.
— А ну, немедленно пересядь отсюда, падла!
Наклонившись очень низко к парте, Чипуша почти коснулся ее носом. В то же время спиной он чувствовал пронзительный взгляд Марианны, и ему хотелось спрятаться куда-нибудь подальше от дьявольской силы этой бестии.
— Я первый тут сел, — сдавленным голосом сказал он.
Чипуша понимал что будет, если продолжит сопротивление. Не выдержав создавшегося напряжения, отполз на свободное место, собирая по дороге разбросанные по полу учебники и ручки.
— Это ему еще отрыгнется, — злобно сказала Марианна, садясь на свое место.— А ты что не согнал его с моего места? — произнесла она, жестко взглянув на Рулона.
— Я не знал, придешь ты или нет, — промямлил он.
— Не пизди, фуфло! Если еще раз такое повторится, я устрою тебе.
Преподка чувствовала, что, может, и не стоит вмешиваться в разбирательства подобного рода дел, но тем не менее социальный долг преподавателя требовал от нее вести нравственные поучения. Деловым голосом она сказала:
— Ты и так опоздала, а теперь срываешь занятие. Сядь на свободное место.
Но Марианна обломила ее.
— Не лезьте не в свое дело, — ответила Марианна с такой злобой, что в классе сразу воцарилась тишина. И все ощутили подавленность. — А ты, козел, если сейчас не пересядешь, то лучше больше в школу не появляйся, иначе весь в крови из нее выползешь.
Его несчастная голова еще сильнее вжалась в плечи, подобно черепахе, прячущейся в своем панцире от опасности. Но никакой защиты у Чипуши не было, а упрямство могло только усугубить сложившуюся ситуацию.
Постепенно обстановка в классе разрядилась, преподка начала спрашивать домашнее задание, вызывая учеников к доске и задавая каверзные вопросы. Марианна, не торопясь, достала из сумочки фирменную косметичку из крокодильей кожи. Она установила небольшое зеркало в удобном положении, используя в качестве подставки руки Рулона, и, взяв расческу, начала наводить марафет. Через три минуты по классу распространился знакомый запах лака для волос, которым Марианна обильно оснащала пышный начес. Преподка недовольно поморщилась, но не рискнула делать замечание. Скопившуюся злобу вылила на отвечающего у доски забитого хорошиста, нарочно снизив ему оценку. Тем временем Рулон рассказал Марианне, желая как-то развеселить ее, об анкете и своих мыслях по теме урока.
— Значит, все это — наркотик, — ответила ему уже развеселившаяся Марианна. — А религия, говорят, это тоже опиум для народа. Может быть, экстаз веры тоже связан с каким-то гормоном?
Услышав такое, Рулон обескураженно замолчал и погрузился в размышления.
— Ну что, осекся, — ухмыльнулась его подружка, — просто ты не объективен, все хочешь доказать, что религия — хорошо, а остальное — плохо.
Взяв у него из рук зеркало, Марианна стала красить свои длинные ресницы дорогой французской тушью. Искоса взглянув на озадаченного Рулона, она усмехнулась.
— Да, что-то я зациклился на этом, — пробурчал Рулон.
— Ну ничего, не понтуйся, — сказала она, — просто все мы находимся под какими-то влияниями, однако одни нас развивают, а другие губят. Вот когда ты разовьешь волю, станешь господином самого себя, тогда освободишься от необходимости этих влияний. А сейчас извини-подвинься, придется подчиняться.
— Если выбирать — быть семьянином, алкоголиком или наркоманом, то я бы предпочел последнее, — заявил Рулон. — Все-таки хоть что-то интересное испытывал бы.
— Говнюк ты, — усмехнулась Марианна, — ведь желание что-то испытывать, заполнять душевную пустоту и приводит к самому простому съебыванию, к семье и детям. И наркоту искать не нужно, она уже вмонтирована в тебе. Ну а вообще-то ты прав. Наркота — она лучше, — задумчиво произнесла она.
Прозвенел звонок, положив конец их мирной беседе.
— Ну что ж, пиши анкету. А я пойду поговорю за этого засранца, — сказала она, бросив мстительный взгляд на Чипушу, который как раз в этот момент, сам не зная почему, оглянулся и с опаской посмотрел на Марианну.
— Я ему этого так не оставлю, прощать никого нельзя.
Марианна вышла. Рулону не хотелось возиться с дурацкой анкетой, и он пошел шататься по школе.
Спустившись по лестнице на первый этаж, минут пять он простоял у окна, наблюдая за стаей воробьев, расположившихся в школьном палисаднике, и углубившись в свои мысли.
Прозвенел звонок, и он снова направился в аудиторию к очередному занятию. Как всегда опаздывая, в коридоре его поймал Саня — верный пес Марианны, которого она звала Пансо. Запыхавшись, с покрасневшим от быстрой беготни лицом, он подскочил к Рулону и торопливо сообщил:
— Седой ищет тебя. Он узнал, что ты продал ему туфтовые очки, выдав их за фирменные. Он с корешами рыщет по школе. Сейчас, наверное, стоит у класса. Но смотри, из школы не уходи. Марианна имеет до тебя дело.
— Хорошо, — ответил Рулон. — Я буду в комнате технички на первом этаже.
Устроившись на полу среди швабр и тряпок, Рулон углубился в медитацию, сидя в полной темноте. Его ничуть не смущала окружающая обстановка, которая уже стала для него привычкой. Половые тряпки, развешанные на ржавой трубе и издававшие неприятный запах плесени, оставляли Рулона спокойным. В углу стояли деревянные швабры, а у противоположной стены — несколько металлических ведер. Он отключил мысли и сосредоточился на макушке, и в сердце установился контакт с Богом. Но вскоре он услышал злобные голоса, которые приближались к его убежищу. Внезапно мощный пинок раскрыл дверь в кабинет уборщицы. Кто-то чиркнул спичкой.
— Где эта мандавошь запряталась, падла?
Яркий огонь на минуту ослепил Рулона. Он забыл о Боге и медитации и весь сжался, пытаясь скрыться за швабрами и прочим мусором.
Рулон неловким движением руки задел какую-то неустойчивую полку, и на него обрушились мелкие принадлежности для уборки кабинетов: чистящая паста, мыло, порошок.
— А, вот он, бля, сука. Вылезай, гондон.
Чья-то сильная рука схватила его за волосы и потащила из убежища. Пацаны вытащили его оттуда и начали бить.
— А, спрятался, педераст, получай, Рулосос — конявый пес. На тебе, — приговаривали они, тузя его кулаками и ногами.
Рулон закрыл лицо руками и весь сжался. Скоро несколько мощных ударов повалили его на пол. Лежачего тоже продолжали пинать. Острая боль пронизывала все тело бедняги. Неизвестно, чем бы это закончилось, но тут раздался зычный крик Марианны.
— А ну-ка, суки, в сторону.
Его прекратили бить.
Пацаны послушно отодвинулись, глядя на рассвирепевшую Марианну.
— Быстро вставай, пошли! — крикнула ему она.
Рулон стал подниматься,
кряхтя от боли и отряхивая со штанов насевшую пыль и мелкий мусор.
— Никуда он не пойдет! — нагло заорал Седой. — Небось, ты ему эту туфту дала, сука! — сказал он угрожающе, подходя к спасительнице Рулона.
Марианна резко выставила руку вперед и прыснула ему в глаза струю из газового баллончика. Седой завыл и схватился за свои глаза, сразу превратившись в беспомощного и больного.
— Если кто-то из вас, свиньи, еще будет возгудать, то вас отпиздят так же, как его, — властно сказала она, указав пальцем на Рулона.
После того как Марианна обезвредила Седого, все остальные струхнули и без возражений позволили удалиться Марианне вместе с ее дружком. Седой все продолжал выть и тереть зенки, пока Рулон, отряхнувшись, удалялся прочь, плетясь как побитый пес за своей гордо вышагивающей подругой. Уже на улице он догнал ее и пошел рядом.
— Как они узнали, что я у уборщицы? — спросил он.
— Санчо заложил им тебя, когда они отпиздили его.
— А как ты узнала, что я тут?
— Ну, он сразу прибежал ко мне и все рассказал, как сдал тебя. Так что пришлось уйти из класса прямо посреди урока. Ты должен быть злее, мой милый. Знаешь, есть такой славянский бог Ярило.
— Это бог Солнца? — спросил Рулон, шмыгая разбитым носом.
— он самый. От его имени происходит слово «ярость». И ты должен стать таким же ярким, жгучим и яростным, как он. Иначе тебя совсем забьют, понял?
Рулон закачал головой.
— А ведь везде говорят, злиться плохо, мол, карма плохая будет.
— Скотина, ты, недобитая, — сказала Марианна, дав ему пощечину. — Как бы я тебя спасла, если бы я была доброй? Только ярость поможет тебе мобилизовать всю свою энергию и победить обстоятельства. Ну а чтоб не ухудшать карму, твоя ярость должна быть безличной, т.е. к ней не должны примешиваться обида, злопамятность.
— Но ведь ты сегодня отомстила Чипуше?
— А я не в обиде. Это простой принцип — не давать спуску никому, иначе меня бы, так же как и тебя, зачморили, долбоеб, понял?
— Но как научиться злобе? Не будет ли это мешать молитве?
— Злоба должна быть твоей молитвой. Чтоб быть злым, тебе необходимо так же часто яриться, как ты молишься, специально генерировать жесткость и агрессию, концентрируясь в манипуре — центре солнечного сплетения. Это как раз место, связанное с Ярилой. И еще, ты должен больше злиться на себя, быть к себе более безжалостным! — яростно говорила Марианна.
Проезжающий мимо велосипедист в фирменной шапочке засмотрелся на нее и чуть было не врезался в стоящий на обочине столб, но в последний момент резко развернул руль и теперь уже едва не задел Рулона. Вконец растерявшись и испугавшись, бедняга порулил дальше, стараясь не оглядываться. Рулон, не обращая на него особого внимания, продолжал свои раздумья.
Наши друзья пришли домой к Марианне и сели пить чай. Внезапно Рулон задумался и потом с силой стукнул себя по башке.
— Ты чего это? — радостно спросила его подружка.
— Да вот вспомнил, как они ломились в мое убежище, а я перестал молиться, забыл о Боге со страху.
Рулон размешивал чай позолоченной ложкой, рассматривая необычный рисунок на китайском фарфоровом сервизе. Его взгляд был неподвижен.
— Вот это уже хорошо, правильно, не давай себе спуску. Только так ты станешь воином Ярилы, иначе, кроме борьбы с куриной слепотой, ты ничего не добьешься, отсиживаясь в своем убежище. А теперь, — сказала она, допивая чай, — нас ждет еще одно дельце. Будем учиться быть злым на практике.
— Ну вот, опять дельце, — разочарованно пробурчал Рулон. — Неужто на сегодня не хватит?
Марианна встала и подошла к окну. Отодвинув в сторону расшитую люрексом голубую занавеску, распахнула балконную дверь, впустив в комнату поток свежего воздуха.
Он отодвинул от себя фарфоровую чашку и, вздохнув, опустил взгляд на пол. Марианна слегка придвинулась к нему и пристально посмотрела в его лицо испытывающим взглядом.
— Если бы я рассуждала подобно тебе, то вряд ли смогла бы себе позволить прогулки к морю и не имела бы всего, что здесь есть, — она обвела рукой комнату. — А ты, мой драгоценный, должен повиноваться тем, кто умеет жить, чтобы и тебе немного от них перепадало.
Марианна вела себя в традиционном стиле, вселяя надежду и побуждая к действиям, якобы ведущим к ней. На самом же деле исполнение коих всецело зависело от ее милости и благоволения к своим духовным рабам.
Вскоре они в сопровождении очередной банды наемников отправились загонять дичь, у которой без проку завалялись деньги. Подруга пояснила ему, что она когда-то дала одному прелестному мальчику послушать фирменный диск. Но так вышло, что ей удалось незаметно его стащить во время одной пирушки. И теперь пришел час расплаты за ротозейство. А Рулон был назначен на роль полноправного владельца сего «пласта», его задачей было припугнуть жертву обмана, чтобы она особо не резонилась от страха, а побольше отсыпала из своих капиталов.
Банда быстрым шагом направлялась к цели через пустынные переулки, устрашая своим злорадным смехом редких прохожих. Пацаны травили пошлые анекдоты, чувствуя себя естественно и непринужденно, — обычное дело, возможность приколоться и заработать больше. Марианна не обращала внимание на их веселье. Мудрая и опытная пантера в черном прикиде, со сверкающими глазами, вышедшая на повседневную охоту, она продолжала обучать Рулона законам джунглей.
— Бить мы его не станем, — успокоила Марианна своего друга, — таких людей я не обижаю, следуя правилу: «Угроза сильнее исполнения». И это вполне справедливо в отношении подобных чад.
Подошли они как раз вовремя, так как его сообщница указала на какого-то, по-деловому вышагивающего парня.
— На ловца и зверь бежит, — конечно, она знала его распорядок дня, когда повела своих «рыцарей» свершать «долг чести».
Парень, видимо, пребывал в хорошем настроении и спокойно глядел по сторонам. На минуту он остановился и наклонился, чтобы завязать развязавшийся шнурок на ботинке. Поднявшись, поправил темно-коричневый галстук и пошагал дальше, не подозревая о приближавшейся опасности.
Заметив Марианну в сопровождении стольких недоброжелательно настроенных кавалеров, наш герой явно струхнул. Его деловитость сменилась робостью, а размашистый шаг перешел на трусцу. Он весь осунулся и на вид стал очень жалким. Ассоциации этой сцены перенесли Рулона в школьную молодость, к тем воспоминаниям, когда он переживал подобные ощущения, встречая своих идейных противников, вот так же поджидавших свой объект мщения у подъезда. О, как он понимал, что сейчас переживает испуганный, с бледным лицом, нервно вздрагивающий при каждом движении парень! Сочувствие пробудилось в его сердце. Но что поделаешь. Как еще можно вселить в дурака разум, если не наказывать его за ошибки.
Внезапно поднялся сильный ветер и направил в лицо обомлевшей жертве клубы пыли и песка. Протерев круглые глаза, парень испуганно уставился на Рулона, направляющегося к нему.
Развинченной походкой в сопровождении наводчицы Рулон подошел к
жертве.
— Это шо, и есть тот вор? — тыча в него пальцем, процедил помощник Марианны.
Парень недоуменно захлопал глазами, не совсем соображая в чем дело. Рулон решительно сделал шаг вперед и оказался почти нос к носу с парнем, напоминающим беспомощного кролика перед удавом.
Не дожидаясь ответа, он махнул рукой, приглашая пришедших с ним корефанов принять участие в процедуре. Они не спеша подошли и окружили несчастного плотным кольцом.
— Когда, падла, должок отдавать будешь? — щелкнув ногтями по зубам и корча рожу, выставляя из себя заядлого блатюкана, процедил Рулон.
В ответ послышался невнятный лепет.
— А ну, башли выкладывай, живо! Не то по кумполу схлопочешь! — сказал Рулон, замахнувшись в порыве ударить его.
От такого обращения бедняга совсем зашугался, затрясся. Он что-то лопотал, что он отдаст.
Защитница слабых и обездоленных остановила этот горячий порыв, сообщив, что Вася сейчас вынесет деньги. Она попросила ребят его не трогать, чему насмерть запуганный чадос очень обрадовался.
— Ну, тогда айда к нему! — закричал Рулон, толкнув его в плечо и сделав вид, что собирается направиться к бедолаге на хату.
Вася растерянно и трусовато что-то хотел возразить. Но так и не смог. Марианна помогла ему и, отстранив руку своего дружка, сказала, что сама сходит с ним.
— Василий — мальчик честный, и вам нечего ввязываться!
Последнее изречение очень понравилось Васе, так как он торопливо и утвердительно закивал головой и, вцепившись в руку Марианны как утопающий за соломинку, удалился восвояси вместе со своей спасительницей.
Они вошли в подъезд дома, оставив банду дожидаться на улице. Пацаны продолжали прикалываться, а Рулон тем временем рассматривал прикольные росписи, уже успевшие появиться на еще новой белой стене, как незаменимое украшение всех общественных мест.
Вскоре вышла Марианна, прихватив вместе с деньгами какие-то шмотки, что было заметно по появившемуся в ее руках пакету.
Так благополучно завершилась эта неприятная, но полезная процедура. Им хотелось надеяться, что жертва сможет извлечь из этого хороший урок, результат которого всецело зависел от его отношения к происшедшему. Если оно верно, то потерявший деньги приобретет немного ума. Если же нет, то тогда останется только горечь утраты.
Рулон проводил до дому свою приятельницу, у которой данный инцидент не вызвал никаких впечатлений или радости по поводу наживы. Он был похож на тысячи других махинаций низкопробного пошиба. Она видела в них лишь средства для свободного существования, добываемые как бы походя на будничную повседневность. Во всем этом был особый нравственный смысл. Вот если бы только представить, какой был бы вред, если бы человек не пресыщался своими страстями, если бы не становился равнодушным к порочным деяниям. Как ужасно иссушил бы он свое сердце, оскуднил бы разум и втоптал бы в прах свое божественное сознание.
Уже темнело, красный диск солнца медленно скрывался за многоэтажными серыми домами,
наполняя небо розовым пламенем. Банда, довольная своим заработком, удалилась по направлению к ближайшему винно-водочному магазину, а наши дружки еще несколько минут оставались во дворе в тени колышущихся на ветру берез и медитировали на открывающуюся красоту заката. Солнце уже совсем скрылось за горизонтом, и в небе стали появляться еле заметные звездочки.
Придя домой после разборки, Рулон отключился от воспоминаний о ней, включил музыку и стал плясать, открывая сердце Богу. Благодать стала переполнять его больную душу. Танцуя, он ощутил, что быстрые мажорные композиции поднимают энергию Кундалини снизу вверх, а минорные лирические низводят высшую супраментальную Силу вниз. Его движения были удивительно пластичными и гармоничными.
Юный йог стал сознательно использовать эти две композиции, чередуя их между собой, то поднимая, то низводя потоки праны. Через некоторое время Рулон ощутил, что все вокруг — свет, звук, все предметы и он сам, кружащийся в танце является энергией, что все вокруг есть проявление Великой Космической Силы — Шакти. «Божественное всюду», — мелькнула у него мысль, и вместе с ней это состояние стало пропадать. Еще немного потанцевав, молодой саньясин лег в шавасану и ощутил вибрацию во всем теле. Потоки энергии двигались по каналам. Рулон вытянул руки вверх. На вдохе поднимал сансу по задней части тела, по плечам к тыльной стороне рук и затем на выдохе опускал ее по внутренней стороне рук, лицу, передней стороне тела до стоп. Вскоре ощутил кольцо, по которому циркулирует энергия внутри тела. Телефонный звонок отвлек его от этой практики.
Рулон сделал музыку потише и подошел к телефону, стоявшему на невысоком журнальном столике с резными ножками.
— Приходи ко мне на ночь, — услышал он в трубке голос Марианны.
Только Рулон хотел что-то ответить, как в трубке раздались уже короткие гудки. Быстро собравшись, он со всех ног помчался к своей королеве.
Марианна встретила его в шикарном вечернем наряде. Провела в комнату, где царил таинственный полумрак, который пыталось разогнать пляшущее пламя свечи.
— Я думал, ты пошутила, ведь ты всегда спишь одна, — сказал Рулон, изображая на своей физиономии мину удивления.
Она подошла к роскошному дивану и, опустившись на него, сложив нога на ногу, посмотрела на Рулона пронзительным взглядом.
— А что же ты тогда пришел? — бархатно прошептала хозяйка.
— Ну, я надеялся, — невнятно произнес он.
— Надеяться-то не на что. Ты должен просто ощущать, правду говорят тебе или нет. Но сегодня полнолуние, и я решила устроить тебе практику купэлы.
— Я так и подумал, — сказал Рулон.
— однако ты еще не понимаешь, что тебя ждет. Поэтому не говори, что знаешь, — ласково сказала она с коварным блеском в глазах.
Рулон слегка испугался, но не подал виду. Он стоял неподвижно напротив Марианны и, не зная, что сказать, делал вид, что рассматривает замысловатые узоры на шикарном настенном ковре.
Марианна мгновенно уловила его состояние.
— Ну что, страшно? — усмехнулась она. — Не скрывай, ведь все, что ты чувствуешь, я ощущаю внутри себя, в своем сердце. Но нечего бояться, ты должен быть смелее, агрессивнее и жестче, — произнесла Марианна. Глаза ее заблестели. — Вот посмотри на стену. Что видишь?
Рулон повернулся и увидел на стене большую маску, изображающую какое-то тибетское чу-
довище, с большими клыками и третьим глазом во лбу.
— Это Ваджрапани — разрушитель мрака невежества.
Марианна подошла к огромному окну, задернула тяжелые бархатные шторы, преградив путь бледным лучам полной луны, дремлющей в ночном небе. Затем подошла к шкафу, раскрыла стеклянную дверцу.
— Сейчас ты будешь пытаться быть таким же гневным, как он, — сказала она, доставая большой красивый кинжал. Облизнув его лезвие, она подала его Рулону с дьявольской улыбкой. Рулон нерешительно взял кинжал, недоуменно рассматривая его в своих руках. На его рукоятке красовался симметричный строгий узор из позолоченного металла, у основания лезвия — какие-то мистические знаки, не известные юному йогу.
— Будешь убивать злобно! — презрительно изрекла Марианна.
— Кого? Зачем? — оторопел её гость.
— Седого, — сказала она громким и бодрым голосом, на что Рулон утвердительно покачал головой, — помнишь, как он оборзел сегодня?
— Ну ты же ему уже устроила, — сказал Рулон, стремясь как-то отвертеться от подобного занятия.
— Этого мало. За такое уже нужно убивать. Что испугался, конявый? — презрительно изрекла она. — Ладно, не ссы, мы будем его уничтожать на астрале.
— Мне это напоминает черную магию. Хорошо ли, что мы будем ею заниматься? — обрадовавшись, что убийство будет происходить только на астрале, но ощущая внутреннее напряжение, спросил Рулон.
— Действуй безличностно, не отождествляйся с результатом, и тогда все будет в ажуре, — сказала она, дико рассмеявшись. — Читал Бхагават-Гиту? Как Кришна учит убивать Арджуну своих родителей?
— Но ведь, уловив нашу злобу, Седой будет относиться к нам недоброжелательно. Ведь как аукнется?
— Ты прав, мой милый, но запомни. Если твоя злоба будет больше и сильнее, чем уровень энергии Седого, то она его просто подавит и уничтожит. Помни,
палка та о двух концах. Ну, хватит болтать. Давай к делу.
Марианна сняла с ковра еще один
кинжал и, включив какую-то тяже-
лую давящую музыку, стала на колени
перед маской. Ее дружок последовал ее примеру. Хозяйка начала молиться,
произнося слова громким и протяжным голосом, от которого волосы вставали
дыбом.
— о Всевышний, сделай меня такой же злой, коварной и хищной, как и ты.
Рулон старался как можно жестче повторять за ней эту необычную молитву. Затем, встав и повернувшись спиной к маске, она с неистовой яростью стала бить ножом в воображаемого Седого, выкрикивая страшные проклятия. Рулон постарался как можно лучше ощутить присутствие Седого. Он вспомнил все самое плохое, что было в его жизни, и с ненавистью стал бить его фантом своим ножом.
Минут через 10 наш герой сильно вымотался, как будто провел длительную тренировку. Эмоциональное усилие оказалось непривычнее и труднее физического.
— Теперь тяни его энергию к себе, — произнесла Марианна, увидев изменившееся состояние Рулона.
Она встала на колени, положила руки на пол и стала делать ими круговые движения по ковру, как будто загребала к себе что-то невидимое, делая это с радостью вампира, пьющего кровь. С жадностью она втягивала в себя энергию врага. Ее покорный ученик стал с рвением повторять весь этот ритуал, стараясь не терять эмоциональную связь с Седым. С любовью хищника к жертве, он вдыхал в себя его жизненные силы.
— Ну а теперь забудь о мести. Стань выше ее и настройся на любовь к миру, — скомандовала Марианна.
Включив приятную музыку, она закружилась в танце радости, и ее соратник сделал то же самое. Он подумал, что чувства должны быть просто орудиями. И мы сами должны с легкостью манипулировать ими, а не они нами. Потанцевав минут десять, Марианна стала неподвижно, закрыла глаза.
— А теперь войди в состояние отрешенности. Забудь обо всем вообще. Есть только ты, и больше ничего. Ты один в бесконечной пустоте, — тихо шептала она, — ощути же, тебя нет, только пустота.
Рулон остановил мысли и стал углубляться в привычное для него состояние медитации. Растворившись в пустоте минут на пятнадцать, Рулон пробудился из этого состояния вместе с командой Марианны.
— Ну что, хватит балдеть, теперь ты понял, как будешь служить Яриле?
— Да, мне это понравилось, — ответил он, — теперь я буду каждый день это делать.
— Ну а сейчас давай ложиться спать, дорогой, — ласково произнесла она. — Ты будешь спать со мной? — призывно спросила девушка, раздвинув шторы и распахнув балконную дверь.
Рулона опьянило это предложение. Не отрывая глаз от Марианны, с вожделением смотрел он на нее.
— Я всегда мечтал об этом!
— Ну, тогда раздевайся, — скомандовала она с коварным блеском в глазах. Марианна постелила на лоджии, использовав вместо кровати большой широкий стол. Поскольку он был невысокий, то ложе располагалось ниже перегородки лоджии, которая предохраняла спящих от падения с 10-го этажа. Весной было еще прохладно, но Рулон привык спать зимой с открытыми окнами под одним одеялом и нисколько не боялся холода.
Он улегся в мягкую, пахнущую духами постель. С лоджии открывался прекрасный вид на звездное небо и восходящую на небосводе луну. Свежий ветерок обдувал его лицо, донося аромат цветущих деревьев.
Марианна легла рядом, нежно обняв своего дружка и положив на его голое тело свою ножку. Рулон уже хотел начать ее ласкать, но она остановила его.
— Я же сказала, что мы будем спать, а не трахаться.
— А я думал это одно и то же, — обескураженно ответил он.
— Я же предупреждала тебя, не выдавай желаемое за действительное. Давай спать, я устала сегодня, — сказала она, плотно прижавшись к нему своим притягательным телом.
Рулон закрыл глаза и решил уснуть, но сексуальное возбуждение не давало ему покоя. Он снова предпринял попытку ласкаться, но она его остановила, оттолкнув его руку.
— Не ерзай, а то выгоню, — уже жестче сказала Марианна.
Несмотря на все усилия, Рулон никак не мог уснуть. Возбуждение все нарастало и активизировало его болезненное воображение. Ему хотелось засадить ей свой член, уже час стоявший колом по самые кукры. Тело Рулона начало непроизвольно трястись от возбуждения.
— Что не спишь? — раздраженно спросила Марианна. — Моча в голову ударила, что ли?
— Да вот все не могу успокоиться, — тяжело дыша, сказал ее дружок.
— Ах ты, валет, сука, йог, макарек ебучий. Какой же все-таки ты безвольный придурок. Теперь, надеюсь, ты понял, что ты раб своих желаний. Повторяй: «Я раб, скотина».
— Я раб, — уныло произнес Рулон.
— Вон видишь, луна светит. Это наш славянский бог Хорос.
Хорос уже был в зените и ярко освещал их ложе и землю, беспокоя своим блеском напряженные нервы раба своей похоти.
— Это он заставляет мастурбировать и
размножаться все живое, ибо он питается этими эманациями. А где размножение, там и
смерть. Мертвечину он тоже любит, особенно в безлуние.
— Что же мне теперь делать? — спросил Рулон.
— Тебе нужно гармонизировать свое перевозбужденное психополе. Для этого, ебант-
ропская тетеря, вместо того, чтоб воображать всякую мерзость, представляй, как ты занимаешься купэлой, как настоящий тантрайог. Что, думаешь, если ты йог в жизни, то в воображении можно быть свиньей. Давай начинай, а то выставлю на улицу, если будешь еще дрыгаться, трясогузка вонючая.
Рулон снова закрыл глаза и стал представлять, как он занимается купэлой по всем правилам. Возбуждение помогало ему лучше чувствовать ток энергии по каналам. Он представил Марианну как великую богиню, которой он поклоняется. Это дало ему возвышенный настрой. Представив, как они совокупляются, Рулон сосредоточился в межбровье, потом перевел концентрацию на макушку и ощутил, как горячая волна сексуального возбуждения в виде красной спирали ввинчивается по часовой стрелке в его позвоночник и поднимается к голове, выходя из макушки в космос. Как оттуда спускается, двигаясь в обратном направлении, холодная космическая прана, одухотворяя своей божественностью все его тело. Это несколько стабилизировало его состояние. Затем он образовал кольцо купэлы со своей богиней, ощутив, как ее женские эманации вливаются в него через лингам, его толстый член, поднимаются до сердца — анахаты — и аккумулируются там как благодать Бога. Из своего солнечного сплетения — манипуры — он поднимал поток янской мужской энергии и через межбровье направлял в голову партнерши. Оттуда прана опускалась до ее сердца. Из ее горлового центра женские флюиды опускались по его позвоночнику к его лингаму. Внезапно он как бы провалился в сон и почувствовал, как Марианна поднимается по его телу к макушке. И когда она достигла вершины его головы, он ощутил взрыв озарения, как будто над его головой зажглось яркое, ослепительное солнце, переливающееся всеми цветами радуги. И в этом ослепительном сиянии была она, его богиня, которая сидела в позе лотоса над его головой.
Утром Рулон проснулся, когда солнце начало восходить над горизонтом и освещать своими лучами небосклон. Марианна сладко спала на его плече. Но стоило ему подумать о ней, как она тут же проснулась, сладко потянувшись, провела рукой по его телу и нащупала тугой член, который продолжал стоять торчком с вечера.
— Кому не спится в ночь глухую? — и, подражая эху в горах, произнесла, весело расхохотавшись. — Хую... хую... Облившись холодным душем, они занялись тантрическим ритуалом хатха-йоги, делая совместно асаны, сплетая во время их выполнения руки и ноги и направляя совместно потоки сансы сразу по двум телам, сросшимся в единую энергосистему. После часа занятий они сели на стол, служивший им ложем, и полуприкрытыми глазами смотрели на восходящий диск солнца, направляя его силу в межбровье и пробуждая третий глаз — орган ясновидения.
Мистический символ (PLUS)
Прозанимавшись утром дольше обычного, Рулон, как всегда, опоздал в школу, но, несмотря на то, что уже было время занятий, все ученики шатались по коридору. Удивившись такому раскладу дел, Рулон узнал, что Ложкин отомстил за своего кореша Филона и забил замочную скважину учительской, где хранились ключи от аудиторий. Дверь пришлось ломать.
Все учителя стояли в коридоре рядом со своей учительской и думали, что предпринять в такой ситуации. Препод по физике, высокий мужчина лет сорока с едва заметной проседью в волосах, минут пять орудовал отверткой, пытаясь отковырять деревянную пластину от замка, но после нескольких неудачных попыток пришлось предпринять единственно возможный реальный выход — выломать дверь.
Рулон наблюдал за тем, как недовольные учителя о чем-то возмущенно переговаривались, видимо, пытаясь выяснить — кто же виновник сего происшествия. Предположений, очевидно, было много, но никто, конечно же, не мог сказать чего-то конкретного.
Все началось с того, что Филон дал по морде залупнувшемуся на него преподу, и его решили отправить в колонию. Ведь еще до этого он чуть не изнасиловал молодую учительницу. Учителя еще не знали, на что способен Ложкин, а то бы не стали отправлять Филона в спецшколу.
Наконец-то начался урок химии, который проводился в аудитории, в которой всегда стоял запах говна, так как химичка любила цветы, и заботливые ученички наклали свои испражнения в цветочные горшки, которые она прилежно поливала, не давая засохнуть говну. Цветы любят удобрения, так что пусть терпит училка зловония ради своей любви, ведь чем только не приходится жертвовать из-за своих привязанностей и предрассудков.
Сидящий у окна рыжий пацан с подбитым глазом как раз тем и занимался сейчас втихушку. Училка уже давно привыкла к тому, что он ничего не делает во время уроков, но о том, что у Рыжего свое производство химического оружия, используемого в масштабах школы, она не знала.
Ученики весело переливали реактивы из пробирки в пробирку, надеясь, что какая-нибудь химическая реакция закончится взрывом. Но препараты в основном давались безобидные, так что взрывчатку приходилось изготовлять самим. Рулон подумал, что химия создает нашу судьбу. Вот, например, водка или наркота могут полностью изменить нашу жизнь в лучшую сторону, лишить нас идиотских установок. В голове у него завертелась песня:
Посмотри в натуре, бля.
Кругом мак и конопля.
Кайфа море,
А ты все про спиртное.
«Так же на нашу судьбу влияют и другие вещества, но не настолько ярко. Например, если дышать активней, то ускоряются процессы обмена и энергии становится больше. А если много пить воды, то соки тела разжижаются, человек теряет силу, становится пассивнее. А такие продукты, как рис, гречка, пророщенная пшеница, делают нас сильными и здоровыми, и если их употреблять постоянно, то они также изменят нашу жизнь в лучшую сторону.
Наши же мысли, эмоции, образы являются катализаторами определенных химических процессов организма, которые настолько сильно меняют наше состояние, восприятие, а значит, и судьбу, что ни один наркотик не может с ним сравниться. Плохо, что в школе все это не изучают.
Но ничего, йога научит меня этой алхимии», — подумал Рулон. Крик училки вывел его из этих размышлений. Оказывается, уже нужно убирать пробирки, а он все сидел, окуная лакмусовую бумажку в раствор.
На перемене в класс пришла Марианна и уселась рядом с Рулоном. Он обрадовался и стал рассказывать о проделке Ложкина, который ночью проник в школу и устроил заподлянку. Во время рассказа он энергично жестикулировал руками и мимикой, описывая веселье учеников и недовольные рожи преподов.
— Поделом этим педерастам, — выругался Рулон и тут же получил по губам от своей строгой подруги.
— ой, за что? — обиженно пробурчал он.
— Ты что забыл, паскуда, что сегодня тебе нельзя материться? — спросила Марианна.
— А, точно, спасибо, что учишь меня, — смиренно произнес Рулон. — Снова я стал механичным и забыл, что нужно через день материться.
— Тупая машина. Ты еще не знаешь, как ты механичен, насколько не осознан. Ты не помнишь себя, поэтому жизнь постоянно будет пиздить тебя по репе за твою неосмотрительность и беспечность.
Рулон вспомнил, как ему в начальных классах ставили саечки, приговаривая: «За испуг пару штук», и щелкали пальцем. А если он не говорил спасибо, то ставили еще за невежество. Тогда он еще не знал, что это эзотерическая игра. Вообще все детские игры взялись из древних магических практик и ритуалов. Вот, например, «Море волнуется, раз, море волнуется, два...» — это же самое настоящее «Стоп-упражнение». Все раскачиваются, подражая волнам на море. И затем объявляется: «Морская фигура, замри!» И дети застывают в тех позах, в которых были в последний перед командой момент. Если бы они еще и наблюдали за собой, например, хотя бы за своим дыханием в этот момент, то это были бы подлинные практики-маги, а затем и в жизни фиксировали бы себя в разных ситуациях. Например, если бы в разгар перепалки они заставляли себя остановиться и понаблюдать, что с ними происходит, то уже давно бы просветлели.
Размышления Рулона прервала суета и дым в коридоре. Он выбежал туда и узнал, что Ложкин облил бензином дверь учительской, в которой собрались педагоги на свое дебильное совещание, и запалил ее. Зайдя в класс, он сообщил об этом Марианне. Она, как ни в чем не бывало, сидела и красила свои длинные ногти.
— Совсем учиться не дают, — сказала она и стала собирать свои вещи. Сложив свои основные принадлежности, коими являлись косметичка, расческа и небольшое зеркальце, в сумочку, Марианна щелкнула золотистым замочком и поднялась из-за парты.
— Ты куда? — спросил ее дружок.
— До дому, — ответила она. — Тебе тоже советую. А то сейчас будут выяснять, кто да что, да еще ментов могут пригнать. Не посидишь спокойно.
Рулон, следуя ее примеру, тоже решил уйти из школы и вышел за ней из класса. Они направились по длинному коридору к лестнице, чтобы спуститься с третьего этажа. Проходя мимо группы пятиклассников, ожидающих, когда откроют классную комнату, Рулон услышал, как те весело обсуждали последнее происшествие, подробности коего уже знала вся школа. Спускаясь по лестнице, Марианна застегивала свою фирменную курточку.
— Бля, баруха эта, Ложка-поварешка, совсем обезумела из-за этого Филона, — выругалась Марианна. — Я тут хотела, чтоб он Седого наказал. Для этого в школу пришла. Придется тебе об этом просить Курана.
— Хорошо, я сделаю, — ответил Рулон, — только, наверное, червонец придется за это ему заплатить.
— Ты что, жалеешь для меня червонец? — презрительно бросила Марианна.
— Нет, конечно, просто так я это сказал, — стал оправдываться Рулон. — Я йог, мне все равно некуда деньги тратить. Я все буду делать, что ты скажешь.
— Проверим тебя, — самодовольно произнесла Марианна, свысока поглядев на своего подопечного.
По коридору навстречу им бежал сантехник и еще какой-то мужик с огнетушителями.
— Пусть поджарятся уроды, — злобно изрекла Марианна.
Рулон вспомнил, как в шестом классе
он с пацанами организовал комитет по
борьбе с учителями, где они решили
мстить учителям за двойки и вызов родителей, а также решили выживать вредных педагогов, постоянно устраивая им заподлянки. В складчину они покупали селитру, терли магний для бомбочек, воровали и зажигали журналы.
Но, видимо, учителя не понимали, с
чем связана эта травля, а написать им уль-
тиматум они не решались. И поэтому в
жизни школы ничего существенно не изменилось. Правда, у одной старой заслуженной маразматички на уроке случился инфаркт, а у других началась неврастения, но понять истину это им не помогло. Рулон рассказал об этом Марианне.
— Видимо, этот мир мы не сможем исправить, — добавил он. — Главное, хотя бы изменить себя.
— Путево базаришь, — ответила она. — Насколько ты сумеешь изменить себя, настолько ты и сможешь повлиять на отдельные маленькие части этой жизни. Ведь ты ничтожество в масштабах Земли. Так что о каком-то особом влиянии говорить не приходится. Огромные космические силы управляют всей этой дуростью на Земле. И радуйся, что они не могут тебя заметить своими охуенными шарами. И это поможет тебе выбраться из этого загона, куда они засадили человекоовец, чтоб стричь с них шерсть страдания.
Рулон задумался и, не заметив поребрика, со всего маху пизданулся в грязь. Он резко приземлился на задницу, брызги фонтаном полетели во все стороны, вымазав и его лицо, которое он не мог вытереть, поскольку руки уже искупались в жидкой грязевой массе. Очень быстро он поднялся, чувствуя некоторую боль в области низа позвоночника и правой руке.
Марианна весело расхохоталась.
— Вот оно, горе от ума, — заметила она. — Давай шуруй домой, а то мне стремно идти с таким замарахой.
Она сделала жест рукой, словно указывая Рулону. Сама же развернулась и, слегка ускорив шаг, отправилась своей дорогой.
Слегка отряхнувшись, Рулон поплелся к себе домой, оглядываясь на грациозно удаляющуюся Марианну и пугливо озираясь, чтобы избегнуть новой опасности.
Придя домой, он застал мать, занимавшуюся приготовлением обеда. Она предстала перед сыном подобно монстру, с недовольным выражением лица, в старом халате с большими оттопыренными карманами и с одной бигудюшкой на лбу, нахмурив брови и широко раскрыв бешеные глаза.
— Чего же ты не учишься? Скоро выпускные экзамены, тебе аттестат нужно зарабатывать, чтобы потом в институт приняли.
— Да сколько можно учиться? Я собой лучше займусь, — ответил сын.
— Собой на пенсии будешь заниматься. А теперь ты должен уже о работе думать, чтоб на пенсию себе зарабатывать, — поучала мать.
— Если я к шестидесяти годам буду нуждаться в пенсии, — закричал он, — значит, я жизнь зря прожил. Я не хочу быть, как вы, больной, сработавшейся до костей машиной, которая нуждается в подачке, чтоб выжить. Я лучше умру или буду человеком, который ни в чем не будет нуждаться.
С этими словами Рулон направился в свою комнату и стал там заниматься йогой.
«Правильное восприятие мира — вот что нужно зарабатывать, а не идиотский аттестат, — думал он, скручиваясь в асану. — Внутреннее состояние — вот истинная ценность, а не производственный стаж. Если слушать мать, то проживешь жизнь так же тупо и бессмысленно, как она».
Но спокойно заниматься мать ему не давала. Она опять стала доставать его своим занудством.
— Хватит тебе корячиться, иди сейчас же убирай в комнате грязь.
Сын решил не отвечать ей и еще больше углубился в медитативное состояние, продолжая занятие. Мать стала выходить из себя и начала ругаться и бить его тряпкой, добиваясь ответа. Сколько хватало терпения, Рулон продолжал йогическую медитацию.
«Вот практика, — подумал он, — постараюсь быть отрешенным».
Мать, продолжая истерику, стала плакать, орать, приглашать соседей и звонить знакомым, прося их прийти, повлиять на сына.
Прозанимавшись полчаса, ее выродок решил, что пора кончать этот балаган. Он собрался и пошел шататься по улице. Все-таки истерика матери его еще доставала. И внутри он чувствовал некоторый дискомфорт, особенно после прихода соседей. Однако здесь, на улице, он решил принять эту ситуацию радостно, как практику, данную Богом.
«Терпение — мать воли, — пришла ему мудрая мысль. — Недаром слово
«ниндзя» переводится как человек терпения». Вечером он решил снова довести мать и заняться йогой, чтобы продолжить практику отрешенности.
Шляясь по улице, он все больше начинал думать о Марианне и, не справившись с собой, потащился к ней. С одной стороны, он понимал, что потакает себе, когда идет к ней, но с другой — он понимал, что там его ждет Знание. Эта двойственность не давала ему действовать целостно, а значит, и проявить волю.
Марианна встретила его холодно.
— Ну что, фуфло, заходи, — бросила она.
Рулон зашел и стал рассказывать про выкрутасы матери и свою реакцию на них. Подружка развеселилась. Марианна взяла с полоч-
ки аудиокассету Sony с записью
концерта «Машины времени» и,
вставив ее в магнитофон, нажала клавишу воспроизведения.
— Теперь я понимаю, в кого ты такой псих. Оказывается, ты весь в свою мать.
— Да, я замечаю в себе много качеств своих родичей, — при-
знался Рулон.
— Замечаешь? Так вот, изме-
няй себя. Не то сам станешь, как твоя мать и твой папаша, — презрительно изрекла хозяйка. — Яблоко от яблони далеко не падает. А вот насчет пенсии, это ты клево заметил. Не хрен думать о том, чего нет. Лучше в молодости побалдеть, а там видно будет.
Они прошли на кухню и сели пить чай с вареньем и сухарями.
— Это же надо? — возмущался Рулон. — Все самое лучшее время нужно гробить на работе: молодость и утренние часы, когда энергии больше всего и нужно заняться саморазвитием.
— А что ты думал, мой милый? Обществу нужно, чтобы ты просто батрачил, был придатком к разным машинам, а потом благополучно сыграл в ящик. И твое развитие для социума не нужно и даже опасно. Вот видишь, сам до чего ты додумался, — расхохоталась она.
Внезапно Марианна потушила свет и зажгла свечу. При ее мерцающем свете под звуки восточной музыки она начала необычный танец, состоящий из особых сложных движений бедрами. Она извивалась всем телом, бросая на Рулона страстные взгляды. Ее руки и ноги двигались подобно змеям. Она постепенно обнажалась, ползая по полу, обжигая своего любовника пламенным взором, постепенно оголяя и лаская свои прелести. Уже почти раздевшись, она с ловкостью фокусника расстелила на полу круглый лист ватмана, зажала кисточку своим влагалищем и, присев на корточки, нарисовала на нем красной краской мистический знак. После чего она приблизилась к Рулону и стала ласкаться к нему, побуждая его снять свою одежду. Он тоже начал раздеваться.
Ее дружок стал гладить ее упругое тело, наполняясь все большим вожде-
лением.
— Ты видел этот знак, — бархатно прошептала она. — Теперь во время тантры визуализируй его, передвигая с нижних чакр к верхним, — с этими словами Марианна уложила Рулона на мягкий ковер и села на его лингам. Она сидела неподвижно, однако активно работала мышцами своего влагалища, то расслабляя, то сокращая их. Ощущение было, как и во время минета. Рулон начал визуализировать мистический символ, плавно передвигая его к голове. Вместе с этим он чувствовал, как возбуждение начинает уходить из его члена и переходить все выше по туловищу к голове.
В каждой чакре сексуальная энергия пробуждала свои состояния. В области солнечного сплетения похоть преобразилась в желание обладать, властвовать. В груди — в благоговение перед своей партнершей. В горле — в восторг. На уровне лба знак ярко загорелся, вызвав сильное волевое состояние. Вдруг ему стало понятно, что он сам является этим мистическим символом, что это — символ их тантры.
Марианна все так же сидела, сокращая только мышцы гениталий, издавая сладостные эротические стоны. Наконец ее тело стало конвульсировать в оргазме. Она изогнулась и застонала от нестерпимого наслаждения. В это время Рулон стал визуализировать знак на макушке. Внезапно он ярко вспыхнул и принялся вращаться, образуя вокруг себя радужные протуберанцы. Миллионы его отражений засияли, двигаясь во всех направлениях, Рулон почувствовал себя одним целым с Марианной.
Он был прекрасным распускающимся цветком лотоса, покоящимся в океане первичного хаоса. Вскоре это удивительное ощущение пропало. Он открыл глаза и встретился с томным взглядом Марианны. Она легла на него и с жаром поцеловала, лаская его тело своими нежными руками. Он почувствовал ее женскую энергию, которая теплой волной проникала в него. Когда возбуждение стало спадать, Марианна встала и, дав знак следовать за ней, пошла в ванную облиться холодным душем, чтоб вернуть себе ясность и энергичность.
— Как ты этому научилась? — спросил ее любовник.
— Это древнее искусство, — ответила ему подружка, — я очень долго тренировалась, чтобы нарисовать этот символ и научиться владеть мышцами своей иони. Тебе тоже нужно делать кое-какие упражнения, чтобы овладеть собой.
Она показала Рулону Сиддхасану — приседание на пятке, когда пятку правой ноги прижимают к промежности, а левую — к животу.
— Сидя так, ритмично сокращай мышцы ануса и представляй, как Кундалини поднимается вверх.
Рулон приступил к этому делу, задерживая дыхание на вдохе и выдохе, и вскоре его тело наполнилось жаром.
Чудесный зародыш (PLUS)
На уроке ученики принялись доводить педагога мычанием. Училка, нервничая, выкрикивала, чтоб они перестали. Но мычание продолжалось.
«Подумаешь, мычание. Что в нем особенного? — подумал Рулон. — Даже очень хорошее музыкальное сопровождение урока детским хором. Очень похоже на пение мантры «АУМ». Почему училка так бесится? Лучше бы тоже вместе со всеми стала мычать. Стало бы весело».
Рулон вспомнил, как неделю назад на уроке доводили препода звуком, издаваемым иголкой, вставленной в карандаш. Звук напоминал падаю-
щую каплю и был очень даже мелодичным. Но
препод бесился вместо того, чтоб использовать
этот появившийся у него дискомфорт для работы над собой, для изучения своих комплексов и выработки отрешенности. Это гораздо легче, чем
когда тебе орут в ухо со всей силы до звона в голове, да еще могут и плюнуть туда.
Училка стала бегать по классу, чтоб определить, кто же мычит. Но как только она подбежала к одному концу класса, мычание там прекратилось, но продолжилось в противоположном углу. Так она долго бегала, пока Рулон не решил устроить себе практику.
«Испытаю на дискомфорт, — подумал он, — поработаю над собой, а то скучно, время зря проходит». Когда училка в очередной раз метнулась в его угол, Рулон не перестал мычать, а, наоборот, загудел еще громче. Взбешенная преподка обрушилась на него с ругательствами, сбрасывая на него все накопившееся нервное напряжение.
— Сейчас же встань, болван! — заорала она. — Долго ты будешь еще безобразничать, срывать мне урок?
Рулон поднялся с глупой улыбкой, наблюдая, как от возникшего в нем дискомфорта лицо стало покрываться нездоровым румянцем. Пацаны забалдели над ним, крутя пальцем у виска: мол, что, не мог во время перестать мычать, лох мохнатый. Но Рулон сосредоточился в теле и почувствовал, как в кровь выбрасываются вещества, создающие в груди щемящее чувство дискомфорта. Однако он отключил воображение, раздувающее из мухи слона, и психологический дискомфорт ограничился пустяковыми ощущениями, не сравнимыми с ударом по роже. Почувствовав, что это его не берет, Рулон решил продолжить игру и внезапно снова сел на стул без разрешения. Училка опять взорвалась приступом возмущения, завыв, как ментовская сирена. Рулону стало смешно, и он глупо расхохотался, и вслед за ним весь класс покатился со смеху. Преподка схватила его за шиворот и потащила к директору. Там, в присутствии завучей, запугивавших его вызовом родителей и оставлением на второй год за неуспеваемость, Рулон вновь поддался на эти образы, и железы снова среагировали, выбрасывая вещества, создающие дискомфорт в теле. Отследив всю эту канитель, Рулон снова сосредоточился на ощущениях и отключил воображение, стараясь спокойно и отрешенно принять неприятную ситуацию, использовать ее для умения убирать болезненное воображение, переводя все внимание на тело, воспринимая мир с его позиции — с истинной и очень полезной позиции зверя, который, как известно, находится на более высоком уровне развития, чем человек — «царь природы».
На перемене Рулона поймал Буля.
— Закрой глаза, открой рот, — сказал он, пригрозив ему кулаком.
Рулон зажмурился и открыл рот, куда Буля сразу же харкнул. Рулон поморщился и выплюнул харчок. Буля с друганами забалдели над ним. К горлу подкатил комок обиды. Он сосредоточился на нем: «Вот новая ситуация, чтоб научиться справляться с собой». Он постарался глупо улыбнуться покрасневшей от напряжения рожей. «Главное — не относиться к себе серьезно, — подумал он. — Тогда и самосожаление не будет мучить».
— На вот, заешь, — сказал один из корешей, подавая ему конфетку.
Рулон взял ее прямо ртом и под дружный хохот стал жевать вместе с фантиком, радуясь вместе со всеми. Пацаны глумливо посматривали на него, словно ожидая чего-то. Действительно, их недобрый блеск в глазах был небезосновательным. Вскоре ему рот ожег красный перец, спрятанный в конфете. И настроение Рулона изменилось, морщась и сплевывая под дружный хохот пацанов, он вспомнил, что забыл свою цель и снова отождествился с ситуацией и своими негативными эмоциями. С перекошенной физиономией из-за горящего во рту перца, с текущими из глаз от его раздражения слезами, Рулон сделал попытку взять себя в руки и криво заулыбался. Всеобщему веселью не было предела. Пацаны держались за животы от хохота. Стремясь как-то смягчить свои страдания, наш герой подошел к фонтанчику и стал полоскать рот водой. Орава последовала за ним. Пацаны глумливо советовали ему, как лучше полоскать рот. Один сказал, что от перца хорошо помогает моча. Он читал это у Брега.
— Я хочу ссать, пойдем, тебе в рот поссу, так уж и быть, — сжалился он.
— Сперма хорошо смягчает ожоги. Пойдем, у меня отсосешь, поможет, — заботливо сказал другой.
— Рулон, хочешь пить? — заорал третий. — А я хочу ссать, так не дадим друг другу умереть! — выкрикнул он пламенный призыв.
«Вот какой эзотерический принцип, — подумал Рулон, сплевывая воду. — Прямо союз слепого и хромого. Так люди всегда и поступают, взаимодополняя друг друга, не дают друг другу умереть. Один хочет быть ведущим, а другой — ведомым. Один хочет заботиться, а другой — сидеть на шее, один — учиться, а другой поучать хочет».
Прозвенел звонок, и Рулон с еще горящим от перца ртом, но довольный, что удалось хорошо поработать над собой, поплелся в класс. Там уже была Марианна. Он сел вместе с ней за парту и рассказал ей о своей практике по растождествлению с внутренним дискомфортом. Она весело смеялась, слушая его. В классе стоял шум, и училке было кого успокаивать, так что до них очередь не дошла.
— Молодец, — похвалила Марианна своего дружка, — продолжай в том же духе. Может, скоро тебе предложат для практики «сери-бери-ешку», — пошутила она. — Наконец-то ты начал сбрасывать цепи, в которые заковала тебя твоя дура-мать и остальные шизофреники, которые дрессировали тебя. Только так, переступив через себя, ты сможешь выйти из тюрьмы, построенной в твоем мозге. Но я вижу, дорогой, что все эти практики поубавили твоего страху, а это плохо. Он раньше сильно помогал тебе быть бдительным, учитывать сразу все обстоятельства и последствия каждого твоего шага.
— Нет, я буду и дальше работать со страхом, — заверил ее Рулон.
Во время их беззаботной беседы Михетченко обстрелял из харкалки училку. Ее жидкие прилизанные волосы украшали теперь зернышки риса и комочки пластилина. Старательно записывая на доске формулы, она даже не заметила преподнесенного ей подарка.
Не успокоившись, Михетченко стал обстреливать одноклассников, и черт его попутал выбрать в качестве очередной мишени Рулона. Тот, почувствовав в своем ухе обслюнявленный рис, оглянулся и, увидев Михетченко, приготовившегося к следующему выстрелу, пригнулся, закрывшись рукой, чтоб защититься от его слюнявых снарядов. Стрелок не мог вовремя остановиться, и несколько рисинок случайно попали в Марианну. Увидев это, Михетченко испуганно отвернулся, спрятав свою харкалку в рукав. Марианна, поняв в чем дело, резко встала и, подойдя к негодяю, влепила ему смачную пощечину, одарив его мстительным взглядом, обещающим ему крупные неприятности в будущем.
— Что ты делаешь? — стала орать на нее училка, — И так не учишься, а сейчас еще и урок срываешь! Немедленно сядь на место и записывай тему.
Но Марианна, посмотрев на нее властным взглядом, от которого она сразу заткнулась, гордо вышла из класса, сбросив по дороге классный журнал и сумку со стола преподки.
Рулон посмотрел на Михетченко. Тот сидел, как побитая собака, только сейчас начав осознавать, какую непоправимую ошибку он совершил сегодня.
Придя домой, Рулон, включив свое любимое диско, начал дико плясать под него, входя в религиозное состояние. Войдя в экстаз, он вдруг осознал, что барабаны действуют на его муладхара-чакру, бас-гитара и другие низко звучащие инструменты — на свадхистану, гитара, орган и другие аккомпанирующие инструменты отдаются в манипуре, сольные инструменты и вокал — в анахате и вишудхе, высокочастотные тарелки, колокольчики, бубенчики — в аджне, а на уровне сахасрары была тишина, которую только подчеркивал громкий звук ревущих колонок.
Божественная энергия проникала в него через каждый звук и мерцание светомузыки. Во всем этом он ощущал творящую и разрушительную Силу Господа. Эту мистерию прервала мать, завалив в комнату и начав разборку по поводу того, что музыка играет слишком громко. Доебывание матери вызвало в ее сыне сильный дискомфорт. И только тогда он вспомнил, что решил работать над собой, преодолевая подобные состояния. Сосредоточившись на теле и начав относиться к себе и ко всей ситуации несерьезно, он стал валять дурака, кривляясь и идиотничая перед матерью. Такое несерьезное отношение сразу помогло быстро принять ситуацию.
Когда мать вышла, сын встал на колени, войдя уже в серьезное религиозное состояние, и от всего сердца поблагодарил Господа за ниспосланную ему практику, за то, что Он помогает ему перестать быть тупым рабом сиюминутных эмоций, бессмысленным зомби, безвольно руководимым мирскими программами и внешними обстоятельствами.
— Господи, я благодарен тебе, — со слезами на глазах твердил Рулон, осознавая, что миллиарды людей даже не знают о тех вещах, которые открылись ему. — Раньше я благодарил тебя за удачу, — молился он, — но теперь я научился благодарить тебя и за твои испытания, которые учат меня Истине.
На память ему пришел христианский стих:
Когда ты шлешь мне испытанье,
Тебя молю я об одном:
Дозволь постигнуть мне заданье
Душой и сердцем, и умом.
Мать снова стала приставать к сыну с навязчивой докучливостью, беспокоясь о том, что он не становится мышью, похожей на нее как две капли воды.
Решив с большей пользой провести время, Рулон собрался и направился к Марианне.
Идя по улице, он ощутил себя скелетом, отождествив себя со своими костями и черепом, т. е. с телом смерти. Быть скелетом было необычно. Возникало совершенно иное видение мира. Другие люди, идущие по улице, тоже представлялись ему костями, обтянутыми кожей и тряпьем. Воспринимать их так было очень балдежно, сразу исчезала куда-то ложная личность мнящих невесть что о себе болванов и обнажилось то, чем они есть на самом деле. Особенно позабавил Рулона толстяк в очках, пыжившийся и пытавшийся собой что-то представить. Он назвал его очкастым скелетом.
Подойдя к двери Марианны, он позвонил. Дверь плавно раскрылась, и перед ним появилась его королева в шикарном вечернем наряде. Увидев его физиономию, Марианна криво улыбнулась.
— Это опять ты? — высокомерно сказала она. — Ну ладно, проходи. Ты мне сейчас пригодишься, мой милый, — ухмыльнулась она.
— Знаешь, сейчас я ощутил себя скелетом, — сказал ей Рулон, проходя в квартиру и разуваясь.
— Скелетом? — захохотала Марианна. — Как поздно ты об этом вспомнил. Ведь ты всегда был не чем иным, как мешком с костями.
— Я и других увидел также, — сообщил Рулон, рассказав, как увидел на улице людей, и особенно толстяка в очках.
Марианна почему-то не рассмеялась, как обычно, но строго спросила:
— А меня ты тоже так же теперь видишь?
— Да, — простодушно признался Рулон и тут же получил увесистую по-
щечину.
Марианна развернулась и пошла прочь. Рулон побежал за ней.
— Прости, прости, я просто пошутил, — залепетал он. — Ты для меня нечто большее, чем это, — тараторил он, боясь назвать ее скелетом. — Это только они там, на улице, и я, я — скелет, но не ты, — тараторил он, целуя ей ноги.
— Не я? — задумчиво произнесла хозяйка. — Ну ладно. На этот раз прощу тебе твою дерзость в честь моих очередных именин. Иди, скелет ходячий, становись у двери, подать собирать будешь с пришедших. Сейчас у меня будет вечеринка, понял?
— Да-да. Я все сделаю, — обрадованно лепетал он, пятясь к двери.
Марианна окинула его благосклонным взглядом.
— И не забудь привести себя в порядок, мешок костей, — добавила она.
Рулон встал у двери, приготовившись встречать посетителей. Он решил, что будет свидетелем и не будет отождествляться со своим телом, чувствами и умом. Чтобы добиться этого, он расслабил лицо, с которым он был отождествлен больше всего. Его рожа приняла бессмысленное выражение, челюсть отвисла.
«Это не я», — подумал он и тут же услышал окрик Марианны:
— Закрой рот, кишки простудишь.
— Да я отрешаюсь от ложной личности, — сказал Рулон, оправдывая свое поведение.
— Нечего рот разевать, мебель поцарапаешь, а отрешаться ты должен уметь, не только валяя дурака, но и играя роль, — поучающе сказала она. — Давай, становись офеней.
— А что такое офеня? — спросил ее дружок.
— офеня — это скоморох. А скоморох отрешается в том, что он понимает, что, что бы он ни делал, он играет роль, — ответила хозяйка. — А теперь ты будешь контрастным, когда придут люди. С дамами — любезен, а с парнями — надменен. Этот контраст поможет тебе быть бдительным и не уснуть.
Рулон так и поступил, когда один за другим стали вваливаться пижонистые чуханы и девицы, собравшиеся на вечеринку к Марианне. Тщательно с каждого он собирал подать за вход. Скоро все зашли и расселись. Заиграла музыка, и началось веселье. Народ жрал, слушал музыку и веселился, когда хозяйка торжества развлекала их байками и пошлыми анекдотами. Рулон наблюдал за дураками. Он уже не мог, как раньше, включиться во всю эту дребедень, хотя делал вид, что он такой же, как и все. Но он был уже совершенно отличен от окружающих.
На вечеринку завалилось слишком много парней, и девок не хватало. Марианна кучила сразу трех, и Рулон остался не удел, чему очень обрадовался, хотя он осознавал, что то, что он не вовлечен в идиотизм, мешает ему глубже поработать над собой, чтоб сохранить духовное восприятие и в обществе болванов.
Рулон вместе с Санчо, так звали еще одного поклонника Марианны, заделались официантами и ловко обслуживали банкет. Санчо был парнем из младшего класса и на год моложе Рулона. Он также был чадослив и, как собака, предан Марианне. Она любила таких ребят. Поскольку он жил рядом с ней, она часто использовала его как слугу и называла Санчо Пансо. С ним она не занималась тантрой. Но ему тоже доставался кусочек секса, когда он частенько массировал ее прекрасное тело. Санчо недолюбливал Рулона за то, что его королева проявляла к его сопернику нездоровое внимание. По окончании очередного представления, когда ободранные гости были выпровожены восвояси, хозяйка осталась с двумя своими приближенными.
— Санчо, быстро мыть посуду! — властно скомандовала она. — А тебя, мой дорогой, сегодня ждет кое-что другое, — сказала она, посмотрев на Рулона с надменной усмешкой, от которой у него пробежал озноб по спине.
Закрыв дверь в комнату, она приблизилась к нему и, ласково обняв за шею, сказала, нежно глядя в его глаза:
— Дорогой, я хочу ребенка. Не подаришь ли ты его мне?
Услышав это, Рулон оторопел.
— Что? Ребенка? — только и сумел сказать он. — Но зачем? — бессмысленно пробормотал он.
— Как зачем, милый? — удивленно спросила Марианна. — Разве ты сам не знаешь?
— А как же мое острие духа, как же мой духовный путь? — залепетал Рулон.
— Какой же ты эгоист? — с укоризной бросила она и, недовольно отвернувшись, отошла от него. — Неужели ты еще не готов пожертвовать всем для меня?
Рулон глубоко задумался, чем он готов на самом деле пожертвовать, и увидел, что держится за духовность слишком сильно.
— Что же мне делать? — растерянно спро-
сил он.
— Будь отрешенней, мой дорогой, — лукаво произнесла она. — Иначе ты ничего не до-
стигнешь. Ну ладно, не ссы, ребенок-то будет
астральный.
— А, тогда я согласен, — облегченно обрадовался Рулон.
— Вот кто ты, — укоризненно покачивая головой, сказала она.
— Прости, прости, — затараторил он.
— Ну ладно, — махнув рукой и игриво улыбнувшись, сказала хозяйка. — Давай ближе к делу. Сейчас мы с тобой будем создавать чудесный зародыш совместного намерения.
— Это фантом, что ли? — спросил Рулон.
— Да, что-то вроде этого, — бархатно прошептала она, обнимая его. — Во время тантры почувствуй нашу объединенную ауру и с большой силой пожелай, чтоб эта наша совместная энергия теперь объединилась навсегда и помогала нам в нашем духовном пути, в нашем телепатическом контакте. Сильно пожелай, чтоб наш совместный зародыш появился, и почувствуй его появление. Помни об этом во время всего нашего совокупления, — шептала она, целуя и раздевая его.
Ее дружок сосредоточился на своей задаче и тоже стал раздевать и ласкать свою госпожу. Нежно гладя
его своими руками, Марианна стала сосать и возбуждать его лингам, а затем, когда он стал твердым, насела на него. Рулон обнял ее прекрасное тело и ощутил, как их энергия сливается в одну целостную ауру, окружающую их возбужденные тела.
Глубоко введя свой член в сочащееся сладостное лоно, Рулон коснулся его головкой матки Марианны. Она издала томный стон и крепче сжала его в своих объятиях. Во время этого прикосновения Рулон замер и ощутил, как в области матки Марианны появляется какой-то шар энергии, который начал быстро расти и вскоре охватил всю их ауру. Внезапно Рулон ощутил, как из его тела энергия перетекает в этот зародыш, и на миг потерял сознание.
Отключившись, он очутился как будто во сне и увидел там младенца, который был похож как на него, так и на Марианну. Он совмещал в себе их черты. Рулону показалось, что он сам является этим младенцем и в то же время Марианна также является им. С этим впечатлением он очнулся и снова увидел Марианну, находящуюся в экстазе, которая сжимала его в своих объятиях. Рулон продолжал чувствовать себя младенцем. Начал нежно целовать и сосать пышную грудь своей мамы. Она застонала, и ее тело стало конвульсировать в муках оргазма. Вскоре прежнее восприятие стало возвращаться, и он перестал себя ощущать младенцем. Марианна также вышла из транса и ласково посмотрела на своего дружка.
— Ну что, мой милый, все-таки стал папой? — и расхохоталась.
После этой практики купэлы Рулон с трудом встал и, шатаясь и еле двигаясь по комнате, направился к душу. В глазах у него плыли темные пятна. Хозяйка, увидев это, весело расхохоталась.
— Ну что, понял, как опасно рожать детей, милый?
— Да уж, может, лучше вообще не заниматься сексом?
— Вот до чего ты додумался, а что же ты будешь делать со скопившейся в мошонке энергией? — ехидно спросила его Марианна.
— Буду направлять ее на что-нибудь другое, — сказал Рулон, обливаясь
душем.
— Молодец, правильно решил. Нужно научиться наслаждаться сексуальной энергией, а не тяготиться ее, думая, как бы поскорее реализовать ее. Но для этого нужно быть жестче и собранней, мой милый.
Танец смерти (PLUS)
Было пасмурно. Тяжелые, черные тучи затянули все небо, моросил мелкий дождик, заставляя прохожих прятаться под зонтиками и плащами. Рулон быстрым шагом направился к школе, обходя большие грязные лужи.
У входа в школу он увидел большую ванну, в которой младшеклассники мыли свою обувь. Он же прямо в грязных чоботах ввалился в холл своего «второго дома».
Но на вахте сидел Солома с корешами из своего класса. Увидев Рулона, он обрадовался и, поигрывая перочинным ножом, спросил:
— А ты чего ноги не помыл? А ну давай, пойдем их мыть, говновоз.
Его глаза радостно сверкали. Всем было очень весело. Дружки были рады осуществить новый замысел Соломы. Прикалываясь над Рулоном, они подхватили его под руки и поволокли из школы к ванне, стоявшей у крыльца.
— А ну, заходи в ванну, живо, грязная сука! — заорал Солома, ударив Рулона по спине.
— ой, я же обувь замочу, — запротестовал наш грязноногий герой.
— Давай, подонок, раньше нужно было думать, когда в школу заходил, — захохотал Солома, врезав Рулону по шее.
Он подтолкнул его и сделал знак пацанам, которые тут же приступили к выполнению следующей задумки. Дружки заволокли его в ванну и протащили по ней. Ботинки были полны воды и хлюпали.
— Смотри-ка, — не унимался Солома, — да у него штаны тоже грязные. Давайте ставьте его на колени, пусть помоет штаны.
Рулон стал вырываться, но, получив пару тумаков, успокоился. Кореша Соломы весело затащили его в ванну и, дав ему под дых, а затем под колени, повалили его в воду. Рулон начал вырываться, и от этого перевернулась вся ванная, и он упал набок в грязную воду. Пацаны весело хохотали, Солома заорал:
— Да это же ебаный карась! — изобразил эту фразу на языке немых, пощелкав пальцем правой руки по сложенным кольцом пальцам левой, имитируя половой акт, а затем, соединив руки и волнообразно двигая ими, подражая движению рыбы. Веселью корешей не было предела.
Рулон поднялся и стал вылезать из грязной ванны. Вода ручьями стекала с его насквозь промокшей одежды. Он уже собрался было броситься наутек, так как, увидев, что на вахте происходит веселое представление, пробегавшие мимо ученики останавливались и подходили посмотреть.
— Стой, зараза! — разозлился Солома. — Пойдем, стихи нам читать будешь.
Они повели его на вахту, и Рулон стал читать им школьную поэзию, подумав, что вот снова практика на растождествление началась:
Бабушка внучку из школы ждала,
В ступе цианистый калий толкла.
Дедушка бабушку опередил,
Внучку гвоздями к забору прибил.
— Молодец, дурак, — развеселился Солома. — Давай еще читай, а то нам скучно.
Юный стихоплет продолжил, глупо улыбаясь и наблюдая со стороны за своим состоянием:
Дочка у мамы просила конфетку.
Мама сказала: «Сунь пальцы в розетку».
Быстро у бедной обуглились кости.
Долго над шуткой смеялись все гости.
Пацаны громко забалдели. Рулон глупо хихикал вместе с ними, поеживаясь в мокрой форме. Полностью войдя в роль скомороха и используя эту ситуацию для духовной практики, он продолжил:
Маленький мальчик нашел пулемет,
Больше в деревне никто не живет.
В этот момент мимо вахты гордо прошла шикарно одетая Марианна. Солома с друганами сразу притихли, не зная, как реагировать. Рулон бросил на нее просящий взгляд, отметив, что все-таки еще хочет вырваться из этой ситуации, не может ее принять, плохо тренируется.
Но она прошла, даже не взглянув на него. Все собравшиеся посмотреть представление невольно устремляли свои взгляды ей вслед, рассматривая ее оригинальный прикид и стараясь скрыть возникшее восхищение и внутреннее напряжение.
Наклонившись и осмотрев ноги, он увидел, что туфли слегка испортились, впереди подошва отошла от самой основы.
Затем он хотел уйти, но Солома оживился и крикнул:
— А ну, давай читай дальше.
Рулон продолжал:
Дети в подвале играли в гестапо,
Умер от пыток сантехник Потапов.
Стремясь все же почувствовать себя радостно и комфортно в этом обществе, скоморох продолжал:
Девочка в маленький мячик играла,
Мячиком в дядю случайно попала.
Дядя промолвил: «Вот стрекоза».
Долго на пальцах блестели глаза.
В этот момент к ним подошла завуч.
— А он что здесь делает? Почему такой грязный? — возмущалась она.
— Свинья везде грязь найдет, — заметил Солома то ли насчет Рулона, то ли намекая на завуча.
Завуч слегка передернулась, очевидно, она приняла слова Соломы на свой счет. Во всяком случае на лице ее появилось некоторое недовольство. Похлопав глазами, в упор глядя на Рулона, она поправила свои огромные очки и, широко открыв рот, угрожающе потрясла рукой перед его носом.
— А ну, марш на уроки! — закричала она.
Рулон поплелся по тихим коридорам, хлюпая своими мокрыми туфлями и анализируя, насколько хорошо он использовал эту ситуацию для духовного роста. На мгновение Рулон задержался у широко открытого окна. Взглянув на небо, он увидел проплывающие мимо облака и растворил в них свои мысли.
«Да если бы я знал, что нужно делать, то давно бы уже просветлел, — подумал он. — Но я просто боялся, обижался, был раздражен, т.е. бессознательно реагировал на ситуацию, вместо того, чтобы работать над собой. Я сейчас еще до конца не целостен. Не могу сохранить ко всему спокойное отношение. Все-таки чувства и образы все еще владеют мной. Ну нет, хватит, больше я не хочу быть у них в рабстве».
Рулон вспомнил, как один раз он опозорился, громко пернув при людях. «Как долго потом меня мучил стыд при этом воспоминании, — подумал он. — Но когда я понял, что мне просто внушили, что это плохо, стало легче. Стыдобушка», — и он вспомнил, как осознал в себе это неприятное чувство дискомфорта.
При очередном воспоминании этой ситуации, он как бы перенесся в нее. И представил и пережил, как он реагирует на это внутренне спокойно и отрешенно и внешне с юмором, весело посмеиваясь над собой. Стало сразу легко и радостно. За день было много таких мнимых и реальных ситуаций, над которыми можно было попрактиковаться в истинном видении.
Зайдя в класс посреди урока, Рулон прошел и сел рядом с Марианной. Класс балдел над ним по поводу его моченого прикида. Подружка презрительно отвернулась от него, но молодой скоморох, как ни в чем не бывало, стал рассказывать ей свои приключения и выводы, которые он сделал. Она с пренебрежением улыбалась, слушая его, а потом сказала:
— Знаешь, Рулон. Я тут познакомилась с одним парнем и теперь решила, что буду с ним заниматься тантрой, а с тобой у нас все кончено.
Рулон ошарашенно посмотрел на Марианну, его лицо вытянулось от удивления и неожиданности, глаза округлились, их взгляд неподвижно застыл. Некоторое время прошло в молчании, ибо Рулон не мог ничего сказать.
— А он что, знает купэлу? — наконец
спросил он.
— Я научу его, — ответила Марианна с
загадочной улыбкой. — Вот он, посмотри, — показала она фотографию Рулону, мечтательно глядя на нее. Он ревниво взглянул на фотографию, невольно сравнивая себя с изображением.
Рулон не мог поверить в то, что Марианна встретила человека, знающего этот старин-
ный обряд. Он все еще надеялся, что все не так серьезно, но выражение лица Марианны свидетельствовало об обратном.
Молодой человек на фотографии был симпатичным и даже чем-то похож на Арнольда Шварценеггера: большие коричневые глаза, зачесанные назад темные волосы. Судя по всему, он был далеко не беден, возможно, даже богат.
— Его зовут Филипп! — восторженно произнесла она.
— Почему он, а не я? — с обидой спросил ее юный ревнивец.
— Ну, просто ты мне уже надоел, а Филиппа я люблю, — холодно сказала Марианна, с безразличием посмотрев на своего бывшего любовника.
Она поднесла фотографию поближе к своему лицу и пристально просмотрела на нее, словно заглядывая в глаза возлюбленному. Увидев такое проявление внимания к ненавистному сопернику, он невольно сжал кулаки.
«Почему? Почему? Почему? Отчего все так, как оно есть?» — терзался он, не зная, что еще сказать ей.
— Что ты расстроился, найдешь себе кого-нибудь. И к тому же ты — йог, должен быть отрешен, — уловив его настроение, сказала она.
С этими словами она еще раз посмотрела на фотографию и бережно, словно драгоценность, положила в свою сумочку. Видимо, ей нечего было больше сказать. Все было сказано, и Марианна предоставила Рулону возможность окунуться в душераздирающие страдания.
Рулон задумался, противоречивые чувства сжимались в его груди. Он, конечно, понимал, что нужно быть спокойным, что бы ни случилось, нужно быть довольным. Но мысль, что Марианна больше не будет с ним, что она любит другого, острой болью отдавалась в его сердце. Ком подкатил к его горлу, и на глаза навертывались слезы.
— Но ведь ты же говорила, что будешь со мной, — ломающимся от обиды голосом произнес он.
— Все не вечно, мой милый, — недовольно сказала его подружка, — а быть с тобой мне противно, такой ты мерзкий, слабый, грязный, — поморщившись, заявила она. — от тебя воняет одним говном, — раздраженно бросила Марианна и пересела к Ложкину.
Валериан улыбнулся ей, и они стали о чем-то оживленно болтать.
Рулону хотелось дальше выяснить отношения. Внутри у него все кипело, но он боялся Ложкина да и Марианну и, закусив губу, бесясь от бессилия, ерзал на стуле.
«Это ведь всего лишь мысль о том, с кем будет Марианна. Почему же она так мучает меня? Может, она вообще сказала это просто, чтобы поиздеваться надо мной. Как же действуют на меня эти мысли и образы, как слепо я на них реагирую, ведь очень часто я боялся и переживал из-за них, хотя реально ничего не происходило. 99 процентов страданий вымышленные, высосанные из пальца, просто бесплотные. Тревоги, переживания, они все основаны на нелепой работе мозга и болезненном воображении».
Пытаясь снять дошедшее до предела внутреннее напряжение, он с силой растирал лицо ладонями, затем сжал руки в кулаки и в отчаянии поднял голову вверх, подобно волку, воющему на луну. Сидящие за соседней партой девчонки, обратившие внимание на его странное поведение, никак не могли понять, что с ним происходит, и перешептывались друг с другом, делясь своими предположениями.
Кончился урок. Марианна
собралась и пошла из школы.
Рулон побежал за ней, он пытался заговорить с ней, но она игнорировала его.
Марианна гордо вышагивала вперед стремительной походкой, привлекая внимание медлительных прохожих. Она не удостоила несчастного даже мимолет-
ным взглядом, и Рулон вяло волочился сзади, окончательно теряя надежду что-либо изменить. Но он решил, что проводит ее до дома во что бы то ни стало. Внезапно Марианна резко остановилась и, обернувшись назад, бросила на Рулона испепеляющий
взгляд, от которого тот еще больше сжался и поник.
— Ну что, тащишься за мной, ебосос? Давай домой проваливай, живо! — злобно закричала она, раздраженная его навязчивым присутствием.
Рулон повернулся и поплелся домой. Внутренний конфликт вспыхнул в нем с новой силой. Боль заполонила все его сердце.
«Почему? Почему?» — думал он, но ответа не было. Рядом с ним поравнялся Буля.
— А, это ты Рулон? — сказал он, потом махнул рукой и прошел мимо, даже не ошманал его, следуя своему обыкновению.
Внутренние страдания часто вытесняют внешние и привлекают к тебе помощь. Душевная боль создает такую психоэнергетическую вибрацию, которая бессознательно вызывает в людях да и у других живых существ сострадание. Эта энергия придала ему силы, походка стала более твердой и собранной. Всю оставшуюся дорогу Рулон культивировал ненависть и злобу.
Коль на свет родился,
Заплатить изволь,
На земном базаре
Вместо денег боль.
Рулону вспомнились строки из рок-оперы «Звезда и смерть Хоакина Мурьетты». К такой ситуации он был не готов. «Это тебе не стишки читать в компании Соломы. Нужно тоже использовать эту ситуацию, главное — не жалеть себя, лучше быть яростным», — но злиться на Марианну он боялся. «Она сразу почув-
ствует и отомстит», — подумал он и всю свою
ненависть обрушил на злосчастного Филю.
Придя домой, он начал делать ритуал, которому его научила Марианна. Взяв в руки нож, он начал молиться, поставив перед собой изображение Ярилы. Завывающим голосом, полным обиды и желчи, он произнес: «Бог, сделай меня таким же смертельно опасным, безжалостным и коварным, как и ты-ы-ы!!!»
Затем с неистовством Рулон начал кромсать фантом воображаемого Фили.
— Получай, подлец! Так тебе, мразь! — приговаривал он. — Умри, паскуда! В течение получаса без всякой усталости он бесился на этого беднягу, пока соседи не стали тарабанить по батареям.
Услышав это, он как бы очнулся от какого-то тяжелого сна и подумал, что нужно приступить к следующей части обряда, генерации любви ко всем живым существам. Но, находясь во власти негативных переживаний, он никак не мог на это настроиться, и вместо любви у него стала просто возникать жалость к себе. Он все сжимал в руках кухонный нож, подумав, что нож многое может изменить в этой жизни. Он направил его острием к своему сердцу, что есть силы стиснув рукоятку двумя руками. «Умру и не буду больше мучиться», — решил он.
В этот момент Рулон осознал, что он сам для себя является самой большой и неразрешимой проблемой. Ему стало страшно, что он только поранит себя, но не умрет. К тому же он знал, что со смертью тела проблема не решится. Она в уме. Она останется и за порогом смерти. Он отбросил нож и, упав на колени, стал стучать кулаками по полу, приговаривая: «Какой же я раб своего ума, своих представлений, дурацкой надежды и привязанностей».
От досады и бессилия он повалился набок и, воя, стал кататься по полу, осознавая как никогда остро всю свою слабость и безволие. Затем он встал и решил молиться Богу, включив религиозные песнопения. Он направил всю свою боль, тоску и безысходность куда-то вверх, открываясь божественному. Благостный голос пел:
О, Господи, как трудно в этой жизни
Нести свой крест, возложенный тобой.
Дай силы мне, чтоб я без укоризны
Терпел без ропота, не падая душой.
Страдания стали преобразовываться в благодать. Рулон все больше культивировал свою полную преданность и самоотдачу Богу. И чем больше он это делал, тем возвышенней и спокойней становилось его состояние. Тем больше начинали отходить все проблемы бытия. Из колонок продолжал петь святой голос:
Глазами неба ясного взгляни в мои глаза.
Взгляни, Спаситель, пристально, чтоб плакала душа.
Твой взгляд, Спаситель, ласковый, утешит и поймет.
Ко мне поддержкой братскою в опасности придет.
Твои глаза прекрасные я в небе узнаю.
Глазами неба ясного ты видишь жизнь мою.
Ты видишь все желания, все мысли и мечты,
И все мои страдания, Спаситель, видишь ты.
Неземной восторг стал переполнять его душу. Рулон плакал, ощущая безмерное счастье оттого, что он находится в Боге. Переполняемый благодатью, он шептал: «Знаю, Господи, все эти трудности и испытания — это мой путь к тебе. Благословенны препятствия, ибо ими расту и приближаюсь к полному освобождению от оков всего земного».
После молитвы Рулон успокоился и занялся своими делами, но коварный ум снова стал возвращать его к мыслям об утрате, к жалости к самому себе.
— о, страшный мучитель! — вскричал он. — Ты опять терзаешь меня!
Однако после молитвы страдания были уже меньше, и справиться с ними стало легче.
В этот момент Рулон услышал привычное мурлыканье. Он обернулся и посмотрел на кота, лежащего на диване и спокойно глядящего в одну точку. Его неподвижный взгляд ничего не выражал. Рулон подошел к нему и погладил его мягкую, пушистую шубку.
— Как же тебе хорошо, мой котик. Ум тебя не тревожит. У тебя нет привязанностей. Ты не знаешь, кто твои папа и мама и где твои детки. Ты счастлив и безмятежен, — приговаривал он, глядя на кота. — Мурзинька, научи меня быть таким же, как ты, научи меня, мой котик. Как тебе хорошо, — хныкал Рулон. — Почему же меня таким сделали? За что я должен мучиться? — великомученик попытался отключить внутренний диалог.
Но как только он прекращал делать волевое усилие или молиться, проблема возвращалась снова, правда, уже в более ослабленном виде.
Рулон принялся перебирать фотографии и другие вещи, оставшиеся или как-то напоминавшие ему Марианну. Он попытался переосмыслить их отношения просто как временную практику, данную Богом. Но вскоре он заметил, что соприкосновение с этими предметами начало превращаться в какой-то мазохизм.
— Хватит! Сколько можно! — сказал он себе, загреб вещи в кучу, положил на сковородку и поджег. — Я сам должен оставить ее. Мне самому нужно было сделать это первым.
Он смотрел, как горели фотографии, записки, рисунки и прочие фетиши, которым он поклонялся.
— Эх, сжечь бы мне все это в мозгах так же быстро, всю память, которая меня терзает. Память — это страшный тиран, — осознал он внезапно. — Вот что мучает меня. Эх, если бы все за-
быть.
Раб собственной дурости решил
позвонить Марианне и заявить, что он сам больше не будет с ней никогда,
даже если она будет его просить. Он взял трубку, но в этот же момент осознал, что им руководит себялюбие и
гордыня. Положив трубку на место, он подумал, что пусть все будет так, как хочет Господь. Если он не хочет, чтобы она была со мной, то пусть на все будет воля Божия.
— Я отдаю себя в твои руки, Боже! Руководи мной, неразумным, — мо-
лился Рулон, понимая, что Марианна не просто любовница, она ведь его наставница. Значит, он не может просто так отбросить все это, без позволения Божия, хотя он осознавал, что эта мысль позволяет ему сохранить надежду, а значит, страдания. Но все-таки если убрать это потакание надежде, эта позиция принятия более верная, чем гордыня. Хотя действовать однозначно, решительно и категорично — лучше. Это дает больше целостности и ведет к успеху. Но поступать так, не получив согласия Бога, в отношении своего духовного пути он не мог. В голову к нему пришли стихи Абу-Аль-Атахии:
Добро и зло заключено в привычках и желаниях.
Вражда и дружба сотни раз меняются местами.
И это ведает любой, вкусивший горечь знания,
Проникший в истинную суть того, что будет с нами.
Благораздумье нас зовет уйти с путей позора,
Но всякого сжигает жар желанья и надежды,
Кто этой болью поражен, да исцелится скоро,
Но нет лекарства для глупца, упрямого невежды.
Он начал спокойно взирать на работу своего ума и чувств, отделив себя от них и снова почувствовав, что он просто свидетель снов и призрачных событий своей жизни.
О, сколько раз ты уходил с путей добра и света.
О, сколько раз ты восставал душою непокорной.
Ты жил блаженствуя, теперь не жалуйся, не сетуй.
Таков удел для всех людей, безвыходный и скорбный.
Он продолжил цитировать великий стих:
Хвала Аллаху, он царит своей согласно воле,
А люди слабые бредут, куда не знают сами.
Все сотворенное умрет, крича от смертной боли.
Все гибнет, остаются сны — таблички с именами.
Не слушает бесстрастный рок твоей мольбы и плача.
Он сам решает жить тебе иль умереть до срока.
Твои страданья и восторг, утрата и удача,
Забавы жалкие в руках безжалостного рока.
Целый день проборовшись с собой, Рулон, позанимавшись асанами, лег спать. Во сне он увидел Марианну. Она шла к нему по прекрасной аллее парка, усаженной с двух сторон благоухающими розами. Рулон подбежал к ней и обнял ее.
Марианна была удивительно прекрасна в ярко-красном наряде с распущенными по плечам черными волосами.
— Ты со мной, ты моя.
— Конечно, только твоя, — ответила она, обняв его, — но только во сне. Ведь во сне все возможно.
Тут он понял, что спит, что это сновидение, и сердце у него снова сжала боль утраты.
— Ты что, опомнись, дорогой, — сказала Марианна, глядя ему в глаза, — чем тебе не нравится, что мы в сновидении? Почему ты считаешь, что физический мир более реален?
— Я очень люблю тебя, — ответил юный йог, — я счастлив, что ты со мной. Видимо, просто там мы встречались каждый день, а здесь — каждую ночь, все по-разному. Поэтому я считаю более важным физический мир.
— Но ведь мой образ, мысли обо мне, твои чувства, все это — тонкий мир, мир грез и сновидений, — объясняла ему Мэри, лукаво улыбаясь. — Люди пьют водку, принимают наркоту, чтоб забыться, отойти от физических оков ближе к миру грез, ибо это лучший мир, где все возможно и все легко. Так наслаждайся же этим.
Они взялись за руки и пошли по прекрасной розовой аллее. Пьянящий аромат великолепных роз наполнял воздух, аллея открывала вид на огромный фонтан, в центре которого возвышалась мраморная скульптура египетской царицы Клеопатры. Брызги фонтана рассыпались в пространстве, словно бриллианты, сверкая в лучах яркого солнца. Со всех сторон стояли резные деревянные скамеечки, расположенные в тени роскошных деревьев. Вокруг не было никого. Казалось, весь этот рай был создан только для двоих.
— Да, если бы люди поняли, как хорошо в этом астральном мире грез, то никто бы уже не захотел жить, — заметил Рулон.
— Ты верно догадался, — игриво сказала она и воспарила вместе с ним в воздух.
Внезапно все исчезло. Не было ни Марианны, ни его, ничего, кроме бесконечного пространства, залитого ослепительным светом, льющимся отовсюду. Не было ни верха, ни низа, ни центра, ни периферии, только одно блаженство и пустота.
Вдруг Рулон понял, что это — самадхи, что он вышел в нирванический план. И тут же он оказался совсем в другом месте, в Шамбале, где на своем сверкающем троне восседал Ригден Джапо.
Удивительная легкость наполнила тело Рулона, парящего в пространстве. Состояние счастья и благодати переполнило его душу.
Лик Царя Шамбалы светился божественным светом, глаза были полуприкрыты.
— Ты еще не готов быть там, — громовым голосом ответил он, — но твои страдания и усилия приблизили тебя к порогу Мокши, освобождения. Познай же великую Кали, всеразрушающее время, и научись радоваться ее танцу смерти, ибо все твои утраты и потери — это приближение к бесконечному счастью нирваны, это приближение к освобождению. Помни же это учение кала-чакры, которое я открываю тебе! АУМ!
Не успел Рулон поблагодарить Владыку Шамбалы, как проснулся, и новое видение и понимание пришло к нему по поводу вчерашней ситуации, ввергшей его в такие нестерпимые муки.
ЧАСТЬ 3. Дни школЬной жизни
Страшная месть (PLUS)
Поздно вытащив свой хвост из норы и потому, как всегда, опоздав, Рулон притащился на второй урок, которым была география.
Войдя в класс, он увидел, что здесь затевается веселье. Пацаны взяли старое ведро, нассали в него и закрепили над дверью так, чтобы оно опрокинулось на вошедшую преподку.
Так оно и случилось. Урок начался радостно. Было забавно смотреть на разбесившуюся преподку, облитую мочой, безрезультатно пытающуюся найти виновного. Шума и веселья было много. Преподка хотела было уйти с урока, но учителям директор запретил срывать занятия. Ребята знали об этом и издевались, как хотели.
Педагогам нужно иметь много силы и энергии, чтобы не позволять сорванцам измываться над собой. В этом им не могут помочь педагогические учебники. И в институтах не учат этому. А школьник, особенно если он активный, чувствует, что сила там, где есть непредсказуемость, агрессивность, яркость поведения.
Рулон радовался вместе со всеми, но недолго. Как только урок вошел в свою колею, вдруг у Рулона в кармане взорвалась и задымилась бомбочка. Весь класс мгновенно переключил свое внимание на новую забаву. Ребята стали хихикать и перешептываться, а Рулон засунул руку в карман, намереваясь вытащить бомбочку, но обжегся.
Бедные руки. Им последнее время очень много стало доставаться. Вскрикнув от боли и неожиданности, он еще больше всех рассмешил. Ученики, уже не сдерживаясь, стали громко хохотать.
Вконец разозлившись, училка уже не контролировала себя и вовсю стала орать на Рулона. Внезапно она сорвала голос и глухо захрипела, но это не остановило ее. Взбесившись еще больше, она схватила Рулона за шиворот и вытолкнула из класса. Оказавшись в коридоре, Рулон нисколько не обиделся, а, напротив, даже обрадовался возможности погулять во время урока. «Теперь настала моя очередь, — подумал он. — Учило не просекло всего смака ситуации, когда ее опомоили ведром, но я-то знаю, что мне теперь делать», — и, стряхивая с пальцев липучую чачу фиксажа, смешанного с перекисью, он наблюдал за собой со стороны, отслеживая неудобство и обиду, которые стали возникать в возбужденном воображении личности Рулона.
Он отправился бродить по школе. Зашел в медпункт, где ему сделали перевязку и укол от столбняка. Рулон заодно стащил у медички флакон с поливитаминами. Это полезное дело.
Когда же он наконец вернулся в класс, то обнаружил, что его знаменитого портфеля с оторванной ручкой не было. Он стал искать его в аудитории. Смотрел везде, где только возможно: под партами, в шкафах, в мусорном ведре.
Все пацаны внимательно наблюдали за тем, как Рулон усердно осматривает все прятальные места. А когда он, перерыв всю аудиторию, спросил, видел ли кто его портфель, ему с ухмылкой сказали, что один из кентов Цыпы зарыл его в ближайшей помойке.
Рулон опрометью побежал на помойку и стал рыться в замерзшем мусоре. Стоял сильный мороз, и кругом лежал снег. Рулону пришлось разгребать снег и рыться в замерзшем мусоре. Он стал быстро замерзать, потому что был в одном легком школьном костюмчике. Мороз обжигал нос и уши, тонкие ботинки почти не грели, и ноги, находясь в снегу, онемели от холода. Рулон уже почти не чувствовал их.
Из окна за ним наблюдали одноклассники и другие пацаны. Им было весело наблюдать, как Рулон, словно червяк, возится в помойке. Наконец кто-то крикнул в форточку, что, может, портфель зарыт не в этой, а в другой помойке.
Рулон сразу побежал туда и стал там рыться, уже почти не чувствуя своего замерзшего тела, но так и ничего не смог найти. Руки сильно окоченели и не слушались его. Необходимо было их срочно согреть, варежки он никогда не носил. И тут он вспомнил старую житейскую мудрость, что самое теплое место у человека находится между ног. Он втянул живот и начал запихивать скрюченные пальцы в штаны. Отчаявшись, он на минуту оторвался от своего занятия, поднял голову и осмотрелся вокруг.
Он увидел, как мимо него идет Марианна, одетая в шикарную шубу и шапку из чернобурки. Приблизившись к Рулону, Марианна презрительно посмотрела на него и прошла мимо. Этот взгляд сразу отрезвил Рулона. Возникшая проблема внезапно стала такой мелкой и незначительной.
«Что же я делаю? Как я отождествился с этим говном? Как меня дурачит мой ум, набитый социальными установками, которые мучают меня. Если так пойдет дальше, то я стану таким же дураком, как Павка Корчагин, который сначала устроил революцию, развалил страну, а потом давай заново строить. Сволочь проклятая!» — пронеслись мысли в голове.
Так к Рулону пришло внезапное прозрение. И с этими мыслями Рулон пошел домой, не стесняясь проходивших мимо людей. Руки его сильно замерзли, и он никак не мог открыть дверь ключом. Попытался зубами — не получилось, пришлось поприседать, поотжиматься в подъезде. В пальцах начало ощущаться покалывание, появилась боль. Преодо-
левая ее, он стиснул двумя руками ключ и сумел повернуть его.
Войдя в квартиру, он подставил руки под холодную струю воды и мысленно представил, как теплая кровь протекает по артериям и венам его кистей. Боль снова усилилась. Но он продолжал внутреннее созерцание, успокаивая эту нестерпимую боль. Когда боль утихла, он почувствовал
огромное желание заняться творчеством, он сел за пианино и начал музицировать.
Он поиграл на пианино «чижик-пыжик», но
пальцы плохо слушались, играть-то он особенно не умел. Кроме того, такая игра не доставляла ему никакого удовольствия.
Тогда он открыл крышку пианино и стал дергать за струны и петь мантры. Получилась необычная музыка. Она производила какое-то особенное ощущение. Грохочущие струны сильно воздействовали на психику. Рулон записал ее на магнитофон.
«Буду медитировать под нее!» — решил он.
Эхо, отражающееся от струн, создавало эффект звука в пещере, погружало в необычное состояние. Рулон закрыл глаза и почувствовал, что словно проваливается в бездну, слушая магическую музыку.
Перед сном он прослушал эту магнитофонную запись и нашел получившуюся музыку очень мистичной. Он вошел в медитацию, создал намерение войти в сновидение и быть там осознанным, помнить во сне о том, что он просто спит.
***
Утром собравшиеся у школы ученики поехали на практику. Ехали в старом школьном автобусе, прикалываясь и рассказывая анекдоты. Тут же на задних сиденьях хулиганы проводили разборку между собой. Автобус подвез школьников к заводу, где их выгнали из него и распределили по группам. Все отправились в цех, в котором стоял ужасный грохот, а в воздухе постоянно летала пыль. Мастер, угрюмый мужчина с туповатым выражением лица, отметил Рулона в журнале и послал за ящиками.
Рулон уже хорошо знал структуру производства, изученную на предыдущих практиках, и сразу «побежал за ящиками» в зеленый уголок. Тут было свежо, не то, что в цехе, который чем-то напоминал библейский ад. Он сидел в зеленом уголке и наслаждался свежим воздухом.
«Вот он завод, едрит его в карамысло. Тут я должен батрачить за три копейки. Хуиньки заиньки, не дождетесь, - бесился он, - рабочий, работа происходят от слова раб. Да меня тут загоняют в рабство, суки. Я должен тут точить боеголовки для войны, портить свое здоровье и все это только ради того, чтобы не умереть с голоду. Хуй вам! Не дождетесь, падлы! Мать, агитатор хуев, дает мне ебучую перспективу подохнуть тут как конь, а правительство жиреет, коммунисты эксплуатируют нас тут как скотов, гады. Нет, я пойду иным путем».
Размышляя, он сделал пранаяму и прочие полезные действия, а через часок притаранил со склада пару ящиков, стараясь не попадаться на глаза мастеру, и ушел назад в свой уголок.
За полчаса до обеда Рулону пришла в голову гениальная мысль, что не мешало бы получить талоны на питание. Времени было мало, и он начал активно действовать. Притащив еще два ящика и брякнув их неподалеку от мастера, он попросил новое задание. Мастер удивился, с недоумением (как видно, ума у него было немного) осмотрел участок и, дав Рулону метлу, попросил убрать недели три не подметавшуюся пыль, лежащую толстым слоем на бетонном полу.
Рулон осмотрелся вокруг и яростно принялся за любимый труд. Мастер удивленно смотрел на то, как прилежно, по-пионерски работает школьник. Когда удовлетворенный зрелищем мастер уплыл в глубину цеха, Рулон отряхнулся от пыли, отложил метлу в сторону и сел отдохнуть, но, увидев вдалеке мелькнувшую фигуру хозяина участка, вскочил и снова принялся за дело.
Узрев, что выдают талоны, Рулон подбежал и напомнил о себе, чтобы его в суматохе случайно не забыли. Со вздохом сожаления ему были выданы талоны, и он отправился заправляться в заводскую столовую.
Здесь уже было много народу. Рабочие, одетые все в одинаковую серую форму, выстроились в очередь, другие занимали места. Отстояв очередь, Рулон взял обед и, с трудом найдя свободное место, уселся за столик. Покачиваясь на старом стуле с круглыми ножками, он быстро проглотил порцию безвкусных щей и сваренные в комок макароны с куском засохшей жареной рыбы. В компоте он обнаружил дохлых червей и подумал: «Ничего страшного, птицы кушают червей, человек — птицу, а черви — человека. Почему бы мне не съесть червяка. Моя очередь ведь еще не пришла. Это не тот червь, который ест меня, а пока тот, которого ем я».
Разленившись после сытного обеда, он почувствовал, что сидеть здесь ему не хочется, и подумал о том, что ему делать дальше. Работать, как ни странно, почему-то не тянуло, хотя перед ним висело множество призывов. Крупные плакаты с яркими надписями приковывали внимание, но у Рулона были другие планы. Выклянчив табельный пропуск, он отправился домой.
Но попасть в квартиру ему не удалось, т.к. по дороге он был внезапно перехвачен Марианной. Она стояла на его пути, словно уже заранее знала, что именно в это время и именно в этом месте встретит своего дружка. Марианна надменно посмотрела на него и сказала жестким, не терпящим возражений голосом:
— Ну что, пролетарий, отработал? Теперь пойдем учиться жить.
— В школе научился, — небрежно ответил он.
— Век живи, век учись. Но сейчас не до философии. Скоро ко мне придут искатели развлечений. Надеюсь, ты не забыл нашу последнюю встречу? — спросила Марианна игривым тоном.
Конечно же, Рулон все помнил. Ему стало очень интересно узнать, как Марианне удалось справиться с ситуацией.
— особенно явственно помню, как убегал. А ты как выкрутилась?
— А я и не выкручивалась. Поболтала с мальчиками, прогулялась и пошла домой. Теперь они больше не будут трогать ни тебя, ни того, кто произнесет мое имя. Двигаясь дальше, они зашли в павильон ботсада и сразу попали в другой мир, мир вечного лета. Они шли по зеленой аллее. Оранжерея была засажена яркими цветами, наполняющими своим ароматом теплый воздух. Рулон подбежал к клумбе, сорвал один крупный красный цветок и подарил его Марианне.
— Как это тебе удалось?
— Я ведь уже семь лет практикуюсь в управлении людьми, изучаю психологию, магию, философию, — вздохнула она, взяв цветок и глубоко вдохнув его аромат. Затем она коротко отломила стебелек и вставила цветок в свои роскошные черные волосы, - люди – это машины и, если знать их рычаги, то ничего не стоит управлять ими.
— Да, знания у тебя богатые, — произнес мечтательно Рулон.
— А у тебя богатый опыт. Каждому свое, — сделала вывод Марианна.
Выйдя оттуда, они оказались у дома ее подруги, куда и зашли. Она вновь вытащила мешок с фирменными шмотками и швырнула Рулону. Рулон переоделся. Марианна сунула ему в сумку три шарфа и отправила погулять на часок.
— Смотри не потеряй, за всю жизнь не расплатишься, — предупредила она его.
Шатаясь по улице, Рулон готовился к предстоящему испытанию, в котором форма его поведения будет весьма далека от идеала йоги. Он пытался настроиться, вжиться в этот образ и представить, каким должно быть его поведение. Рул осознавал, что ему снова нужно будет практиковать скоморошество, и он хотел всю дорогу помнить свою задачу, чтоб блестяще сыграть свою роль и не отождествляться с ней, не забыть, что он актер, даже если бабы залезут ему в штаны или чуханы врежут ему по ебальнику.
«Чтоб не быть тупой машиной, я должен сам научиться управлять собой».
Час уже прошел, когда Рулон стоял у двери Марианны. Глубоко вдохнув и сделав резкий выдох, он решительно нажал на звонок. Дверь Рулону открыла хозяйка. Еще на лестнице слышалась музыка, она накатила мощной волной современных ритмов. Марианна была неотразима в черном сверкающем платье с большим воротником и глубоким декольте. На руках ее были тонкие перчатки и три золотых перстня с крупными камнями. Когда Рулон вошел в квартиру, хозяйка выключила музыку и популярно представила его гостям.
— Дамы и господа! — развязно начала именинница. — Сегодня нас соизволил посетить Рулон, — он раскланялся. Гости стали глупо улыбаться, с любопытством и восхищением рассматривая нового гостя, и особенно его дорогой прикид. — он недавно прибыл из Японии, где долго изучал искусство каратэ. Скоро он отправится в Америку, а сейчас проведет с нами этот чудесный вечерок.
Какая-то девушка, соблазнительно расположившись в кресле, томно сказала: «Браво!» — и многозначительно посмотрела на него. Раздались бурные аплодисменты. Рулон демонстративно извлек три кулька с шотландским мохером и небрежно зашвырнул на столик, который был уже завален подобным импортным барахлом, после чего, протерев губы рукавом, чмокнул виновницу торжества. Все пришли в восторг от этой глупой выходки. Лица кавалеров исказились от зависти и растянулись в резиновых улыбочках, выражающих внешнюю доброжелательность. Марианна провела его и усадила на диван рядом с одной смазливой девчонкой, сказав, что это сегодня его дама.
— Мадемуазель? — спросил Рулон, желая узнать ее имя.
— Майя, — ласково улыбнувшись, представилась она. На ней было белое облегающее платье, и сама она пыталась создать образ дамы из какого-нибудь глупого сентиментального романа.
Развалившись в мягком кресле из финского гарнитура, нашему герою удалось осмотреться. Окна были зашторены. Германские бархатные шторы с крупным рисунком едва пропускали свет, окрашивая его в фиолетовый оттенок. Комната находилась в интимном полумраке. Только музцентр поблескивал своими огоньками.
Кроме представленных здесь находилось еще несколько симпотных девиц, разодетых как на выставку, и столько же парней, его недавних знакомых, обнимавших их. На стене висел огромный плакат обнаженной женщины в сальной позе. На столе валялись журналы с подобными иллюстрациями. Гости брали эти журналы и с интересом рассматривали их.
Новая знакомая Рулона, видимо, следуя примеру своих беспечных подруг, заползла к нему на колени и нежно обняла его шею своими руками. Хотя практикуясь в йоге, он привык подолгу находиться в самых невероятных положениях, эта поза шокировала его, но он продолжал действовать невозмутимо, словно опытный Дон Жуан.
— Вы правда жили в Японии? — капризно спросила его дама.
— Не только там, но и в ее окрестностях, — прозвучал надменный ответ.
Он говорил медленно, важно, осматривая гостей. Тем временем Марианна забавно рассказывала какие-то пошлые истории и анекдоты, от которых все давились со смеху.
Рул понял, что настало время для серьезной практики, что он должен сохранить ясность своего сознания и отрешенность, несмотря на глупую роль, кою он разыгрывал здесь и вопреки действию гормонов.
Вскоре подруга Рулона, недовольная, что к
ней проявляют мало внимания, стала приводить его в чувство. Она медленно положила его руку на свое колено и, лобзая, зашептала что-то о тайнах любви. Рулону было очень жаль, что он пока не научился отключать сознание от органов
чувств, которые давали ему сильно о себе знать. Он ощущал, как ясное мышление незаметно переходит в беспорядочное состояние. Майя при-
стально смотрела на Рулона, соблазняя его и кокетливо поправляя свои волосы. Помнить, что он актер, становилось все труднее. Рул часто отождествлялся с тем, что он делал и что происходило с ним, особенно когда стал твердеть его корень.
Наконец бешено замигала светомузыка, все поднялись со своих мест и яростно пустились в танец. Майя слезла с колен Рулона и, взяв его за руки, игриво повлекла его в центр комнаты.
Танцуя под музыку в стиле диско, все разогрелись. Девушки стали расстегивать блузки. У многих парней руки потянулись к задницам партнерш. Сливаясь в едином ритме, они стали совершать умопомрачительные движения. Марианна, хорошо владея психологией людей, вовремя переключила музыку, поставив танго.
Майя повисла у Рулона на шее, и огромный мир беспредельности сжался в конце концов до рук Майи. Он почувствовал нарастающее возбуждение и прижался еще плотнее, левая рука легла на грудь Майи, а правая скользила по ее спине сверху вниз.
Она нежно обнимала Рулона и ласкала его. Так они танцевали, привлекая всеобщее внимание и вызывая зависть остальных дам, которым достались обычные кавалеры, а не каратист из Японии.
Скоро начался кульминационный момент вечера. Хозяйка предложила гостям расположиться поудобнее и отведать экзотические фрукты, разложенные на большом черном подносе. Обстановка стала еще более интимной. Начались разговоры о сексе. Но сознания и воли еще не хватало, похоть и чувство важности от нелепой роли все больше захватывали его разум. Рулон кусал себе язык, чтобы помнить о своем решении вопреки внешним влияниям.
Королева бала утопила кассету в гнездо видеомагнитофона, и на цветном экране замелькали порнографические боевики. Любовь, драки, разрываемые на куски голые тела, ошеломляющие кошмары, секс-музыка и экстатические стоны лавиной обрушились на зрителей. Зрители сидели, не отрывая взгляда от экрана, переживая бурю острых ощущений.
Совершенно обалдев от такой смены обстановки, Рулон смутно понимал, что происходит вокруг. Мысль хаотически металась, а сердце было похоже на дом, куда забрались воры, действующие по собственному произволу. Он смотрел на других гостей. Сидящие рядом парень с девушкой страстно обнимались и ласкались. Было видно, что фильм им очень нравится. Другой парень, сидящий в кресле, одновременно смотрел еще и порножурналы, лежащие на столике. Все чувствовали себя свободно и раскрепощенно, подобная обстановка была естественной для всех присутствующих. Ему почему-то вспомнилась глупая песенка Юрия Лозы «Девочка сегодня в баре». Он подумал, что она прямо про эту ситуацию.
Наконец первая часть вечера плавно переросла в шведский стол. Марианна привезла на передвижном столике напитки. Дрожащей от волнения рукой Рулону удалось схватить фужерчик покрупнее и залпом (тут не до мелких глотков по йоге) опрокинуть его.
Прохладная влага разлилась по вздутым от напряжения жилам и на несколько минут принесла облегчение. Снова стали бессмысленно болтать, слушать музыку и просматривать американские боевики. Новая подружка Рулона ежеминутно восторженно восклицала, глядя на действия главного героя фильма. Этот герой, добрый и благородный, со смазливой внешностью и педерастическими манерами, с легкостью перебил всех злых, агрессивных и неимоверно сильных нормальных людей.
Рулона это очень сильно удивило, но глупая Майя и никто из гостей не задумывался о полной нереальности этого фильма. Им было весело и приятно видеть, как добро побеждает зло. А ведь через чертову трубку уже незаметно шло зомбирование. Невольно подражая героям и завнушиваясь произносимыми ими установками человеко-стадо подстраивалось под навязываемый шаблон
Беспорядочная болтовня гостей, блики телевизора, гром магнитофона... Совершенно одурев от этого, юный йог потерял всякую власть над собой. Руки нервно скользили по телу его избранницы. Он что-то безбожно врал насчет жизни в Японии, корчил из себя невесть кого, пускал идиотские реплики, приводящие в восторг всю аудиторию. Но делал он это не как актер, а как балбес, решивший потешить свой эгоизм восторгом публики. Недовольные взгляды Марианны все же возвращали ему нужную трезвость.
Было видно, что Майя очень гордится своим кавалером, она вконец размякла и расплылась в его объятьях. Опьяненный бушевавшими в нем страстями, он уже не контролировал себя, сознание было в тумане, а воображение рисовало уродливые формы низов человеческой жизни. Наконец был объявлен антракт до следующей встречи.
Узнав о завершении веселья, гости несколько огорчились и стали собираться. Они еще несколько минут топтались в коридоре, возбужденно обсуждая прошедший вечер. Постепенно все рассосались, и они остались одни.
Марианна подошла к Рулону, который одурело сидел, переводя недоумевающий взор с предмета на предмет.
— Ну, как вечерок? — спросила Марианна.
Он пробормотал что-то невразумительное с идиотской интонацией.
— о, да с тобой совсем плохо, — засмеялась она. — Вставай, сейчас вылечу.
Хотя Рулон и плохо соображал в этот момент, но слова Марианны всегда были для него приказом. Еле поднявшись на ноги, плохо повиновавшиеся ему, он шатался и ни о чем не думал. Хозяйка решительно подошла и, развернувшись, нанесла мощный удар в область поясницы. Рулон покачнулся. Острая боль мгновенно прокатилась по нервам, вернув его к полноценной жизни. Вся гадость куда-то вдруг исчезла, оставшись в прошлом, как тяжелый сон. Было легко и радостно.
— Ну, как самочувствие? — задорно спросила его целительница, подавая стакан холодной воды.
Ее пациент залпом выпил поднесенную воду, и его состояние совсем улучшилось.
— Просто не ожидал, что смогу так просто вернуться в хорошее состояние, — отчеканил он.
— Все неестественное легко устранимо. Ну что, фигляр, забалдел на моей вечеринке. Не смог остаться отрешенным зрителем своей роли. Хуевый ты еще скоморох, — пренебрежительно бросила она.
— Да, что-то я поддался, пошел на поводу у своих инстинктов, — грустно ответил он.
— Это тебе не дома у батареи медитировать. Енто ты уже умеешь. Но грош цена твоей медитации, если ты теряешься при виде любой юбки. Истинная медитация должна быть в полевых условиях, только тогда твой дух может действительно стать независим от болезненного воображения и побуждений плоти. Но ничего, у тебя еще будет возможность попрактиковаться в искусстве шута, мой милый. Тут ты прорабатывал похоть, а теперь ты сможешь поработать со страхом уже другой силой, подчиняющей тебя. Ну а теперь собирайся, нас ждет новое дело.
Рулон чуть не поперхнулся. Он широко открыл глаза от удивления, пытаясь скрыть явное недовольство.
— Какое еще дело? Нет, на сегодня хватит. Я хочу медитировать.
— Не бойся, теперь совсем иное, вспомнишь школу, — стала уговаривать его Марианна ласковым голосом, мило улыбаясь.
— Что? Школа? Боже, упаси! Достаточно, что ты обобрала этих дураков, — возразил он.
Марианну задели эти слова, и она тут же сменила ласковость на жестокость, подобно хамелеону, мгновенно меняющему свой цвет.
— Прекрати истерику и запомни. Я никого не обдираю, они сами дают излишки, которым могли найти и более скверное применение. Ну, живо переодевайся, не дожидайся грубости, — это было ее последнее слово, которому Рулон не мог не подчиниться.
Огромная сила, скрытая в этой великой женщине, выражающаяся то в ласковости, то в жестокости, заставляла его снова и снова следовать за ней. Ее слова всегда были наполнены глубокой мудростью. Хозяйка направилась в соседнюю комнату, чтобы переодеться. Одновременно она обучала его, как всегда, кратко и ясно:
— Все эти практики помогут тебе быть осознанным даже в таких сложных ситуациях. Иначе любая ересь выбьет тебя из правильного состояния, и тебе придется всю жизнь прятать голову в песок, как страусу. Понял?!
Еще минут десять его подружка приводила себя в порядок, она изменила прическу, макияж и приготовилась к действию.
Пока она находилась в соседней комнате, Рулон рассказал ей, как в начальных классах он тренировал волю. Учился сидеть долго в неудобной позе, задерживал надолго дыхание, держал руку на горячей батарее, сидел на муравейнике, стараясь остаться отрешенным.
Как-то раз на уроке ему сильно захотелось в туалет, но он решил терпеть. Терпел, терпел, терпел, но не выдержал, и потекло говно по штанине. Видно, накормили чем-то, и скоро все в классе заметили, что произошло. Вот было смеху!
Марианна пренебрежительно поморщилась и отфыркнулась.
— Но хорошо, что ты можешь все это рассказать, ты уже победил свое чувство значимости — главного врага, — со вздохом сказала она.
Собравшись, они вышли на улицу. Рулон вдохнул холодный свежий воздух, наслаждаясь покоем после бурного вечера. На небе уже зажглись звезды, хотя было еще не совсем темно.
— Куда мы идем? — спросил он.
— Сейчас к Штопору, а потом — к одному подонку. Мы с ним неплохо провели время, но он хотел слишком многого. Пришлось от него сбежать. А теперь он требует сто долларов, за которые хотел купить меня, — при последних словах она злобно нахмурила брови, огонь мести сверкнул в ее глазах.
— Так он, видно, не чадос, если посмел требовать. И, наверное, деньги у него нелишние карман тянут, — предположил Рулон.
Он несколько сжался, глядя на разгневанную Марианну.
— Ты угадал. Он работает. Но насчет чадовства, посмотрим, когда его как следует вздуют, — с ненавистью ответила она.
Марианна очень быстро могла менять выражение лица и свое эмоциональное состояние, легко контролируя все это.
— Как-то раз я зашла в ночной клуб и познакомилась там с этой свиньей, — начала она рассказывать подробности этой истории с самого начала. — он мне не очень понравился, был вредноват, залупист. Я уж было хотела от него срулить, но там не было другого подходящего кандидата. Ну, думаю, рискну. Сижу с ним за столиком, базарю, смотрю, контакт устанавливается. Он уже западает на меня. Нужный момент настал, я говорю ему: «Милый, не займешь ли ты мне башлей». Он и раскошелился. Я хотела его культурно кинуть, мол, мне пора к маме, а он стал вредничать, тащиться за мной. Тогда пришлось уйти от него хитростью. Пошла в туалет и скрылась. Все бы ничего, но он встретил там меня снова и стал требовать назад свои деньги. Видел ты такого нахала? Я что, зря с ним сидела, строила ему глазки. За это он тоже должен платить, — сказала она игриво.
— Да, видно, он не хочет платить за красивые глаза, — подытожил Рулон.
Они шли по улице то быстро, как будто опаздывали в кино, то медленно, мило беседуя на отвлеченные темы. Так она обучала Рулона быстро переключать свое внимание. Вдруг она остановилась и начала громко и визгливо орать на своего спутника, обзывая его всякими нецензурными словами. Ожидая от Марианны любого подвоха, он все-таки оторопел, остановился как вкопанный, ошарашенно уставился на подругу.
— Ну чо, охуел? Соберись. Не обращай внимания на то, что могут подумать люди о тебе, это все ересь. Главное, что буду думать я о тебе. А я вижу, что ты сейчас кусок говна, размазанный по стенке, — она заехала ему в ухо, и он отреагировал достойно, послав ее подальше.
Состояние Рулона изменилось, он стал жестче, наполнился энергией и теперь был готов к выполнению задания. В это время они подошли к старому обшарпанному дому. Марианна знаком заставила его замолчать и следовать за ней. Поднявшись на последний этаж, остановились у металлической заржавевшей двери. Они зашли в блатхазу. Было там грязно, на полу валялись окурки, и в воздухе парил тяжелый дух. Это было логово Штопора.
Открывший дверь парень, с фонарем под глазом, наверное, уже с месяц небритый, провел их в комнату, где сидел Штопор со своей сворой. Это были закоренелые алкаши и хулиганье. Они сидели за большим столом, покрытым газетами, заставленным пустыми и наполненными бутылками. В центре стола стояла большая белая тарелка с голубой каемкой, а на ней беспорядочно лежащие куски селедки и хлеба.
Хулиганы распивали и о чем-то спорили, их агрессивная и бурная речь была обильно наполнена матом и ругательствами. Рулону сразу бросился в глаза самый злобный и крутой из всех — мужик с густой черной шевелюрой. «Видимо, главарь», — подумал он и оказался прав. Удивленно осмотрев Марианну и бросив презрительный взгляд на ее спутника, Штопор слегка присвистнул.
— А, Мариша, притаранила, — радостно загнусил он, отрываясь от бутылки. — А это что за чмо с тобой? Ему что, мошонку вспороть надо?
Последняя реплика насчет Рулона вызвала грубый хохот алкашей.
— Заткнись, хамло, это мой человек, а вспарывать будешь того, кого я тебе укажу, — с дерзкой злобой оборвала его гостья.
— А расплачиваться чем собираешься? Может быть, своим телом, — матерно воскликнул пьяный атаман, — а то мне давно хотелось пощупать твою кожу, — сказал он и жадно протянул руки вперед, шевеля пальцами.
— Прекрати, ублюдок, для такой хари, как ты, будет достаточно вокзальной шлюхи, — сузив с озлоблением глаза, выкрикнула Марианна. Она стояла, сложив руки в боки, собранная и воинственная, напоминая Рулону мифических амазонок.
— Но-но, потише, ты не у себя в конуре, а то угроблю вместе с этим шмотком. Давай выкладывай, зачем прикатила, — корча рожу и тряся пальцами, прогнусавил он.
— Я выведу одну скотину, и когда мы расстанемся, вы вправите ему мозги. Надеюсь, мне никого не надо будет учить, — девушка обвела всех сидящих властным взором. Хулиганы вопросительно посмотрели на своего вожака, ожидая решения. — У него с собой будут деньги, — с намеком закончила она и увидела, как подействовали последние слова, вызвавшие оживление.
— Деньги, — раздался оживленный шепот. — Это потянет для начала, а потом... — развязно говорил Штопор, приближаясь к ним.
Марианна не дослушала его и, дернув Рулона за руку, пошла на выход. Вскоре появилась и вся кодла. Минут десять они шли по ночному городу, распугивая случайных прохожих, и наконец подвалили к одному дому. Мордовороты до времени притаились, а Марианна, оставив своего приятеля у подъезда, пошла выманивать жертву.
Молодой йог расфиксировал взгляд и старался охватить им 180 градусов пространства, сосредоточился на дыхании и остановил умственную болтовню, которая лезла в голову по поводу всей ситуации.
Через какое-то время они вышли. Рядом с Марианной шел здоровый парень, видимо, не очень жесткий, судя по расплывчатым чертам лица.
— Вот мой свидетель, — кивнула она в сторону Рулона. — Пройдемся, надо поговорить. Пока они говорили, ее компаньон плелся сзади. Парень что-то очень усердно пытался доказать, красноречиво подчеркивая свои слова мимикой и движениями рук. Марианна оставалась спокойной и жесткой. Казалось, ничто и никто не сможет вывести ее из гармоничного, уравновешенного состояния.
Она подозвала Рулона и торжественно вручила парню червонец. Тот удивленно выпучил глаза, не зная, как реагировать.
— И это все? — спросил он, держа в руках деньги.
— А ты сколько хотел?
— Давай еще девяносто.
— Ишь растащило, может быть, ты еще чего-нибудь хочешь? — вызывающе сказала Марианна.
— Пошла ты, змея подколодная, сама притащишь. Я тебе устрою, — разбесился парень.
— Давай устраивай, — ухмыльнулась она и, повернувшись, пошла прочь.
Они зашли за угол дома и остановились понаблюдать развернувшуюся драму. Толпа хулиганов подвалила к оторопевшему от неожиданности парню. Штопор, злорадно ухмыляясь, бесцеремонно залез к нему в карманы и вытащил все деньги, дорогую зажигалку и снял часы. После чего хорошенько вмазал по морде, в кровь разбив нос. Дружки продолжили лупить беднягу. На него обрушился град ударов, и когда он упал, его продолжали лупить пуще прежнего.
— Кричи «Шухер!», — прошептала Марианна.
Рулон, приставив руки рупором, заорал что было сил: «Менты, атас!»
Банда бросилась врассыпную. Девушка подошла к беспомощно лежащему парню. Его одежда и лицо были в грязи и крови. Рулону было его немного жаль, но что поделаешь, будет знать, с кем связываться.
— Ты жив? — спросила Марианна, толкнув его ногой в живот. Он с трудом приподнял свою окровавленную голову и прохрипел что-то.
— Если будешь еще возникать, то приползешь ко мне на карачках, — с презрением изрекла мстительница распростертому у ее ног человеку.
Она повернулась к своему другу и жестом велела следовать за собой. Ее дыхание несколько сбилось от злобы. «Как хищница после охоты», — подумал Рулон, с сожалением посмотрел на парня и пошел следом.
— Что поделать? Приходится быть кидалой, не трахаться же мне со всеми, особенно за эти копейки. Ведь жить-то надо на что-то, а они вот все лезут трахаться. А я люблю собой позаниматься, побыть одна, — сказала она с наигранной усталостью и злобно расхохоталась. — Незачем тратить свою энергию и время на херню.
— Я тоже так думаю, — согласился Рулон, — мать мне говорит, мол, работать пойдешь, а на пенсии отдохнешь. А я лучше сразу пенсию получу. Вот возьму и закошу под дурака. Она мне: «Ты семью должен кормить», а я ведь уже с детства понял, что все это ересь. Я видел, как мать пилила отца и сама мучилась. Отец частенько приходил домой пьяный, особенно по праздникам. Потому мать не любила праздники. Ждет, например, подарков к Новому году, а приходит пьяный муж. Однажды на 8 Марта он вообще чуть ли не на карачках приполз. Стоит, за дверь держится, качается, штаны порваны, рубашка грязная висит на теле, а в руках — три розы. Подарок якобы принес любимой жене. И всегда это оборачивалось скандалом. И все начинают загибаться, как только семейку заводят.
— Я всегда буду одна, — сказала Марианна. — Я самодостаточна, и мне хватает самой себя, а нищету пусть дураки плодят. Дети для родителей — это цветы зла. Из-за них скоро вся Земля подохнет. Слишком много расплодилось всяких свиней.
Рулон восхищенно смотрел на ее гармоничное лицо, в котором не было ни сентиментальности, ни жалости. Он подумал о том, что Марианна является великим исключением из всей массы серых людей.
— Вот бы всем это объяснить, — воскликнул он.
— И не надейся, — осекла его подруга. Ее взгляд выразил насмешку. — Большинство людей дурные, они никогда ничего не поймут. Они созданы для того, чтобы страдать и жить тупой жизнью, вечно сетуя на нее. Ну что, будешь со мной в духовной элите? — высокомерно спросила Мэри, испытывающе посмотрев на Рулона.
— Конечно! — уверенно сказал он. — Как быдло, я жить не хочу. Уж лучше сразу сдохнуть, чем так жить.
— Ну, молодец! Правильно рассуждаешь, — злорадно рассмеялась наставница. В это время они уже подошли к подъезду ее дома. Хозяйка открыла входную дверь и, обернувшись, напоследок сказала, сверкнув глазами, — я еще научу этому тебя.
Девиз идиотов (PLUS)
Следующий день был ознаменован новыми событиями.
Сидя на уроке русского языка, Рулон медитировал, направив свой неподвижный взгляд на школьную доску. Молодая училка что-то писала, громко стуча и шаркая мелом. Было холодно. Кто-то ночью, узнав о похолодании, заботливо разбил камнями стекла в школе. Досталось и этому кабинету. Одно окно было полностью разбито, другое — потрескалось так, что в любой момент могло рассыпаться. Все сидели в верхней одежде. Только Рулон ходил в школу раздетый и потому был в своем костюмчике. Он сидел, засунув руки в карманы своего пиджачка, чтобы хоть немного согреться.
Училка была чем-то недовольна и истошно орала на всех. Нервно тряся указкой, она набрасывалась то на одного, то на другого. Теряя самоконтроль, она поспешно вытирала руки, вымазанные мелом, о свою синюю длинную юбку, еще больше веселя учеников своей рассеянностью.
— Что, тебе муж не в ту дырку попал? — вспомнив, что училка недавно вышла замуж, громко на весь класс заорал Уразов.
Его голос прозвучал так нагло и напористо, что училка даже не нашлась что сказать и, покраснев, выбежала из аудитории. Весь класс покатился со смеху.
— Пусть погреется, — сказал Чипуштанов, злорадно потирая руки.
В классе началось веселье. Чипуштанов вытащил из кармана маленькие карты, и тут же за последней партой собралась группа азартных игроков на деньги. Стоял шум и гам.
Совсем заебунев, Рулон пошел отлить в туалет. В туалете было тихо и спокойно. Рулон не спешил, он рассматривал «наскальные рисунки», порнуху, маты и всякие надписи. Одна особенно ему запомнилась: «Хорошо, когда собака — друг, плохо, когда
друг — собака».
На стенах туалета до потолка виднелись свежие следы крови. Видимо, кого-то на потолок загнали ножом. Были видны следы ботинок на перегородке между унитазами. «Вон как карабкался», — подумал Рулон. Он так и сидел, наслаждаясь тишиной, но вдруг, как назло, в сральник ввалилась группа хулиганов. Это застало его врасплох. Он испуганно смотрел на наглых пацанов, которые тут же окружили беднягу. Они пристали к нему и стали издеваться.
— Ну что, говно, есть будешь? — глумливо спросил Буля. Кто-то съездил Рулону по морде. Двое пацанов схватили его и заломили руки за спину так, чтобы он не мог двигаться. Буля вынул нож и стал щекотать его по горлу. Резкая
боль пронзила все тело Рулона, отражаясь на его лице.
— Что, страшно умирать? — злобно спросил Буля.
— Умирать не страшно, жить страшней, —
произнес Рулон свою знаменитую фразу.
Все весело заржали.
— А это мы сейчас проверим! — Буля открыл окно и, схватив его за грудки, наклонил в оконный проем. — Давайте его из окна выбросим.
Кореша навалились на Рулона, схватили за ноги и в таком подвешенном состоянии, держа его вниз головой, чтобы он не упал с третьего этажа, стали глумиться и хохотать над ним.
— Умирать не страшно?! Сейчас посмотрим, сука, — кричали они наперебой.
Перед глазами Рулона-мученика был гладкий асфальт и несколько крупных камней прямо под головой. Сперва наш герой сильно пересрался. Он боялся, что хулиганы не удержат его и он пизданется головой о землю. Кровь приливала к голове, но Рулон регулярно делал асаны и уже привык ко всяким положениям.
— Ребята, не надо, за что? — закричал он, но потом, сделав вдох и разом выдохнув, заметил, что страх внезапно рассеялся. Юный йог вошел в отрешенное состояние.
— Было бы за что — убил, — злобно заорал Буля и дико захохотал.
Рулон спокойно подумал, что он еще жив и поэтому пугается, а если бы умер, то уже бы не мучился и было бы хорошо. Увидев, что он не реагирует, хулиганы удивились и еще больше разбесились, они втащили его и стали бить. Их злобные рожи беспорядочно мелькали у Рулона перед глазами, все тело гудело от боли. Вконец озверевший Буля схватил его за горло и стал душить.
Жить страшнее? Сейчас тебе сделаю, падла! — приговаривал он.
Его огромные руки, вымазанные синими чернилами, крепко сжимали горло жертвы. Рулон вдохнул напоследок и забалдел. Оттого, что его душили, в голове все поплыло и он отключился. Очнулся он уже в грязном унитазе. Туда засунули его голову и спустили воду, чтобы освежить и привести в чувство. Увидев, что жертва ожила, хулиганы обрадовались возможности продолжить веселье.
«Жизнь – это страдание, - подумал Рул, - вот сейчас я отключился, упал в обморок и страдания исчезли. А сейчас я очнулся, и они вернулись ко мне. Бесполезно верить в жизнь, что она создана для счастья. Это самообман. Эта жизнь создана не для нашего наслаждения, она создана для страдания. Именно страдания являются результатом той жизни, которую мы ведем. Надежды, ожидания чего-то от жизни только продлевают мучения, - думал Рул, отдыхая в унитазе, - страх смерти, вмонтированный в нас природой, делает нас рабами, заставляет цепляться за самую хуевую житуху, но я не должен ее бояться, я должен искать смерти своих иллюзий».
— Рулон, я слышал, ты не куришь? Это нехорошо. Сегодня я буду учить тебя курить, — сказал Буля.
Его голос, словно издалека, доходил до сознания еще не совсем очнувшегося Рулона.
— Давайте зафотаем, как он курит, и на «доску почета» его повесим! — заорал Седой.
— Точно, давай, — подхватили другие.
Рулона повели в подъезд дома, где жил Седой. И там, сунув зажженную сигарету ему в рот, сфотографировали. А затем заставили курить. Рулон затянулся. С непривычки начала кружиться голова. Вскоре он совсем забалдел и осел на пол. Его схватили и потащили за ноги по снегу, затащили в школу, потом подволокли к учительской, там и бросили.
Рыжий пацан из хулиганов заглянул в учительскую. В тесной и душной комнате сидело несколько учителей (5—6 человек). Кто-то заполнял журнал, кто-то готовился к уроку, листая потрепанную книгу. Завуч сидела за обшарпанным столом и о чем-то нервно спорила по телефону. Очевидно, ей было плохо слышно из-за стоявшего здесь шума. Она еще больше разбесилась, когда увидела заглядывающую рожу известного хулигана. Но хулиган, оказалось, заглянул по делу, он сказал, что Рулон пьяный в школу пришел и с ним нужно разобраться. Почему он пьяный учится?
Что-то прокричав напоследок своему собеседнику, судя по общению, надоевшему мужу, завуч швырнула трубку телефона и, резко поднявшись, вышла в коридор. Увидев Рулона, она стала орать на него, но к этому времени он уже стал приходить в себя и сказал, что они наврали, что он не пил, а просто сердце что-то заболело и ему стало плохо. Увидев, что он трезвый, завуч отвязалась от него и направилась в столовую.
Рулон кое-как поплелся на следующий урок. С трудом поднявшись по лестнице на третий этаж, он ввалился в класс. Начался урок истории. Рулон кое-как пришел в себя и рассказал Марианне обо всем. Та искренне веселилась, слушая его историю. Он тоже посмеивался над своим рассказом.
— Весело! Если на все это смотреть со стороны и не жалеть себя. А главное — ведь 99 процентов страданий не физические, а психологические, — стала объяснять Марианна, — и если не обижаться, не жалеть себя, не ставить на место слабого и дурного, то жить будет веселей и лучше.
Рулон поставил себя на место Були, представил, как он повеселился бы, и ему стало тоже радостно, он негромко засмеялся.
Седоволосый препод гневно посмотрел на нарушителя дисциплины и пригрозил указкой, помахав ей в воздухе. В этот момент он как раз рассказывал о Сталине. Рулон слушал о том, с какой силой вождь коммунизма руководил массами.
«Всегда буду себя ставить на место сильного и удачливого», — мысленно сказал он сам себе.
Тут его мысли прервала Марианна.
— Значит, умирать не страшно?! — ехидно сказала она. — Ну, это ты здорово завернул. Если бы все так думали, то и рабов бы не стало, и в ГУЛАГе никто бы не сидел. Вот оно — решение всех проблем. Да, умнеешь потихоньку, поздравляю!
В этот момент в класс постучали, и вошел ученик из параллельного класса. Он держал в руках огромный портрет в резной деревянной рамке, покрытой золотистой краской. Препод указал пацану место на стене над доской среди портретов политических деятелей. Пацан проворно притащил табуретку, влез на нее и повесил на свободное место изображение нового вождя государства.
— Почему так быстро они сменяются?
— Значит, не подходят для целей космоса. Перед приходом Сталина тоже быстро менялись вожди. И теперь Черненко, Андропов, Горбачев-двурушник. Скоро еще кто-нибудь появится. Может быть, новый Сталин, только наоборот. Дай Бог, наступил бы капитализм, тогда воровать больше бы не пришлось. Можно было бы спокойно торговать, — пояснила Марианна.
— Что такое торговля? — спросил Рулон.
— Это узаконенное воровство, когда человек сам отдает тебе деньги, добровольно наебываясь, — ответила Марианна. — Я бы открыла экологически чистый бордель из резиновых баб. Есть же кукольный театр, значит, должен быть и кукольный бордель.
Рулон недоуменно посмотрел на Марианну.
— А почему кукольный? — спросил он.
— А потому, что только раньше делали все вручную, а теперь везде людей заменяют машины. Так удобнее, и к тому же такого еще не было. Значит, любопытное дурачье побежит таращиться. Как это они еще чего-то не знают? Тупые свиньи! — Марианна взяла в руки зеркальце и стала рассматривать свое миленькое личико.
— Здорово бы, чтоб ты историю вела, а не этот грымза, — сказал Рулон.
Он подумал, что тогда бы все внимательно слушали, никто бы не бесился, потому что это было бы истинное обучение.
— о, чего захотел! Тогда бы жизнь на Земле прекратилась! — засмеялась Марианна.
— Почему? — недоуменно спросил Рулон.
Его удивило, как это знание может прекратить жизнь на Земле.
— Но я бы их научила, как жить, так, что половина захотела бы сразу умереть. А остальные перестали бы рожать детей, поняли бы, как это херово для них. И жизнь бы кончилась, а это ведь не входит в планы космоса, нужно чтоб человечество своими страданиями кормило чертей. Для этого они людям дали свой разум, чтоб он мучил их. А они еще думают, что что-то могут решать, бестолково рядятся по телевизору, безмозглые свиньи!
Говоря это, Марианна злобно сверкала глазами. Ее речь была прервана прогремевшим звонком, возвестившим о конце урока. Все торопливо стали собираться, спеша поскорее покинуть школу. Выйдя на улицу, Марианна помахала ручкой Рулону, и они разошлись по домам. Дома у Рулона было пустынно и тихо. Мать ушла в гости, и ему захотелось пригласить Лену. Он позвонил ей.
— Леночка, здравствуй, никуда не спешишь?
— Нет, а что? — кокетливо спросила она. В ее голосе звучали радостные нотки.
— Тогда заходи, если желаешь, — предложил Рулон.
— Хорошо, приду, — не задумываясь, сказала она. Видимо, она уже была готова к этому вопросу и даже ждала его с нетерпением.
Рулон прошел на кухню и поел немного риса, предварительно хорошенько его посолив. Потом налил себе чай в чашечку с китайским рисунком. И в этот момент раздался звонок в дверь. Рулон несколько удивился, он не ожидал, что Лена придет так быстро.
Открыв дверь, он увидел ее, запыхавшуюся от быстрой ходьбы, с блестящими от радости глазами. Ее лицо было довольно гармоничным и миловидным, но чересчур сильно и несколько неаккуратно намазанным.
Видимо, девушка очень спешила. Рулон сделал вид, что не признал ее сперва, и она немного обиделась, что не произвела желаемого впечатления.
— Что будем делать? — спросила она, садясь в кресло с неестественной раскованностью.
— Если хочешь, послушаем религиозные передачи, — предложил Рулон, решив проверить ее реакцию.
— Ты мне их записал? — спросила она, манерничая.
Рулон утвердительно кивнул.
— Да.
— Так. Тогда я послушаю их дома, — сказала она, намереваясь перевести разговор на другую тему.
Рулон подошел к стенке и выдвинул шкаф с аудиокассетами.
— Какой ты предпочитаешь репертуар? Может быть, классику?
Лена недовольно скривила губы. Он включил что-то из современных блатных и, урезав средние частоты, чтобы музыка не мешала разговаривать, принес два бокала лимонада.
— А под градусом не найдется? — корча из себя девицу легкого поведения, спросила Лена.
«Вот оно желание казаться взрослой, - подумал Рулон, глядя на Лену, - человеку не дают быть самостоятельным, не дают свободно заниматься сексом, и подростки, чтобы доказать свою зрелость начинают подражать взрослым: пить, курить, колоться, - вот откуда берется это зло. Но, если бы детям разрешили быть самостоятельными и заниматься сексом, этого бы не было, - подумал он и спросил ее»:
— Ты что, употребляешь? — удивился
Рулон, испытующе смотря на Лену.
— А кто сейчас не пьет?
— К примеру, я и люди моего круга, — сказал Рулон.
— Ты что, спортсмен? — спросила она, удивленно вскинув бровь.
— Спорт — это мое хобби.
— А я думала, что твое хобби в дру-
гом, — сказала Лена. Она подошла к жур-
нальному столику и поставила на него недопитый бокал с лимонадом.
— В чем же?
— Ну, в этой религии, в философии
там, — она неопределенно развела руками, ибо не совсем разбиралась во всех этих вещах и могла говорить лишь абстрактно.
— Это мое откровение, — задумчиво
произнес юный мудрец. — Ты понимаешь, Лена, у всех есть своя философия.
— Да я и понятия о ней не имею, — вздохнула она и, сложив нога на ногу, откинулась на мягкую спинку, закинув голову назад.
— Это не так. На самом деле ты придерживаешься точки зрения определенных слоев современного общества, только не можешь, вернее, не знаешь, как это научно выразить, — объяснил Рулон.
— Ну и какая же у меня точка зрения? — Лена подняла голову и, приблизив лицо к Рулону, в упор посмотрела на него.
В ее взгляде был скорее не вопрос, а вызов. Рулон понял, что она думает совсем не о том, о чем говорит. Но он продолжал поддерживать начатую тему.
— Это сложный вопрос, одно только скажу тебе, что у каждого человека она субъективна по причине его индивидуальности.
Лена приблизилась к нему еще ближе, так, что Рулон отчетливо почувствовал ее дыхание.
— Какая же она у тебя?
— Это я расскажу тебе, когда мы получше узнаем друг друга, — сказал он.
— Как это получше? — заинтригованно спросила девушка. Ее глаза за-
сверкали.
— Я считаю, что человек тогда знает другого, когда ему понятен его духовный мир, его наклонности и стремления, — сказал Рулон.
— А-а, — разочарованно протянула она.
Повеяло холодком. Лена резко поднялась и с какой-то наигранной непринужденностью подошла к шкафу с книгами, без всякого интереса взяла том Гурджиева и стала торопливо листать страницы. Рулон явно почувствовал в ней недовольство и даже обиду.
— А что же ты понимаешь под Знани-
ем? — доброжелательно посмотрев на нее,
спросил он.
Лена смущенно опустила голову вниз.
Рулону очень хотелось ей рассказать, что
мать — единственный хуевый философ, который с детства завнушал ее и сделал дурой.
«Ведь кем бы ни был человек: фашистом, коммунистом, мусульманином или христианином, он, прежде всего, маминист, последователь предрассудков своей умственно отсталой мамы. И именно ее недалекие взгляды и психопатичные реакции являются основой его мировоззрения и поведения, а все остальное занимает в нем лишь небольшое место, - подумал Рул, но ничего не сказал Лене».
Он понимал, что это еще рано, и решил заняться с ней тем, чего она ждала от него, — тантрой, испробовать свою способность. Где-то в глубине Рулон осознавал, что это — оправдание похоти. Где-то в глубине он понимал, что видит сейчас в ней самку и гормон начинает управлять им. Но ум продолжал оправдывать действие гормона йогической
практикой.
Рулон подошел к ней, обнял и начал мацать. Приблизившись губами к ее уху, он
шептал какую-то ерунду о том, что она давно ему уже нравится, о том, что в ней есть нечто особенное и она не такая, как все. В общем, это были банальные слова, произносимые всеми в подобных ситуациях. Рулон хорошо знал основное правило ебни о том, что сначала нужно выебать мозги, а потом уже и тело. Для Лены же, конечно, эти слова были «самыми главными».
Лена размякла и стала податливой. Тоже обняла его и что-то бессвязно лопотала о любви.
«Слова «я тебя люблю» — это нелепый код для честных и безотказных девочек-давалок, — подумал Рулон, — которых так запрограммировала мамочка».
Они приблизились к дивану и, продолжая одаривать друг друга ласками и поцелуями, неуклюже легли на него.
Рулон стал раздевать Лену. Скоро они занялись сексом. Рулон стремился сдерживаться изо всех сил. Усилие было настолько сильным, что от напряжения на шее выступили прожилки. Кое-как у него получилось сдержаться, но тантра с Леной не шла ни в какое сравнение с тем, как это было с Мэри. Ведь сексу Лену не научила ее любимая мамочка, а это очень важная сторона жизни и искусству совокупления нужно учиться несколько лет. Из-за половой безграммотности в жизни людей возникает много страданий.
Разочарованный, Рулон стал говорить, как ему с ней хорошо. Конечно, у него получилось далеко не искренне, но возбужденная и счастливая Лена этого не замечала.
Вдруг кто-то позвонил в дверь. Рулон сидел на диване, слегка напрягшись. Какое-то странное предчувствие беспокоило его.
— Почему ты не подходишь? — наивно спросила Лена, широко раскрыв глаза. Она подошла к зеркалу и стала поправлять прическу. Помада была размазана, пришлось стереть ее носовым платком.
— Чтобы нам не мешали, — неуверенно ответил Рулон.
Тут снова позвонили, но уже как-то по-особенному. Рулон подошел, но никто ему не ответил. Теперь его беспокойство стало настолько сильным, что Лена просто не могла этого не заметить.
— Кто же это? — спросила она.
— Не знаю, мне не ответили, — сказал Рулон с какой-то неестественной безразличностью, отмахнувшись рукой.
— Но ведь ты тоже молчал. Ты что-то скрываешь от меня? — недоверчиво спросила она.
Подобная настойчивость вызвала в Рулоне раздражение, и он неосторожно обронил:
— Лена, разве ты рассказываешь свои тайны малознакомым людям?
— Ты не доверяешь мне? — в ее голосе прозвучала обида.
Рулон сразу взял под контроль свое состояние, он привлек Лену к себе и ласково глядел в ее большие и глупые глаза:
— Если бы я тебе не доверял, то никогда не пригласил бы тебя к себе.
Она сразу успокоилась и прижалась к нему, мгновенно вспыхнув какими-то сентиментальными переживаниями и мечтами. Эти мечты окутывали ее густым туманом, словно она в другом мире. И вот она уже сидит в объятиях не какого-то Рулона, а голубого принца.
«Как в сказке», — подумала она и еще крепче прижалась к нему, все больше уходя в сон. Внезапно резкий звук прервал ее приятные и опасные грезы — это был стук в дверь. Лена резко подскочила. В дверь кто-то громко постучал.
— Кто это? — испуганно прошептала она.
Грохот в дверь неумолимо нарастал. Вместе с ним нарастал и страх Рулона. Изо всех сил стараясь обрести самообладание, Рулон направился к двери.
— Может быть, мать? — растерянно прошептал Рулон, стараясь успокоить себя.
Но его предчувствие оказалось вер-
ным. На пороге появилась Марианна.
Словно сверкающий метеор, ворвалась она в квартиру, наполняя ее энергией своих бурных эмоций. Ее внезапный
приход вызвал в Рулоне гамму самых противоречивых чувств.
— Да я вижу, ты не один, мой милый, — сказала она, входя без приглашения в комнату. — Верно все твари
здесь забыли про меня. Это кто здесь
сидит? — небрежно указала ревнивица на испуганную Лену.
Несколько ошарашенный Рулон
встал у стенки, словно пытаясь спря-
таться от правосудия, коим являлась Марианна.
— Э-тт-о Ле-на, — заикаясь пролепетал он, покраснев от неудобства.
Лена удивленно глядела на Рулона, уже не узнавая в нем того романтического принца, образ которого был ей так дорог. Тем временем Марианна продолжала.
Она быстро сняла с себя черную меховую накидку и, оставшись в сверкающем золотистом топике, резким движением закинула ее на спинку кресла.
— Да, я припоминаю, что эту дуру когда-то видела в школе, — развязно произнесла Марианна. — Эй, ты, мразь! — грубо обратилась она к бедняжке. — Если я еще раз тебя увижу с моим чуваком, то от твоей грязной рожи останется кровавый отпечаток. Поняла, болотная крыса? А теперь ша отсюда!
Испепеляя взглядом свою соперницу, Марианна указала ей на дверь. Красная, вся в слезах и в соплях, так низко оскорбленная девочка выбежала из квартиры, бросив на Рулона мстительный взгляд. Она надеялась на его защиту, но он был не в силах что-либо сделать. Демоническая сила Марианны подавила все его джентльменство.
Марианна устало села в кресло, облокотившись на руку, и закинула нога на ногу. Рулон закрыл дверь и осторожно вошел в комнату. Она молчала, внося напряжение в обстановку. Он ощущал, как исходящая от нее энергия вносит смятение в его сердце.
— Так вот на кого ты меня променял, щенок? — по-змеиному прошипела она, не поднимая глаз.
Рулон стоял перед ней, как солдат перед генералом.
— Мы только поболтали. Ничего не было, — сказал он.
В нем еще была надежда на возможность оправдаться. Но Марианну невозможно было обмануть. Ее бездонные глаза пронзали Рулона насквозь, читая мысли, чувства и эмоции, словно в открытой книге. Марианна кинула на него испепеляющий взгляд.
— Молчи, предатель! — жестко произнесла она. — Ты, наверное, забыл мой гнев, но я напомню тебе.
Она резко поднялась и плавно, как дикая кошка, направилась к Рулону. Ее глаза метали молнии, голос был подобен раскатам грома. Рулон был готов на все, лишь бы избежать этого гнева.
— Нет-нет, не надо, — раздался чадовский лепет в ответ. — Прости меня, я больше не буду.
— Я предупреждала тебя, но ты не внял мне, — продолжала Марианна.
— она сама мне навязалась, — оправдывался Рулон.
— Ты до глубины души оскорбил меня. С кем же ты связался! Что нашел
в ней?
Теперь в ее голосе звучали больше вопросительные, чем обвинительные нотки. Библейский принцип, изреченный Христом, «Приниженный да возвышен будет» сработал безотказно. Марианна начала успокаиваться. Упав на колени, Рулон порывался обнять ее, но она оттолкнула его ногой.
— Уйди, ты противен, — вставая, воскликнула она.
— Но ведь ты тоже изменяешь мне, — обиженно сказал Рулон.
Он с обреченным видом сел на пол и, положив руки на колени, опустил голову. После продолжительного молчания он услышал ее голос:
— Я всегда остаюсь преданной только Богу. Я так веду себя не потому, что мне это нравится, а чтобы заработать. Я делаю на этом деньги. А эта стерва скорее бы взяла, чем чем-то пожертвовала.
— Но она была добра ко мне, — Рулон все еще делал слабые попытки, чтобы оправдаться, хотя уже понял, что Марианна, как всегда, во всем права.
— И ты это называешь добром? — между тем продолжала Марианна. — А я разве мало одаривала тебя своей лаской? Чего же тебе не хватало, скажи мне, — вкрадчиво сказала она, подходя, и уже смотрела на Рулона нежным взором.
Они замолчали, говорили их сердца. Она обняла его и притянула к себе.
— Ты должен понять, что существует иерархия. Тех, кто ниже, у тебя может быть много, но тех, кто выше, — только один. И ты должен подчиняться начальству. Ничего не делать без разрешения, иначе ты нарушаешь закон и ничего не достигнешь. Над первым начальником может быть второй, но все равно должна быть иерархия. И если это будет нужно, то я сама скажу тебе, с кем и как заняться тантрой. Обычные бабы будут тебя утягивать с пути, мой милый. Они хотят тебя склонить к семейке, поэтому, пока ты духовно не окреп, тебе лучше этим не заниматься. Только тогда, когда ты сам сможешь их вытаскивать из социального болота, ты наберешь себе много учениц и будешь социально подключать их к себе, но пока тебе еще рано об этом думать, не то ты, как твой брат Сергей, подключишься к семейке.
Рулон понимающе закивал головой.
— К тому же в купэле есть такой принцип, который называется «смотри в одну сторону» или «говори по-простецки», еби в одну сторону.
— Как это? — недоуменно спросил он.
— А очень просто. Если ты порешься со мной, то с Леной, например, у тебя может быть только дружба. Если ты порешься с ней и подобными ей по уровню тупыми телками, то со мной тебя сможет связывать только платоническая любовь. Понял закон тантрической иерархии. Давай всасывай лучше великое знание, чтоб больше не оплошаться. Сечешь?
— Да, — задумчиво произнес Рул.
Рулон начал понимать, что она права. Он ощутил, какую великую милость оказывает Марианна, обучая его, и был ей очень благодарен. В этот момент погас свет. Видимо, какая-то поломка на электростанции. Рулон зажег свечу и поставил посреди комнаты. Вдвоем они стали медитировать на пламя. В полуоткрытое окно врывался легкий теплый ветерок и пытался загасить свечу. Рулону было интересно наблюдать за тем, как происходит взаимодействие огня с воздухом: борьба и единение одновременно. Тишину и покой внезапно нарушил какой-то стук.
Кто-то постучал. Марианна сразу насторожилась и быстро заговорила.
— Твоя маман идет, Саня сигнал подал. Скорее собирайся, поедем.
— Куда? — спросил Рулон, быстро поднявшись и погасив свечу резким ударом руки, даже не коснувшись ее.
— Потом объясню, поторопись.
Марианна уже стояла у зеркала и, быстро поправив свою прическу, направилась к двери. Рулон поспешил вслед за своей повелительницей. Они выбежали на площадку, где стоял запыхавшийся Саня.
— она уже на лифте поднимается, — затараторил он, поправляя съехавшую набок коричневую кепку.
Они спустились и спрятались за мусоропровод в последний момент, когда мать выходила из лифта. Уставшая, медленной походкой, она направилась к двери. Остановившись на пороге, мать стала искать в карманах кожаного плаща ключ, открыла дверь и с грохотом захлопнула ее за собой. Все обошлось благополучно. На улице их ждал знакомый лимузин автосервиса. Рулону нравились такие автомобили, особенно черного цвета, как этот.
— Сейчас мы с тобой поедем в одно место, тебе нужно будет быть осознанным, отключать диалог, чувства и мысли. Ты должен увидеть мир так, как его видит волк. Постоянно наблюдай за собой, какие события вызывают в тебе оценки и реакции, чтобы лучше познать себя, — сказала Марианна. — Сможешь ли ты быть свидетелем и не отождествиться с происходящим во время скоморошества?
— Хорошо, я буду очень стараться, — четко и бодро ответил Рулон.
Он стал настраиваться на принятие любой ситуации, одновременно рассматривая салон лимузина. Внутри него лабал клевый музон. Сиденья автомобиля были обиты мягким черным бархатом, в ногах лежали плетеные красные коврики. Стасик — водитель в кожаной кепке — всю дорогу молчал, плотно сжав губы. Он подвез их на дискотеку. Из окон диско-зала в темноту вырывались разноцветные блики, гремела энергичная музыка.
— Сегодня я расправлюсь со Штопором. Он слишком много знает и требует с меня. Я его пригласила в кафе выпить на дармовщинку. Он стал слишком борзеть со мной, забыл свое место, пора его уже убрать, а на его место встанет Туз. С ним у меня сейчас прекрасные отношения. Будет знать, как зарываться, скотина, — злобно изрекла она.
— А зачем ты берешь меня? — спросил Рул.
— Потому что тебя никто не знает. К тому же ты опять сможешь попрактиковаться в скоморошничестве, сыграть трудную для тебя роль и попробовать не отождествиться с ней, мой милый.
— Штопор придет с дружками? — спросил Рулон, когда они поднялись по широкой лестнице и вошли в огромный дискотечный зал.
— Нет, — засмеялась Марианна. — Я намекнула ему, что хочу пригласить его к себе на ночь.
— И в чем же будет расправа?
— Потом узнаешь. Сейчас надо встретить одного мальчика. Он должен
помочь.
Она шла раскованной и свободной походкой и осматривалась по сторонам, занимаясь поиском. На дискотеке было много народа. Разнаряженная толпа бесновалась под грохот колонок и сверкание светомузыки. Марианна с Рулоном немного поразмялись.
Она своим наметанным глазом выискала среди посетителей потенциального поклонника из богатой семьи, главное — не знающего куда девать деньги. Это был темноволосый парень с внушительной мускулатурой и жестким взглядом карих глаз. На нем была дорогая кожаная куртка и черные джинсы с большим количеством железа. Незаметно оказавшись недалеко от него, Марианна бросила в его сторону два-три небрежных взгляда, обладавших вполне определенным содержанием. Этого было достаточно для того, чтобы клиент клюнул. Восхищенный красотой и яркостью Марианны, он подошел к ней и тут же был пойман в прочные сети.
Пока звезда дискотек занималась с очередным клиентом, Рулон решил расслабиться, присев неподалеку. Внезапно он заметил, что к Марианне чванливо подвалила какая-то размалеванная девица и между ними возникла перепалка. Звезда подошла к Рулону и бросила ему свою сумку, шепнув, чтобы он ждал ее у выхода.
«Видимо, пошли на разборки», — подумал он, заметив, как за ними вслед направилось еще несколько девиц, и понял, что Марианна связалась с целой компанией. Вздохнув, Рулон поплелся к выходу. «Может, выкрутится?» — успокаивал он себя, сознавая свое полное бессилие.
Вскоре вышла Марианна. Зрачки ее были расширены, грудь сильно вздымалась. Но Рулон не заметил на ней каких-нибудь заметных повреждений.
— Пошли скорей, — не дождавшись его реакции, она стала быстро удаляться от клуба. Отойдя на приличное расстояние, он задал вопрос:
— Ты убежала?
— Убегать не в моих правилах.
— Но бывают и компромиссы?
— Конечно, сейчас мы разве не смылись? — улыбнулась она.
— Как же тебе удалось справиться с этой сворой? — удивился он.
— Ты явно недооцениваешь моих возможностей, — спокойно ответила Марианна и, зайдя вперед, стала к нему спиной. Ее тело чуть колыхнулось, что-то мелькнуло в воздухе, и он ощутил легкое прикосновение к своей шее.
— Ну, как тебе Гере ваза? (атака ногой в каратэ. — Примеч. автора)
— Потрясающе, у меня так не выходит, — восхищался Рулон.
— Ты к этому особо и не стремишься. У тебя нет такой необходимости. А я постоянно нахожусь в подобных ситуациях.
— Так чего же тогда ушла? Или ты переусердствовала в обороне? — спросил Рулон.
— Всем известно, что главное мое правило — это знать свою меру, а причиной нашего ухода послужил вот этот предмет, — она положила в его руку кулончик с разорванной цепочкой. Кулончик был очень необычного вида, а цепь — широкая и тяжелая — видимо, стоила немало денег.
— Золотой? — внимательно разглядывая его, спросил Рулон.
— А ты что подумал, что твоя подруга стала бы мараться из-за простого? Только тебе не отличить подделку от ценного металла, не поглядев на пробу.
Рулон засмеялся, а потом спросил без особого любопытства:
— А чего это стерва привязалась там?
— Этот паренек оказался ее хахалем, — со злой усмешкой сказала Марианна, поправляя свои роскошные волосы.
— Так у тебя есть конкурентки? — спросил Рулон.
— Еще побольше, чем в школе.
Они вышли на широкую дорогу, где в этот час было нелюдимо. Только автомобили изредка проезжали мимо.
— За этим мальчиком мы и ходили на дискотеку? — спросил Рулон.
Марианна резко одернула за руку Рулона, увлеченного разговором и чуть было не попавшего под машину.
— Ты что? Разве подобное чадо может сделать что-нибудь путное? — Марианна пренебрежительно махнула рукой.
— Как же мы будем теперь? — продолжал интересоваться Рулон.
— Никак, — она ответила резко и в то же время игриво. — Просто вместо этого парня будешь ты.
— Что? Опять я? — удивленно воскликнул Рулон.
От такого поворота дела он даже слегка отскочил в сторону и отрицательно замотал головой.
— Да не бойся, это несложно. Просто ты спровоцируешь Штопора на драку, — Марианна заговорила вкрадчиво и ласково, успокаивая Рулона своим голосом.
— Штопора на драку? — с ужасом округлил глаза Рулон.
Теперь он остановился на месте, словно выражая свой протест.
— Перестань паясничать. Тебе ничего не придется делать. Скажешь ему пару ласковых, и дело в шляпе.
Он надулся и не отвечал ей. Марианна обняла его, словно нежный морской бриз, и ласково прошептала:
— Там будет много моих людей. Они не дадут ему ничего с тобой сделать. Тем более я буду рядом.
Размякнув, он согласился, успокоенный ее обещаниями. Хотя страх и был, но вдохновленный дискотечным примером Рулон тоже хотел сделать нечто подобное. Тем более дело намечалось серьезное, если Марианна решила покончить со своим вассалом, служащим верной дубиной в ее руках.
- Эта роль для тебя трудна, мой милый. Теперь ты будешь играть хулигана, будучи отъявленным чадосом, но тем это и ценно, что для ентого тебе нужно будет себя ломать и приложить много усилий. Всегда нужно играть ту роль, которая у тебя не получается, не входит в твой убогий репертуар, тогда ты сможешь стать господином самого себя, а сейчас ты раб своих ролей, своей трусости и закозленности. Благодари за это свою любимую мамочку. Если бы она желала тебе добра, то заставляла бы тебя быть разным, осознанно переходить из одной роли в другую, а так ты стал хлюпиком, маменькиным сынком.
Они шли еще минут десять по вечернему городу. Наконец оказались у входа в кафе. Это было современное здание с большими окнами. Марианна остановилась на минутку и осмотрела помещение через стекло.
— Вон она сидит, пьяная харя, давай войди в роль шута-петуха и попробуй хоть раз полезть в залупу на того, кто сильнее.
— ой, как это сделать? — замямлил Рулон.
— И не мякай, — оборвала она его, — давай лучше разозлись, стань жестче и собранней, тогда ты сможешь сделать это. Роли яви требуют агрессии, только ярость дает человеку новые силы, дает шанс сделать невозможное.
Рулон вспомнил все, что его обычно раздражало, и со злостью ударил кулаком в стену.
— Я сделаю это, твою мать, — жестко и решительно выпалил он.
— Таким ты мне уже больше нравишься, — ласково сказала ему Мэри, — но помни, что ты должен еще и наблюдать за собой со стороны, мой яхонтовый.
В кафе тихо играла музыка. За столиком сидел сильно охмелевший Штопор, допивая вторую бутылку водки. Марианна с Рулоном вошли в помещение, и Рулон развязно подвалил к столику, за которым сидел хулиган. На столе был беспорядок, недопитые стаканы с водкой, остатки жареной рыбы, колбасы и другой закуски создавали особый фон.
Эмма, как и было договорено, стала звонить в милицию, а Рулон подсел за их столик, бесцеремонно налил себе стакан лимонада и залпом выпил его. Затем поставил стакан на место, сильно стукнув по столу. Это было настолько непохоже на Рулона,
что Штопор, недоумевая, смотрел
окосевшим взором, словно пытаясь понять. Что-то зацепило его в Ру-
лоне.
— Какого хера ты здесь расселся? Кантуй отсюда! — важно процедил Штопор.
Рулон, разглядывая граненый
стакан, уверенным голосом, нето-
ропливо высказал несколько нелестных комплиментов на его счет.
— Посмотри на себя. Ты думаешь, кто ты есть? Пень ты на ровном месте, да еще неотесанный.
Кровь ударила в голову хулигана. Он вскочил и, резко опрокинув стол, попытался ударить Рулона. С лицом, искаженным от злобы, он направил огромный кулак в цель, но промазал, недооценив реакции Рулона. И тут же упал навзничь, на мирно сидевших людей, от приема джиу-джитсу, ловко осуществленного
Марианной.
Ослепленный яростью, Штопор начал дебоширить, но вовремя подоспевшая свита стала утихомиривать его. В это же время подоспели и вызванные милиционеры.
Рулон с Марианной выбежали через черный ход, наблюдая, как несколько фараонов помещали Штопора в черный воронок.
— Все, что не делается, все к лучшему, — сказала Мэри.
— Но при условии, если все хорошо кончается, — добавил Рулон, — возмездие получил Штопор за свое гнусное существование, коим он отравлял жизнь многих.
Рулон задумался над этим.
— А ты хорошо проявился для первого раза, — похвалила его подружка. — Теперь еще навешаешь пиздюлей всем хулиганам в школе. И тогда точно станешь суперменом.
— Да до этого мне еще далеко, — заметил Рул.
— Ничего, продолжай злиться, становись жестче и собранней. И ты сможешь то, на что раньше был не способен, — сказала она. — Злоба — это великая сила, зная это, людей учат быть добрыми, чтоб ими было легче управлять, но ты теперь понял эту тайну. Ну ладно, мне пора идти по своим делам, а ты иди по своим. Будь здоров, подлец! — шутливо бросила она и растворилась в вечернем полумраке. Он проводил ее почтительным взглядом, затем развернулся и поплелся восвояси, размышляя над происшедшим:
«Падлы, меня воспитывали овцой, говорили «будь говном, будь добрым, уступай, не борись, сдавайся», и я стал чмом. Теперь меня все избивают. Если бы я был агрессивен, умел злиться, то я бы занимал другую роль, был бы лидером, - думал Рул, бесясь на мать и всех остальных воспитателей, - все, баста, теперь я буду злиться, не буду слушать ваш бред, черти, не буду размякать от вашей сентиментальноси и хуевой заботы, - злился он, - гады, мне всю жизнь испоганили, будьте вы прокляты, сволочи, - эти мысли делали Рулона сильней, и он чувствовал, как стал преображаться в нормального человека».
Дома Рулон включил специально подобранную музыку, состоящую из песен, которые ему больше всего нравились и зажигали душу. Он стал танцевать и отдаваться Богу. Великое блаженство стало переполнять его сердце. Он продолжал активно танцевать. Через минут тридцать он вспотел, энергии стало меньше, он устал, и благодать стала утихать.
Но, прилагая волю, он протанцевал еще столько же до полного изнеможения. Затем лег на пол, расслабился и стал медитировать, чувствуя движение энергии в теле. Практикуя этот экстатический танец уже несколько лет каждый день, Рулон стал добиваться такого интенсивного состояния блаженства, что остальные развлечения, такие как телевизор, общение с бабами и компании, отошли на второй план. Они только мешали испытывать этот катарсис от слияния с Богом. «Если бы все научились этому, — подумал Рулон, — то ни водка, ни наркота, ни семейка не понадобились бы людям. Но жизнь течет по-иному, и путь счастья открыт для немногих. Водка, секс и дети делают их такими дураками, что они уже никогда не будут способны все это понять».
Эти размышления прервала мать своим занудством.
— Что же ты плохо учишься? Ничем не занимаешься? Как ты собираешься жить, кормить семью? — кричала она. — Все прыгаешь, где-то шляешься. Может, ты уже в секту попал? Тебя там сделают зомби!
— Сами вы все зомби, — ответил сын, — мозгами-то не умеете думать. Вам как внушили ерунду, так вы тупо ей и следуете. Ваша программа мне известна — институт, семья, завод, могила. Мне этого не нужно. Думаете, что если делаете как все, то, значит, правильно? Но вы — зомби, настоящие зомби. И из могилы вас не надо поднимать для этого. Вы уже умерли, а мне все это не нужно. Я не хочу ваш коммунизм строить, мне на все это наплевать.
Затем Рулон написал плакат: «БУДЬ КАК ВСЕ!»
«Девиз идиотов», — подписал он внизу. И затем записал стих, который ему пришел в контакте с Шамбалой:
К чему все эти рассужденья о коммунизме, о труде.
Не предавайся заблужденьям, подумай лучше о себе.
— Семья, семья, дети — вот что самое страшное, — вертелось у него в голове, — вот камень преткновения, вот почему матери плохо.
Коаны Дзен (PLUS)
Рулон снова был в школе, на уроке алгебры, где учили решать какие-то сложные уравнения. Марианны не было.
«Чему нас тут учат, зачем нам эта высшая математика с тремя неизвестными? Лучше бы учили, как в жизни математику проявлять. Это на доске все логично, а в жизни никто не следует логике, расчету и потом жалуются, обижаются, что у них все плохо, все на поводу у чувствишек и внушенных установок идут. Где же тут математика? Пусть лучше разберутся, как им дальше жить» — так думал Рулон о математике и проблемах людских.
На перемене его поймал Солома с дружками. Он славился своей любовью к юмору.
— Ну что, Рулон, вилкой в глаз или выебать раз? — произнес он слова приветствия. Все забалдели.
— Ни то и ни другое, — промямлил Рулон.
— Пойдем, Рулон, с бабами знакомиться. Помнишь, чему я тебя раньше научил, или вмазать по рогам?
— Помню, — Рулон знал, что если делать то, что он скажет, то Солома сильно бить не будет.
— Ну, говори свой пароль, — глумился Солома.
— Я — рахит, напуганный войной, — промямлил Рулон. Все весело забалдели. Рулон продолжил: — Голые яйца над пропастью, я — страшный сифилис, — завыл он и, приставив руки к ушам, скорчил рожу, стараясь всех напугать.
Его взяли за руки, растянули в стороны и повели вдоль длинного школьного коридора.
— Рулон, все бабы твои. Снимай пиджак, сейчас пойдем знакомиться, — сказал Солома, когда они были напротив женского туалета.
Он снял пиджак. Солома вывернул его, бросил на пол, потоптался по нему и велел надеть шиворот-навыворот. Дружки закатили Рулону штанину и в таком виде повели по школе, подводя к девкам, которые стояли группами.
«Вот классно, - думал он, - ща меня с бабами знакомиться научат, а то я все стеснялся, боялся попасть в неловкое положение, а тут меня уже опускают ниже плинтуса. Бомба, я должен победить свой дискомфорт, мне должно быть насрать, как меня оценивают люди, я просто буду общаться с ними и все. Если стесняться людей, считаться с ними, бояться оказаться плохим в их ебонутых глазах, тогда я буду беспомощен, подавлен, запуган и никогда не смогу делать то, что я хочу. Я должен быть морально раздавлен, чтобы отказаться от ебучей морали, которая сковывает меня цепями. Буду осознанно бороться со стыдом, страхом, скованностью, чтобы сломать свою клетку, тюрьму морали».
Рулону было неудобно и стыдно, но он постарался войти в отрешенное состояние и увидел снова все происходящее со стороны. Стало весело, он подошел к девкам.
— Мне не страшен триппер злой, сифилис тройной, когда презерватив со мной, — продекламировал Рулон.
Солома с друганами весело балдели. Они держались руками за живот, загибаясь от хохота. Радостное веселье продолжалось. Скоро над Рулоном стала смеяться вся школа. Он весело читал стих Пушкина, как его научили:
На кладбище ветер свищет и листочки шевелит.
Нищий снял портки и дрищет на обтесанный гранит.
Вдруг, откуда ни возьмись, в белом саване мертвец.
И сказал могильным басом: «Обосрал меня, подлец!
Кто вас носит в эту пору на могиле нашей срать?
Вот насрал какую гору, и руками не поднять!»
Нищий начал извиняться, пальцем жопу затыкать,
А мертвец давай ругаться, только листики дрожат.
Тут Рулон почувствовал себя скоморохом при царском дворе или где-нибудь на базарной площади. Он веселил народ, а сам при этом занимался растождествлением со своей ролью. Глаза всех были сфокусированы на нем. «Общество, окружающие люди навязывают нам роль, загоняют нас в нее своим мнением, своими действиями, но моя задача, — думал Рулон, — наперекор всему обществу растождествиться с тем, что обо мне думают, с тем, что со мной делают. Стать независимым от мнения дураков и играть, просто играть любое слово, действие, мысль, помня, что я в большом театре под названием ЖИЗНЬ».
Вдоль коридора выстроились почти все ученики школы. Рулона вели сквозь строй, и вся эта масса школьников веселой гурьбой следовала за этой процессией. На первом этаже школы состоялся мудрый диалог.
— Взлет или посадка? — спросил Солома.
— Нелетная погода. — сказал Рулон.
— А, знаешь, сука! Рога есть? — тогда спросил он.
— Нет, — ответил Рулон.
— Тогда набивать будем! — закричал Солома и с силой врезал Рулону по голове.
— Рога есть?
— Есть, — ответил Рулон.
— Тогда сбивать будем! — сказал Солома, снова вмазав по голове так, что искры посыпались из глаз. Так он спрашивал еще несколько раз, но Рулон не знал ответа. Он подумал: «Это хороший коан, прямо эзотерический принцип какой-то: есть качества характера — нужно
искоренять, нет — нужно развивать».
Рулона завели в туалет и облили водой из ведра с туалетной бумагой и окурками.
— Ты у нас будешь мокрой курицей! — захохотал Солома и снова повел Рулона по школе, крича «Рулон — мокрая курица!».
— Хуй сосал, селедкой пахло? — спро-
сил он.
— Не сосал, не знаю, пососешь, расска-
жешь, — ответил Рулон.
— Знаешь, падла, ответ! — сказал Солома, сильно ударив Рулона под дых. — Читай
стих! — заорал он.
Рулон начал читать, заикаясь:
Грузин в кустах ебет козла.
Какой позор для человека!
Татарин за хуй тянет пса
И усерается от смеха.
Из ресторана вышла блядь,
Ее глаза осоловели,
— Фанеру к смотру! — закричал Солома. Рулона схватили за руки, а Солома стал бить по грудянке изо всех сил. — Теперь я тебе проставлю гычу, — Рулона развернули спиной, а Солома стал бить его по спине своими здоровенными кулаками.
Кто-то притащил фломастер, и Солома на лбу у Рулона написал: «Бойтесь, бляди! Башню клинит!» — и повел по школе всем показывать.
«Хорошо, что нету пионерского галстука, а то завязали бы так, что потом разрезать бы пришлось», — он вспомнил мастеров дзен и подумал, что Солома мог бы быть одним из них.
— Что происходит? — внезапно все это увидела завуч и спросила с явным намерением кого-нибудь наказать.
— Мы играем, — сказал Рулон.
— Да вот он в индейца нарядился, — сказал Солома. — Скажите ему, чтобы он так в школе больше не делал.
Завуч стала орать и велела смыть Рулону эту надпись со лба. Ему не было жаль себя. Увидев надпись в зеркале, он весело рассмеялся.
«Моя личность не больше, чем это отражение в кривом зеркале людских мнений обо мне. Но мне забить на все это, я тот, кто смотрит, смотрит на это кривое отражение. Я не оно, я не должен отождествляться с ним. Когда я смогу это сделать, то я уже начну играть роли так, чтоб создавать о себе любое нужное мне мнение, — подумал он и скривил страшную рожу, глядя на себя в зеркало. — Вот так я буду делать все это... Жизнь — это просто цирк, но люди слишком серьезно относятся к себе, к мнению о них. И так они становятся рабами чужих мнений. Живут не так, как им хочется, а так, чтоб о них хорошо думали. Зомби тупые, фанатики. Многие сегодня подумали, что я тронулся, значит, смогу пенсию в дурдоме получать, — подумал он, глупо улыбаясь. — Во всем есть и хорошая сторона. Не бывает худа без добра».
По пути домой он встретил Марианну. Вспомнив утренний разговор с матерью, он рассказал ей его.
— Марианна, я пытался объяснить матери Истину, но встретил сопротивление, она говорит, что меня зомбируют, хотя сама настоящая зомби.
— она даже не понимает, какие все люди зомби сами по себе. Это просто смешно думать, что их могут специально зомбировать в каких-то сектах. Они и без зомбирования уже полные зомби. Понимаешь? Я узнала, что зомби делают несколькими способами. Один из них, когда человеку дают специальный порошок, после которого кладут его в гроб, а потом обратно вынимают, и он становится зомби. Другой способ, более распространенный на Востоке, когда на голову подвергавшемуся зомбированию одевали сырую верблюжью шкуру или желудок верблюда. Шкура постепенно высыхала, и человек испытывал неимоверные муки. Волосы врастали в шкуру. Через некоторое время психика такого человека полностью нарушалась, и он становился зомби. Много других способов существует. А у человека его «социальные программы», как этот мокрый верблюжий желудок, начинают постепенно высыхать. Например, ребенку говорят: «Ты будешь иметь семью». Ребенок: «Нет, я не буду ее иметь», т.е. ребенок нормально реагирует. Он всю эту глупость отвергает. А когда он становится постарше, то верблюжья шкура начинает высыхать и сильно сдавливает ему голову. Вот тогда начинаются адские боли. И примерно к 40 годам жизни он становится полным зомби, который тупо идет, ничего не соображая. Ему даже уже говорить что-то бесполезно. Потому что он духовно мертв. Шкура полностью высохла, волосы в мозги проросли, и вместо мозгов у него теперь там волосы.
— У Лескова есть такой рассказ, мне бабка рассказывала, как таких зомби делают, а потом разрезают пятки, и туда волосы вставляют, чтобы они не сбежали, — добавил Рулон.
— Но обычному человеку ничего не надо делать, чтобы он не сбежал. Просто ему надо внушить, что он уже свободен, и он никуда не сбежит. Он будет умирать за Родину, за Сталина. Это раньше людям что-то вставляли, одевали верблюжью шкуру, заковывали в цепи на галерах к веслам. А потом проще. Им просто внушили, что надо строить коммунизм, и уже не нужно к веслам на галерах приковывать. Они и так будут сидеть, пока не сработаются до костей.
— Есть такая поговорка: «Дураку с три короба наврешь и можешь делать с ним, что хочешь», — добавил Рулон.
— Мы с тобой даже делали попытки на опыте показать людям их глупость, и все равно они не понимают. Вспомни скоморошество на дне рождения. Это получается потому, что глубоко что-то им в мозги вклинилось, и уже жизненный опыт не помогает.
— Марианна, ты часто говоришь о глупостях людей, а они все равно не понимают.
— Ум для многих людей оказался роскошью, ненужной роскошью. А действительно, зачем он нужен обычному человеку? Если бы у всех был ум, то уже люди не существовали бы. Люди перестали бы размножаться. Все бы стали хорошо жить. У каждого человека было бы по огромному городу. И в этот город мы бы набрали китайцев работать, потому что они слишком сильно размножились. И каждый бы управлял целыми ордами китайцев, которых бы селили в этих городах. Но вскоре китайцы, если бы у них был ум, все бы поняли. Людей бы на Земле становилось все меньше. И такие цивилизации не могли бы существовать из умных людей. Поэтому, если бы люди были с умом, то они бы не рождались. И хотя существует линия ума на руке, но это не тот ум. Просто эти линии говорят о том, насколько может быть человек удачлив в глупости. Люди начинают завидовать Пугачевой, Кобзону, другим, потому что они быстрее могут осуществить глупость. Но никто почему-то не завидует йогу, который сидит в пещере. Он там очень спокойно живет. А люди говорят: «Ну как же. Он же не может там глупость осуществить, значит, мы не будем ему завидовать».
— Да, Марианна, я и не предполагал, что глупость правит умом, — мечтательно произнес Рулон.
— Не бойся совершать усилия. Гурджиев говорил, что человек должен очень много страдать, чтобы что-то понять. Поэтому мы не должны избегать страдания. Мы должны идти навстречу страданиям, может быть, воображаемым страданиям. Только мы не должны себя жалеть во время страдания.
— Марианна, а в чем разница между обычными страданиями и принимаемыми?
— Жалость во время страдания размягчает наше поле, и тогда оно идет нам не впрок. Лучше становись жестче, злее, сожми поле — и это будет впрок. Это поможет не фантазировать, а реально видеть мир. Некоторые любят себя помучить воображаемыми страданиями, чтоб заполнить ими внутреннюю пустоту. Но я буду заполнять ее божественным и не буду мучить себя.
— Марианна, сказали, что животные, собака, например, когда боится, начинает рычать и лаять.
— Вот. Так и ты можешь попробовать рычать, чтоб научиться быть активным и злым, как они, и не жалеть себя, не плакать.
Рулон вспомнил, как его втолкнули в женский туалет. Он долго вырывался оттуда, пока у него не возникла мысль: «Что же я делаю? Все это просто представления ума». Затем спокойно сел на ведро, которое стояло под раковиной. И стал медитировать под шум журчащей в бачках воды. Мимо проходили девчонки. Смеялись, стыдили его. Но ему было все равно. Он остановил внутреннее мышление и расфиксированным взором смотрел на них как на цветоформы, которые проходили мимо. Их слова он слышал, как звуки разного тембра и громкости.
Его медитацию прервала уборщица, выгнавшая с этого удобного места.
Сначала Рулону было страшно идти в школу, но так как он все больше использовал школу для духовной практики, то со все большей радостью посещал этот «клондайк знаний истины».
Проходить через все эти страдания становилось все более интересно. К сожалению, без подобных ситуаций развитие идет медленно. Эти ситуации ускоряют во много раз продвижение, если они пройдены достойно, с культивацией, во время их истинного состояния.
***
И вот 10 лет школы помогли достичь высоких результатов в процессе Просветления. Рулон ходил по школе, его лицо всегда было растянуто в глупой улыбке. Его прозвали Человек, который смеется. И он научился смеяться над собой и не бояться быть дураком. Поэтому и другим тоже было весело с ним. Его за это звали
«любимец публики — Рулон».
— Ты не болей, Рулон, — говорили они
ему, — а то нам без тебя будет скучно.
— Я уже закаляюсь, — отвечал, бывало, он им.
У Рулона была особая ручка, которую он грыз и заплавлял спичками. Под конец она превратилась во что-то невообразимое. И
когда Рулон ее терял, ее заботливо возвращали, мол, продолжай писать этой ручкой. Такой же был у него дневник, весь в разных
надписях и рисунках с двойками, проставленными до конца года.
***
Теплым утром Рулон шел по улице. Дневное светило обдавало его теплотой своих лучей. На душе было хорошо. Сердце переполнялось высшей любовью ко всему необъятному миру и не питало пристрастий к отдельным предметам. Разум был чист, а мысль сильна и свободна.
Подходя к остановке, он заметил стоящую там Лену, которая после того происшествия больше не встречалась с ним. Рулон размышлял, подойдет она или нет. Конечно, ему от нее не светило, но она нуждается в его поддержке, и к тому же нельзя оставлять человека в таком недоброжелательном настрое к себе.
— Здравствуй, Ленок, — подойдя, обратился он к ней, как будто ничего не происходило. Она поздоровалась, даже не повернувшись.
— Чего же это ты ко мне не заходишь? — ласково произнес Рулон.
— Как же, зайдешь теперь к тебе?
— Ах да, этот дурацкий случай, — будто бы только вспомнив о нем, вздохнул он и почувствовал, как в сердце Лены затеплилась радость, хотя ее лицо оставалось холодным. Она не умела так быстро менять настрой, как Марианна, и следовала шаблонам, что только усложняло ее жизнь.
— А ты сегодня великолепно выглядишь, — сделал он ей комплимент. Лена улыбнулась, но не ответила.
— До скорой встречи, — дружелюбно сказал он и, подмигнув, сел в подошедший транспорт. Рулон не хотел восстанавливать прежних отношений. Целью было снять ненужную неприязнь и обиду с ее души, что и было исполнено. Он еще раз вспомнил про свою еблю с Леной и осознал, что она опустошала его. После майтхуны с ней он ощутил себя высосанным, как выжатый лимон. После секса с Марианной он чувствовал, как будто начал парить. Такая была в теле легкость и наполненность. «Да, надо искать сильных, нормальных партнеров, которые тебе могут что-то дать, а не разменивать себя на всякое дерьмо. Как хорошо, что Мэри вовремя образумила меня. Ведь она ведет меня к знанию, а эта чмошница поведет меня в болото семьи», — подумал он.
Сев в автобус, Рулон отвернулся к окну, закрыл глаза и отключился. Но сердце чувствовало все окружающее. Внезапно появилось беспокойство. Он повернулся и увидел контролера, бывшего еще далеко.
«Эмоциональный центр вовремя подсказал мне об опасности. Интуиция, предвиденье, ясновиденье – это функции эмоционального центра и, если я буду больше доверять ощущениям сердца, меньше дурачить себя умом, то разовью в себе настоящее ясновиденье, а подобные мелкие ситуации помогают моему развитию. Если настроиться, то легко можно ощутить, где опасность, где благо.
Придется компостировать абонементы», — подумал закоренелый заяц и почувствовал, что сзади тоже кто-то волнуется. Посмотрев, он увидел парнишку. Видимо, тоже безбилетника, нервно шарившего по карманам. На его лице отражались растерянность и испуг. «Конечно, проверка — вещь неприятная, но волноваться тут ни к чему. К жизни всегда нужно относиться, как к игре», — подумал он и, улучив момент, прокомпостировал два билета.
— Друг мой, успокойся, — сказал он, протягивая парнишке билет, — если нарушаешь правила, будь предусмотрителен.
Пацан, удивленно глядя на него, нерешительно взял билет.
— Спасибо, — пролепетал он, подавая копейки.
— Не за что. Так должен поступать каждый, ведь люди должны выручать друг друга, не так ли?
Сегодня у него было благодушное настроение, появившееся в результате долгой концентрации внимания на идеале абсолютной любви. Ему вспомнился один случай, происшедший в таком чудном настрое.
Вечером, идя по городу, Рулон увидел трех парней, пристающих к девушке. Вокруг никого не было, и они нагло бесчинствовали. Находясь в хорошем расположении духа, ему захотелось помочь ей. И теперь он решил испробовать свои знания по астропланетарному каратэ, посмотреть, сумеет ли он аннигилировать их агрессивное поле своим намерением. Он вспомнил Мэри и подключился к ней. И, войдя в ее образ, стал культивировать сильное желание, чтоб бедняжку оставили в покое, подкрепляя его выбросом энергии из тела и глаз. Подойдя поближе, Рулон встал и в упор смотрел на развертывающиеся события. Как ни странно, но страха не было. Только всепоглощающий нравственный порыв овладел его существом. Сперва он оставался незамеченным, но вскоре притеснители начали как-то неуклюже и сбивчиво действовать. Наконец, они обратили на Рулона внимание.
Огромная добронамеренность подавила их разнузданное хамство. Один что-то сказал в его адрес, и два других тоже отвлеклись от своего занятия. Рулону удалось перетянуть их внимание. Девушка была оставлена в покое и могла идти. Но в Рулоне она увидела некоего благородного рыцаря, вступившегося за ее честь. Ее неприязнь и страх сменились любопытством. В иллюзиях она рисовала желанные картины его самоотверженности и своей любви.
Парни начали говорить угрожающе. Но Рулон молчал и смотрел на них, выражая твердость и спокойствие. Они хотели, чтобы он начал реагировать, отвечать им, дабы стать понятным и не дать им повода для нападения. Невозмутимость Рулона смущала хулиганов. В их голосах появились нетвердые нотки.
Пацаны стали говорить что-то оскорбительное, чтобы унизить его и возвыситься в своих глазах. Необходимо было действовать.
Медленно и решительно, как тигр готовый к прыжку, Рулон стал приближаться. Они невольно отпрянули и остановились в замешательстве. Рулон тоже остановился, пристально глядя на них.
Девушка с интересом наблюдала за этим энергетическим поединком. Ей было невдомек, что стоило только появиться испугу или корысти, и все будет кончено. Силы зла возьмут верх, и в них проснется агрессия. Один, стараясь быть развязным, неуверенно направился к Рулону. Предательски начала пробуждаться тревога. Он понял, что если немедленно не начнет действовать, то потерпит поражение. К чистой духовной борьбе способности еще не было. Нужно было шокировать их, поразить чем-то и в то же время стрессировать, напугать, чтоб посеять в них панику и неуверенность, сбить натиск их агрессии в его адрес. Он открылся и позволил силе действовать через него. Сделав решительный шаг вперед, застывший хулиган вздрогнул. Рулон исполнил удар в прыжке по близстоящему столбу. Все были ошарашены, на их лицах выражалось смятение. Он властно произнес:
— Если еще повторится подобное, меч смерти отомстит вам. В его словах была какая-то зловещая тайна, нечто необычное, не входившее в круг понятий этих людей. Они были подавлены, но по инерции пытались что-то из себя строить.
Рулону хотелось продолжать это, и, взяв девушку за руку, он увлек ее за собой. Она покорно шла. Парни еще что-то выкрикивали, но никто не посмел задержать их. Отойдя на безопасное расстояние, он остановил молчавшую от восторга девушку.
— Извини, но я очень спешу.
— Куда же? — взволнованно спросила она.
Мечтам ее не суждено было сбыться, но Рулону не хотелось сильно разочаровывать ее. Надо было сказать что-то отталкивающее, но в то же время заставившее задуматься над жизнью.
— В секту, — быстро ответил он.
— Это в каратэ?
— Я баптист, — спокойно прозвучал ответ.
— Баптист? — удивленно переспросила она.
— Прощай, мне пора.
Повернувшись, Рулон быстро зашагал, провожаемый недоумевающим взглядом. Моральный долг был выполнен без образования ненужных плодов деяний, которые могли отяготить карму. Он знал, что нельзя привносить корысть и создавать плоды, последствия своего магического акта, иначе сила могла оставить его. Это было просто демонстрацией его искусства, просто практикой, которую он должен был воспринять без гордости, радости победы и стяжания ее плодов.
Он сел в автобус, хотя проехать ему нужно было совсем немного, но так как ничего в этой жизни не происходит случайно, он стал наблюдать. Внутреннее чутье сразу же подсказало ему прокомпостировать абонементный талон. Через одну остановку в автобус вошли две моложавого вида женщины с блокнотиками в руках и начали проверять билеты. Одна — с передней площадки, другая — с задней. Им удалось поймать пару безбилетников.
Один откупился, а другого оставили кататься по маршруту.
Рулону не было их жаль. Они получили по заслугам за несоблюдение закона. Конечно, не езды в городском транспорте, а существования в этом мире. Помогать всем он не собирался. Каждому должна помогать его голова, а кто не умеет шевелить извилинами, всегда попадет впросак, хотя бы соблюди он все бумажные правила. Работая зайцем-безбилетником, он наблюдал за собой во время всей поездки и отслеживал, какие ощущения в его теле проявляются перед появлением контролеров, и наблюдая за своими чувствами, он научился предвидеть их появление. Такие предчувствия нам постоянно дает наше тело. Но мы глухи к ним. Будь мы внимательней, то могли бы получить от него ответы на многие вопросы. Оно бы сказало нам, где опасность и где ее нет, где нас ждет успех и где неудача. Для этого нужно, думая о чем-то, прислушиваться к своим ощущениям и замечать их изменение. И с опытом придет понимание языка тела. «Что же оно сообщает нам тем или иным образом, о чем предупреждает оно нас?» — думал Рулон по дороге.
***
В чем нужно помогать людям, так это в осознании своих ошибок, и главное — необходимо учить их истинным законам, на коих зиждется наше бытие.
Подлинные изменения в человеке не могут произойти только лишь под воздействием умозрительного знания, вычитанного из книг.
Должны измениться его оценки, реакции, эмоции, весь образ жизни и восприятия. И для этого нужна практика, без которой изменение невозможно так же, как построение дома без рабочих и кирпичей.
Рулон с каждым годом все более и более вел правильный образ жизни не из фанатизма, а потому, что он давал ему состояние наполненности, здоровья и счастья.
Он стал внутренне ощущать, что ему полезно делать для своего развития, а что нет. И хотя это состояние возникало еще не часто, он с радостью улавливал его и старался запомнить этот источник и закрепить на как можно большее время. Отказался от вредных и «иньских» продуктов, таких как картошка и жидкий суп, старался питаться одним рисом с вкусовыми добавками. Каждый день он умудрялся из одного риса приготовить новое блюдо.
Все в этом мире делится на две части: на женское и мужское, черное и белое. И одна из этих частей слабая, другая — сильная. Сильную часть развивают в себе сильные мира сего. Слабую — все остальное большинство, слепо подчиняющееся идиотским законам, написанным сильными. Слабым закрепляют слабые программы, сильным — сильные. Слабым может быть действие, эмоция, продукт питания. Поэтому Рулон в каждом моменте своей жизни стремился отследить сильную часть, и особенно внимательно он относился к своему питанию.
Он давно уже забыл, когда с удовольствием обжирался вредной пищей. Мысль о четырех ногах под одеялом ничего не вызывала у него. Красивая одежда, телевизор, прочая суета давно наскучили ему. Былая алчность к деньгам постепенно затухала, и хотя он иногда по привычке и прокручивал небольшие операции, но плоды их оставляли его равнодушным.
Конечно, он еще не был оторван от мира прославленных форм: интересная книга или какой-нибудь шедевр звукозаписи ненадолго увлекали его воображение, но только тогда, когда это совпадало с его неудержимым стремлением к развитию.
Бывало, конечно, что красивая безделушка или лестная похвала захватывали его воображение, но после этого появлялось какое-то чувство гадливости, никчемности всех этих соблазнов.
К Марианне его тянуло нечто иное. Общение с ней давало ему жгучее чувство, испытываемое в школе, в своем кошмарном прошлом, запечатлевшемся в памяти, как яркое сновидение, где кипела жизнь и борьба за существование.
Да, ощущения борьбы манили его, но притягательность ее была не в самом акте, а в тех острых переживаниях, которые она вызывала, кидая его существование в иной мир, полный приключений и тайн, чарующих своей не наигранной правдой.
Если можно так сказать, это какая-то своеобразная романтика. Но нет, ее героем ему быть не хотелось. Он желал созерцать, оставаясь в стороне от дела. Но ощущать его, входить в это пьянящее чувство стресса, когда, придя домой, с содроганием вспоминаешь, что с тобой было. Как после удивительного сна просыпаешься в повседневной будничности. Эти иллюзии еще притягивали.
Он понимал их подлинный смысл, зная все закономерности развертывающихся событий, видя роли соучастников представления, в котором ему приходилось быть актером, порой опускаясь до самых низов скотства этой Божественной драмы.
Но отрадно было вдвойне, когда после всей грязи, выплеснувшейся в твою душу, начиналось воскресение к светлому счастью истины. Тогда Рулон ясно осознавал верность наставлений Марианны, дававших не уходящее блаженство осуществляющим их.
Становилось просто больно и обидно за людей, которые в своем невежестве жаждут насладиться этой мерзостью, рвутся к ней, восхваляя ее, придумывая предлоги, чтобы задушить в себе позывы, зовущие к правде, свету и высшему благу. И оно даже недоступно воображению тех, кто закостенел в своей приверженности к сладким плодам этого мира.
Становится подлинно ясным весь обман приходящих чувств и ложных радостей, сменяемых болезненной скорбью.
Голубой король (PLUS)
Поздно придя в школу, когда уже начался первый урок, Рулон прошелся по тихим коридорам, пахнущим свежей краской, известкой и дустом, и подошел к двери класса, где должен был идти урок биологии. Он заглянул в класс. Биолог что-то выкрикивал. Ученики ерзали и шумели. Появление Рулона усилило беспокойство в классе.
— Рулон, заходи!
— Здорово, Руля! — раздались радостные крики.
— Сколько ты еще будешь опаздывать! — заорал биолог. — Быстро садись, подлец!
Рулон зашел и сел на свое место. Марианны, как всегда, не было. В это время в школе она появлялась крайне редко. Рулон решил, что начнет медитировать или нарисует на парте голую жопу.
Но, увидев, что на столе лежит учебник, решил его полистать. Он увидел картинку, изображающую мозг, и стал ее разглядывать и читать параграф о строении мозга. Сперва он пытался читать осознанно, т.е. одновременно ощущая тело, дыхание, концентрируясь в межбровье, да еще краем глаза видеть, что происходит в классе. Но скоро он зачитался, забыл о своем намерении и выпал из реальности.
В книге он вычитал о том, что в мозге есть центры удовольствия и центры страдания. И его осенила мысль. Ведь человек всю свою жизнь ищет способ щекотать центр удовольствия и боится, чтоб не включился центр страдания. И на этом его ловят, начинают программировать с детства. Когда он делает то, что нужно родителям, то они его гладят по голове, дают конфетку, т.е. связывают какие-либо свои дурацкие установки с центром удовольствия. Формируют у ребенка условный рефлекс, как у собаки Павлова. А когда он делает что-то не то, что им нужно, бьют, ругают, т.е. связывают у него в мозгах эти действия с центром страдания, называя все это воспитанностью, совестью и прочими словами. Но на самом деле они растят зомби, всего сотканного из подобных условных рефлексов.
Размышления Рулона прервал биолог, который треснул его по башке указкой, крича, чтоб он немедленно отвечал. Немного ошеломленный, Рулон встал и не знал, что сказать.
— Сегодня ты получишь кол, раз ты ни хрена не знаешь, — закончил он свою тираду.
Рулон сел на стул и сразу подскочил, закричав от боли, так как, пока он стоял, ему успели заботливо наложить кнопок и иголок под зад.
Биолог снова стал орать на него. Рулон стряхнул кнопки, сел и подумал: «Как все-таки опасно быть неосознанным и терять бдительность».
Сев за парту, он снова стал листать книгу. Он вычитал, что железы у людей выделяют различные вещества и от этого люди бывают тощими, толстыми и т.д. Рулон подумал, что не только физическое тело, но и психика также зависит от этих веществ. Чуть больше одного вещества — человек будет бабником, чуть меньше — и он станет фригидным. Что от этих веществ зависит активность и пассивность, ум и глупость. Наверное, если вещества как-то гармонично выделяются, то и человек будет счастлив и удачлив, если нет, то будет у него все не удаваться. От размышлений его отвлек дикий смех класса. Рулон поднял голову и увидел, что биолог объясняет что-то про половые органы и размножение. Увидев, что ученики не могут спокойно воспринимать эту тему, биолог решил закруглиться.
— А остальное вы прочтете дома по учебнику.
На этом урок закончился. Рулон сунул учебник за штаны, так как портфель он не носил, решив, что почитает его еще на следующем уроке.
Но следующим уроком оказалась физкультура. Рулон дождался, когда начнется урок, затем зашел в раздевалку и, убедившись, что все уже переоделись и ушли на занятие в спортзал, сел на лавку и стал снова читать книгу. Но он забыл, что самое трудное в школе — это чему-то учиться. Внезапно в раздевалку завалил Буля с корешами. Увидев Рулона, они очень обрадовались.
— А ты что здесь делаешь? — спросил Буля.
— Да у меня нет формы, и меня не пускают на занятия, — испуганно ответил Рулон.
Кореша захохотали.
— Давайте, на хрен, обрядим этого хуя моржового в девчачье, — предложил Буля.
Кореша радостно забалдели. Гнилой притащил из девчачьей раздевалки какие-то тряпки и стал примерять их на Рулона.
— А ну, одевай, хуесос, — заорал Гнилой и дал Рулону по морде.
Рулон нерешительно стал надевать на себя юбку.
— Давай, давай, педераст! — кричал Буля.
Они обрядили его в женскую форму, белые носочки и вытолкнули в спортзал. Увидев его, пацаны весело забалдели.
— Ты что вырядился? А ну-ка, быстро приведи себя в порядок, назидательно сказала физручка.
— У меня нет спортивного костюма, — ответил Рулон.
И класс снова залился хохотом. Наконец физручка его выгнала в раздевалку и сказала, чтоб он не приходил на урок. Получив еще пару пиздюлей от Були, Рулон переоделся и, выйдя из раздевалки, направился к своему логову, спрятавшись под лестницу, продолжил чтение.
В книжке было написано, что разные части мозга отвечают за разные функции человека. Рулон подумал, что все ведь находится в башке человека, а на самом деле неизвестно, какова наша жизнь. «Например, почему я считаю мать своей матерью? Это просто внушение, которое связывает образ этой женщины с понятием «мать». Но это просто ассоциативные связи. Точно так же людям внушали, что Сталин их отец, и они умирали за него, как мухи. Дурачье, черти! Нет, теперь меня никто уже не обманет. Все восприятие мира порождено мозгом. Может и, вообще весь мир не больше чем сон. Ведь во сне всякая чушь кажется реальностью. Почему же мы так уверены, что то, что мы видим наяву, не является такой же чушью?»
Рулону показалось, что перед ним открывается какая-то великая тайна. Ему захотелось поделиться этим знанием с Марианной. Он встал и пошел к ней, пребывая в своих размышлениях.
Выйдя на улицу, он вдруг ощутил, как его щеку ожег удар. Это местное хулиганье стало обстреливать его снежками. Еще один снежок больно ударил его по носу так, что потекла кровь. Это быстро привело Рулона в реальное состояние. Он стал ловко уворачиваться от обстрела. Видя, что они не могут в него попасть, хулиганы направились к нему.
— Ну что, — сказал Цурик, — научился уворачиваться, сука, еблом-то не щелкай, паскуда, — и засунул Рулону снежок за шиворот, и стал хлопать его по спине, чтоб снег лучше обжигал тело своим холодом.
Рулон хотел вырваться, но он подставил ему подножку и толкнул мордой в сугроб. Вылезая из снега, Рулон очень кстати вспомнил стихотворение:
Все глаза и уши залепил мне снег.
Мне в сугробе горе, а ребятам — смех.
Рулон сделал вид, что никак не может подняться, и пока хулиганы хохотали над ним, резко вскочил и побежал под дружный смех и ругательства пацанов.
Прикладывая снег к разбитому носу, он подумал: «Лучше бы я был бдительным и не размышлял, иллюзорен мир или нет. Тогда бы всего этого не произошло. Мысли ведь тоже иллюзорны. Только наблюдение единственно реально. Только наблюдатель есть и во сне, и в бодрствовании. Значит, нужно, чтобы он не засыпал в мыслях и прочих отождествлениях». Думая так, он добрался до Марианны и позвонил в знакомую дверь. Долго ему пришлось ждать. Наконец дверь открылась, Марианна окинула его безразличным взглядом.
— А, это ты, свинья. Ну, сегодня мне некогда, — и закрыла дверь.
Рулон заскулил в замочную скважину.
— Меня Буля в женское платье наряжал. Я хотел это тебе рассказать.
Но ответа не последовало. Рулон спустился вниз по лестнице и вышел во двор. Вдруг он услышал окрик Марианны.
— Эй! Говно, иди сюда!
Рулон поднял голову и увидел ее в открытом окне, она звала его. Со всех ног он побежал к ней обратно. Подойдя к двери, он позвонил. Но ему никто не открывал. Он подождал еще минут десять. В его душе стала возникать обида, но он делал глубокие вдохи и старался не допустить ее.
Рулон уже решил идти, но подумал: «Она позвала меня, значит, я должен быть здесь. Пока мое терпение не кончится, я буду сидеть под дверью». Он достал злосчастный учебник, за который ему так сегодня досталось, и снова стал его читать.
В книге было написано, что крысам в башку
вставляли электроды в центр удовольствия и страдания. И крысы блаженствовали или мучились.
Одну крысу научили нажимать рычаг, в зависимости от которого импульсы шли в центр удовольствия, и она нажимала его до такой степени, пока не сдохла. Этот случай сильно напомнил ему историю наркоманов.
Он понял, что удовольствие — небезобидная
вещь, что за любое удовольствие нужно платить,
прежде всего своей энергией. И если это вредное удовольствие, то и здоровьем. Что никакого вечно-
го счастьица не может быть, так как количество
энергии у человека ограничено. А могут быть только временные удовольствия, сила которых впрямую зависит от молодости восприятия и здоровья. Прошло несколько часов. Внезапно открылся лифт, и на площадке появилась разодетая дама лет тридцати. Она была вульгарно намазана. Как только она увидела Рулона, то стала сразу кокетничать.
— Прекрасный мальчик, не подвинешься ли ты, чтобы я смогла подойти к двери, — сказала она каким-то фальшивым голосом.
Рулон отодвинулся, и она позвонила в дверь,
которая Рулону сегодня не открывалась. Марианна сразу открыла и впустила гостью. Увидев, что Рулон до сих пор сидит у двери, она глумливо улыбнулась.
— Ну что, пес, дождался? Тогда заходи, но только на четвереньках, понял?
Рулон встал на четвереньки, взял в зубы книгу и заполз в дверь. Гостья охнула и фальшиво рассмеялась.
— Дак, это твой? — удивленно спросила она.
— Ну ты ж видишь, это моя собака. Рулон, голос! — властно крикнула Марианна.
Рулон выронил учебник из зубов и звонко залаял.
— Какой ужас! Прекрасный мальчик, и так себя ведет, — выразила дама свой поддельный страх и всплеснула руками.
— Рулон, фас! — приказала хозяйка.
Ее «пес» зарычал и сделал вид, что собирается укусить гостью. Дама отпрыгнула в неискреннем испуге и завизжала.
— Ну что, скоморох, научился? — презрительно сказала хозяйка.
С пренебрежением отвернувшись, она провела гостью в комнату, велев Рулону подождать на кухне. Он зашел туда, сел на стул и налил себе крепкого чаю, медитируя на том, как пар поднимается вверх над чайником. Через несколько минут Марианна появилась уже в другом настроении. Она подошла и села к нему на колени, обняла его и ласково погладила по голове.
— Ты не очень устал сидеть в коридоре,
милый?
— Да нет, — ответил он, обнимая ее за талию, — я читал книгу. Он рассказал ей все, что с ним произошло за день.
Марианна весело хохотала и болтала ногами, продолжая обнимать и ласкать его, подливая ему горячего чаю.
— Да, теперь ты, надеюсь, понял, дорогой, — вкрадчиво прошептала она, — что одного понимания недостаточно. Нужна воля, чтоб управлять своим мозгом и теми иллюзиями, которые он создает. Значит, ты подумал, что все иллюзия. Интересно. А знаешь, что сейчас ты будешь делать?
— Нет, — сказал Рулон.
— Ты будешь заниматься сексом с Ольгой.
— С этой бабой? — поморщившись, переспросил Рулон. — Нет, я не хочу!
Марианна мгновенно вскочила на ноги и властно закричала:
— Я тебе приказываю это делать. Ты понял?
— Ну, если это нужно, я сделаю, — уже смиренно ответил Рулон и опустил голову.
— отвечай, как солдат, сука! — жестко выкрикнула она.
Рулон вскочил, встал навытяжку.
— Есть! Будет сделано! — браво, как солдат, отрапортовал он.
— Исполнять! — крикнула Марианна, вытянув руку в повелительном жесте.
И Рулон зашагал в комнату к Ольге. Рулон прошел и сел с ней рядом на диван. Марианна зашла следом, задвигая плотные шторы.
— Ну что, голубки, начинайте веселье.
— ох, уже, — жеманно произнесла Ольга, прижимаясь к Рулону.
Марианна вышла, и он начал нехотя гладить и раздевать ее. Она ему казалась какой-то неприятной. Ольга стала ласкаться к нему, все время повторяя: «Прекрасный мальчик, прекрасный мальчик». Рулон почти раздел ее и хотел на нее взгромоздиться, как вдруг обнаружил у нее между ног здоровый хер. Ошеломленный и переполненный отвращением, он вскочил и выбежал из комнаты.
— Это же педераст!? — закричал он, подбегая к Марианне. Она, увидев его взбудораженный вид и выпученные глаза, громко расхохоталась.
— Ну вот, видишь, как помогла тебе бдительность, — съязвила она, — даже хер в говне не запачкал.
Рулон продолжал быть возбужденным и нервно ходил из угла в угол абсолютно голый.
— Ну что ж ты не поймешь, что все иллюзия, — продолжала издеваться над ним Марианна, — бесштанный придурок, иди оденься и не тряси своим хуем, — скомандовала она.
Рулон не хотел снова туда заходить.
— Там же этот, Оля, — сказал он раздраженно.
— Ну и что! Помнишь, ты рассказывал о Содоме и Гоморре. Ты ведь сказал, что все это нормально. Иди, расскажешь об этом Оле, — глумясь, сказала она.
— Я? — опешил Рулон. — Да, я говорил, но это просто теоретически.
— Ах ты, паскуда, книжечек начитался, а сам-то все мне на уши свою лапшу навешивал! А ну, иди рассказывай, чморофос вонючий, быстро! — властно крикнула она.
Рулон уже стал понемногу справляться с собой и направился вместе с Марианной в комнату, где ждал их немного помятый, но уже одетый Оля. Марианна грациозно расположилась в кресле, приняв сальную позу.
— Псом ты сумел быть, а вот геем еще нет. Не обрадовался этой шутке,
не хватает у тебя гибкости, не сумел ты посмеяться над собой. Плохой ты еще скоморох.
— Да, что-то слишком шокировала меня эта ситуация, — виновато сказал Рулон, застегивая штаны и садясь на пол в позу лотоса.
— А вот вину незачем испытывать, она зачмаривает, — произнесла Марианна. — Чувствуешь вину, тогда злись на себя, становись активнее, иначе не исправишь ошибки. Ну а теперь расскажи нам, почему попы выступали против сексуальных меньшинств.
Рулон сделал несколько резких выдохов и стал жестче, а затем начал рассказывать:
— Попы все делают для того, чтоб плодилось как можно больше пушечного мяса, чтоб государство росло и было кому воевать. А лесбиянки, скотоложцы,
некрофилы и педерасты не рожают детей. Этому делу, по их мнению, могут помешать шлюхи. Поэтому они притесняли и их. Но если раньше в этом, может, и была какая-то польза для успешного ведения войны, например, то теперь в этом уже нет необходимости, так как изобрели атомную бомбу и копья уже не нужны.
— Наоборот, Земля погибнет не от ядерного, а от демографического взрыва. Браво! — закричал Оля и захлопал в ладоши.
— То есть Земля погибнет от перенаселения. В Индии Ганг уже засрали, — продолжил Рулон. — Там трупы плавают, и индусы проводят тут же омовения. Вот к чему попы привели. И так будет везде, если не перестанут рожать. Проклятые дураки не понимают, как все это опасно.
— Ну, довольно, — сказала Марианна, махнув рукой. — А то ты так часами говорить можешь. Оля уже все понял, теперь он об этом поведает своим друзьям.
— Может, вы придете к нам и всему нас обучите, чтоб у нас была та теоретическая база, объясняющая пользу наших особенностей, — предложил Оля.
Рулон посмотрел на Марианну. Она усмехнулась.
— Ну мы еще об этом подумаем, а теперь, Оля, иди домой. Мы тут еще с Рулей позанимаемся.
Оля собрался и выперся восвояси.
— А все-таки жаль, что так все вышло, — приговаривал он.
Закрыв дверь за Олей, Марианна усмехнулась.
— Ну что, определил, каких у него не хватает веществ?
— Наверное, мужских гормонов, — ответил Рулон. — Только вот почему у одних их мало, а у других — много? Не пойму.
— Это все звезды, — ответила Марианна, усаживаясь на ноги к Рулону и обнимая его, — под какими планетами человек родится, таким он и будет.
— А почему рождаются такие, как Оля? — спросил Рулон, обнимая ее за
талию.
— Чтоб было интереснее, — расхохоталась Марианна. — Это просто проявление многообразия Абсолюта.
Марианна стала ласкаться к Рулону, расстегивая его рубашку.
— Ты хочешь меня? Я — твоя, — нежно шептала она ему.
Он стал целовать ее и тоже снимать с нее одежду. Тело Марианны благоухало запахом дорогих духов. Ее пышные волосы ласкали его шелковой волной своих прикосновений. Ее мягкие губы обещали ему райское блаженство. Ее упругие груди возбуждали в нем волну неудержимой страсти и желание обладать ею. Они почти уже разделись, валяясь на мягком персидском ковре, как вдруг Марианна жестко оттолкнула Рулона. Он услыхал пренебрежение в ее голосе.
— С таким чмом, как ты, я не собираюсь трахаться.
— Ну пожалуйста, — стал упрашивать ее Рулон, целуя его ноги.
— Пошел вон, червяк! — бросила она, отпихивая его ногой.
— Я уже научился не кончать, — клянчил Рулон. — Мы ведь можем заняться тантрой.
— Этого мало, мой милый, — властно произнесла она и отвернулась от Рулона, застегивая длинную юбку с большим разрезом.
— Что же нужно? Я все сделаю, — умолял Рулон.
— Да? Все сделаешь? — недоверчиво спросила она. — Тогда стань богом.
— Богом? — недоуменно спросил Рулон. — Ну хорошо, если нужно. А каким богом я должен стать, Христом? Иеговой?
— Нет, — брезгливо произнесла Марианна. — Христос и вся его команда мне не нравятся. Там нет хороших женских образов, Богоматерь, разве что. Но тогда, если мы будем трахаться, это уже будет инцест. Лучше стань Шивой. Знаешь такого индийского бога с луной в волосах и трезубцем в руке?
— Конечно, знаю, — заверил ее Рулон. — Только как им стать? — спросил он.
Марианна цинично улыбнулась.
— А ты молись, мой дорогой, — ответила она, — знаешь, как надо молиться?
— Ну, значит, просить бога, — промямлил он.
Марианна расхохоталась.
— Что же ты будешь просить? Чтоб вы поменялись местами, придурок лагерный? Нет, не просить, а стать богом, почувствовать себя им. Вот подлинная молитва, иначе бог твой будет убожеством, так как еще останешься ты, мир и дьявол где-то там закопошится. Нет, такой бог мне неинтересен. Ты должен ощутить себя душой всей Вселенной, а Рулон должен просто исчезнуть, как использованная туалетная бумага. Ты понял? — властно спросила она, жестко посмотрев на своего незадачливого партнера.
— Да, я буду стараться, — с готовностью произнес он, принимая позу медитации.
— Ну а я кем буду? — уже бархатно прошептала она, заигрывая с Рулоном. — Парвати или Кали? Какая жена Шивы тебе больше нравится?
— Я думаю, ты скорее грозная Кали с гирляндой черепов на шее, с мечом и отрубленной головой в руках, топчущая обезглавленное тело грешника.
— Мне тоже нравится эта женская ипостась синегорлого Шивы, — произнесла Марианна и злобно улыбнулась, сверкнув глазами.
Она села напротив Рулона в медитативную позу, взяла его руки в свои, обхватив особенным образом его большой палец, олицетворяющий лингам, своей рукой, которая олицетворяла иони. Рулон закрыл глаза и постарался почувствовать себя богом Шивой, ярко вспомнив его образ и все его качества, о которых он знал. С первых же минут он почувствовал более возвышенное и сильное состояние, нежели то, которое было у него до этого.
Уловив эти изменения, Марианна дала знак к началу практики. Она села ему на колени, обхватив его туловище своими ногами. Почувствовав жар ее прекрасного тела и страсть поцелуев, Рулон возбудился, стараясь не терять концентрации на состояние Шивы, в которое он входил все глубже. Марианна насела на его лингам, и он вошел в ее сладостное лоно.
Она страстно извивалась на нем, издавая эротические стоны. Рулон гладил ее прекрасную фигуру, все больше направляя энергию сексуального возбуждения на усиление состояния Шивы. На вдохе он вытягивал энергию из низа живота и лингама, а на выдохе направлял ее в голову.
Вскоре он внезапно ощутил себя центром мироздания, центром всего космоса. Он увидел, как из него возникают все звезды и планеты, все живые существа. Свою Кали он ощутил, как самого себя, как творческую силу, создающую и разрушающую всю Вселенную. Но вскоре это состояние прекратилось, и он снова ощутил себя в теле. Однако его сознание как будто заполняло всю комнату. Он ощущал все, что происходит сзади, сверху и со всех остальных
сторон.
Однако сексуальное возбуждение становилось все сильнее, и
Рулон дал знак Марианне прекратить движения. Она замерла и откинулась на спину. Юный тант
рик, не вынимая своего лингама из иони, тоже лег на спину, они соединили свои руки и погрузились в глубокую релаксацию. На мгновение ему показалось, что он имеет женскую физиологию, но
скоро это ощущение оставило его.
Он лежал и наблюдал, как энергия движется по каналам от его тела к телу Марианны и обратно. Скоро возбуждение стало спадать, и эти ощущения прекратились. Еще немного порасслаблявшись, они встали и, сохраняя молчание, приняв холодный душ, занялись упражнениями по набору энергии. Рулон сделал вдох, представляя, как энергия пространства стягивается к нему, а на выдохе аккумулировал ее внутри тела в тех его частях, где чувствовалась ее нехватка.
— Ну что, — сказала Марианна, приводя себя в порядок, — стал богом?
— Да, на одно мгновение получилось.
— Учись, пока я с тобой, — назидательно произнесла она. — Сегодня я дала тебе толчок к этому переживанию. Ты стал богом благодаря мне, твоей Шакти. Без меня ты бы навсегда остался червяком, — высокомерно заявила она, бросив на него надменный взгляд.
— Да, я понимаю, — смиренно ответил Рулон. — Я очень благодарен тебе, — сказал он, смотря на Марианну, как на божество.
Она злобно рассмеялась.
— Ну хорошо, а теперь убирайся! Концерт окончен, — жестко заявила она.
Былой Шива собрался и в восторженном состоянии направился на выход.
— Будь поагрессивней! — напутствовала она его, закрывая дверь. — Только тогда у тебя будет сила, чтобы стать богом.
Экстрасекс (PLUS)
Солнечным весенним утром, когда лучи дневного светила согревали землю, а почки на деревьях превратились в клейкие зеленые листочки, Рулон снова сидел в классе на первой парте, разукрашенной эротическими картинками и советскими словами. Он сидел, сложив руки, и внимательно глядел на молодую симпатичную учительницу, как пай-мальчик.
Он вошел в медитацию и созерцал, как она становилась то больше, то меньше, что-то говорила и писала на доске, но он не мог понять, что именно, так как слышал не слова, а только звуки, и часто все, что он видел, начинало сливаться в одну бесформенную палитру бликов света.
— Рулонов, что ты смотришь, уже нужно записывать, — одернула его училка.
Рулон очнулся, раскрыл тетрадь, где он записывал сразу все предметы, и начал писать. Вскоре ему пришла в голову мысль заняться с училкой астральным сексом. Он настроился на нее, ощутил к ней любовные чувства, взяв её на телепатический контакт. Как бы какие-то щупальца, выходящие из его живота, вцепились в нее. Затем он начал гонять энергию, втягивая её на вдохе из низа живота училки в свой пенис и на выдохе поднимая энергию по позвоночнику, лучом направляя из своего межбровья в её голову. На вдохе снова опускал энергию из её головы до влагалища и втягивал в свой поднявшийся хер.
Энергия проходила плохо, училка стала нервничать, тогда он послал ей образ её идеала, а затем представил, что она сидит у него на коленях к нему лицом и он её трахает, и стал работать с ее фантомом. Он ощутил, как энергия на вдохе идет к ним из центра Земли, а на выдохе из тела уходит к центру Галактики. И затем наоборот. Училка немного размякла, и в голосе её появились ласковые нотки. Ученики на это бессознательно среагировали и стали больше шуметь, не давали словить кайф.
Зазвонил звонок, и началась перемена. К училке подошел Пирог и как бы нечаянно пощупал её, говоря: «Извините, это меня толкнули». Училка вся покраснела, стала кричать, но он только глумливо улыбался.
На второй урок пришла Марианна и села на последнюю парту. Пока училка отвернулась к доске, он быстро перебежал и сел рядом с ней.
— Ну что, Руля, дело есть, — серьезно сказала его подружка, подравнивая свои ногти пилочкой, — хер сварила, будешь есть, — добавила она и засмеялась.
Рулон глупо заулыбался.
— Билеты я тут достала на гипнотизера, — добавила она, — так что ты мне должен.
Рулон радостно рассказал, что он делал с училкой. Марианна, узнав об этом, стала недовольна.
— Ах ты, вонючий экстрасекс. Книжек начитался, придурок. Ты что, не мог этим со мной заняться, сволочь?
— Прости, я не знал, что не должен этого делать, — оправдывался он, — я больше не буду.
— А ну немедленно, сука, разрывай сансконтакт, — скомандовала она.
Рулон сделал длительную задержку на выдохе, пока не побледнел, затем стал снова дышать, будучи уже не в силах сдерживаться.
— Вот так, падла, продолжай, — злобно произнесла Марианна.
Он проделал это еще несколько раз.
— Помни, свинья, что ты должен заниматься сексом только с молодой и сексуальной партнершей, а не с этой фригидной грымзой.
— Но она же молодая, — продолжал сопротивляться неразборчивый эк-
страсекс.
— Так ты и геронтофилом станешь, дурак, или некрофилом. Будешь со старухами и трупами сношаться. Партнерша должна быть моложе тебя.
— Но ведь мы с тобой одного возраста, — промямлил он.
— Подрастешь и поймешь, что у тебя всегда должны быть партнерши такого возраста, как я сейчас. Запомни, тело — пень. И еще партнерша должна быть включена в тебя, принадлежать тебе, а эта стиральная доска разве тебе принадлежит?
— Но ведь ты тоже мне не принадлежишь? — удивленно спросил Рулон.
— Я никому не принадлежу. Ты прав. Но зато ты принадлежишь мне. Для купэлы я выбрала тебя, а остальные не для тантры, а для бабок, а это уж другое дело. Запомни, тупая морда.
Вечером они оказались в большом зале филармонии, до отказа заполненном людьми. На сцену вышел высокий статный мужчина южной национальности.
Это был Автодилл Ламсадзе. Он рассказал, что в юности был баскетболистом, а потом встретил Васильева, который и научил его телепатии и гипнозу. Васильев проводил эксперименты, выбирая из группы людей, имеющих к этому талант. Он дал мне бумажные конверты, в которых лежали листки с изображениями геометрических фигур, цифр и т.п., и я лучше других угадывал, что было в этих конвертах. Проводились и другие не менее интересные опыты. После нескольких лет такой работы мне внезапно пришло приглашение из Индии от моего учителя. Он давно уже знал обо мне и теперь сделал так, чтоб я приехал у него учиться. Хотя тогда еще было время застоя, и йога, и вся мистика, конечно же, были под запретом. «Мой учитель, Гуру Сотиданандана, — продолжал свой рассказ Ламсадзе, — был богом среди йогов. Хотя он был уже глубоким стариком, мог в то же время выглядеть и как юноша. Этого он достиг с помощью йоги, он два года учил меня искусству дыхания, и только после этого я смог в совершенстве развить свои способности. Он мне сказал: «Твоя жизнь будет праноямой совершенствования, если каждое свое дыхание ты проведешь в полном осознании». И я должен был стараться целый день помнить и наблюдать за своим дыханием. Когда я научился подолгу наблюдать за ним, не отвлекаясь и не уходя в воображение, то я стал ощущать вместе с дыханием и потоки праны в моем теле, а также и вокруг меня. Впоследствии я стал ощущать все чувства и мысли людей. На этой стадии Гуру учил меня отключаться по своему желанию от этих ощущений, от слышания людских мыслей, чтоб я не сошел от этого с ума. И хотя люди, мысли которых я слышал, были индусами, тибетцами, китайцами, англичанами и т.д., все их мысли я понимал на своем родном грузинском языке. Они все как будто переводились мозгом на мой родной язык. После обучения меня вместе с еще одним учеником, Гуру Джнаном, который там достиг просветления, отправили назад в СССР, чтоб мы несли Высшее знание людям. Я — в Грузии, а он — в России. И вот сейчас я уже открываю Ашрам под Тбилиси, чтоб обучать там своих учеников», — закончил он свою речь.
Во второй части представления он показывал, как он гипнотизирует ассистентку. Он положил ее на стол и ввел в гипнотическое состояние, приказав ей стать твердой, как дерево, после этого двое мужчин положили ее ноги и голову на спинки стульев и затем встали на нее, но она так и осталась лежать, не шелохнувшись.
— Гипноз способен менять структуру клеток тела, — пояснил Ламсадзе. — Так что человеческий организм не так прост, как нам кажется. В нем скрыты большие силы и способности. И если человек овладел хотя бы аутотренингом, он мог бы использовать их гораздо больше. В человеке все зависит от веры, если он во что-то верит, то могут случиться чудеса во время гипнотического погружения. Моя ассистентка относится не критически ко всем моим внушениям. Если бы она так же могла относиться и к своим, то и сама бы могла все это делать и без меня, — заметил он.
После этого стал считывать мысли у людей. Они писали цифры на доске, а потом он водил их по залу, взяв за руку, и называл цифру. Затем показывали всем доску, на которой были написаны эти цифры. В зале сидело несколько критичных людей, которые стали кричать, что это подтасовка, что такого не может быть.
Тогда Ламсадзе подшутил над ними и сказал: «Возьмите эту доску и охраняйте ее. А я буду отгадывать цифры». И хотя новых цифр никто не писал, а на доске остались старые, уже отгаданные, эти Фомы неверующие заломились на сцену и стали со всех сторон закрывать эту доску, чтоб он никак не мог посмотреть на нее.
Тогда он им сказал: «Смотрите, как вы невнимательны. Ведь мы и не писали новых цифр, а старые я уж знаю. А вы охраняете эту доску». Но это их не успокоило, хотя над ними потешался уже весь зал.
— Давайте вы напишете цифры, а я их отгадаю, — предложил он критиканам.
— Хорошо, — согласились они.
И написали вместо цифр слово. Он взял одного из них за руку и повел по залу. Пройдясь три-четыре раза по сцене туда-сюда, он ответил: «Вы хотите меня обмануть и думаете мысленно о цифре 5, но на доске написано слово «слон».
Так оно и оказалось. Зал был в восторге, но критиканы так и не хотели угомониться. В конце представления Автодиллу стали задавать разные вопросы.
— Не становится ли плохо вашей ассистентке после этих сеансов? — спросила одна женщина.
— Ей становится все лучше и лучше, т.к. я даю ей установку на хорошее самочувствие.
— Пьете ли вы водку? — спросил один мужчина.
— Нет, я пью только воду, так как я могу выпить водку и не опьянеть, а могу выпить воду и опьянеть, по желанию. И мои жены говорят мне, что тогда лучше пей воду, так как вода дешевле, — пошутил он.
— А может ваша ассистентка стать такой же, как вы?
— Если она станет такой же, как я, то она перестанет быть моей ассистенткой и сама начнет делать что-то свое, ибо не могут быть вместе два одинаковых человека.
— Но разве вас не будут связывать привязанность и дружба? — возрази-
ли ему.
— Хотя они и могут связывать нас, — ответил Автодилл, — но ей лучше будет поступить вопреки им. Так как иначе мы останемся вместе, она не сможет развиваться дальше и проводить в мир то, что должно ей проводить, ведь привязанность — не самое высшее в мире.
По окончанию выступления Рулон подошел к Ламсадзе и попросил научить его гипнозу и телепатии.
— Научиться этому очень трудно, потому что нужно много упорства, — сказал ему Ламсадзе.
— Вы же знаете, — сказал Рулон, — я целыми днями занимаюсь и буду заниматься еще больше.
— Ну ты, молодец. Концентрируйся в межбровье по два часа в день. Это начало. На следующем этапе старайся убрать свои мысли, и ты начнешь чувствовать океан человеческих мыслей. Потом тебе предстоит научиться настраиваться на человека, мысли которого тебе нужно узнать. Легко, когда ты держишь человека за руку, но если человек далеко, то нужно испытывать к нему чувства, например любовь. Но и ненависть настроит на него точно так же. Тогда ты сперва будешь чувствовать человека, его настроение, а затем знать его мысли, и в дальнейшем ты даже сможешь узнать его будущее и прошлое. Но для этого нужна очень длительная практика, опыт. Без этого просто ничему не научишься. Объяснить это трудно, нужен путь.
— А почему вы ходите по залу вместе с тем, у кого вы хотите узнать мысли?
— В момент поворота, — сказал Ламсадзе, — человек становится бессознательным, отвлекается и забывает хотя бы о том, что он хочет изменить свои мысли. Например, чтоб обмануть меня. И тут я получаю информацию.
— А как вы гипнотизируете людей?
— Для этого учитесь внушать им что-нибудь. Если вы научитесь внушать что-то людям, даже самое простое, например, за кого голосовать, какую одежду носить, тогда, если расслабить человека, настроить его, то можно будет уже ввести его в гипноз, усыпить его и внушить ему все что угодно. Самое главное — помните, нужно расслабить и настроить человека на внушение, например, вера в Бога, силу гипнотизера, исцеление является такой настройкой.
На этом мы попрощались с Ламсадзе. Рулон целый вечер ходил и, резко поворачиваясь, старался сохранять сознание и отключенный диалог. Затем он просто сидел и, поворачивая голову, делал то же самое. Рулон и раньше концентрировался в аджне — межбровье, — а теперь он стал концентрироваться по два часа — до боли в голове. От этого его сны стали очень яркими и даже реальнее, чем явь. Он постоянно настраивался на людей и стал улавливать их настроение, особенно если он слышал их голос или видел их. Для этого он постоянно в общении прислушивался к тем ощущениям, которые вызывали в нем эти люди.
Игра обмана (PLUS)
На следующий день, все еще находясь под впечатлением последней встречи, Рулон почувствовал, как его потянуло к Марианне. Он почувствовал в груди какое-то сильное влечение, это ощущение повторялось неоднократно. И теперь он знал, что скоро произойдет встреча с ней. Как будто в этот миг натягивались невидимые нити, пытаясь соединить их души.
Рулон собрался и направился домой к своей нежной подруге. Он шел по улице, внимательно наблюдая за всем происходящим, чтоб не попасться в лапы к кому-либо из своих недоброхотов.
Марианна была одна. По ее отрешенному виду Рулон понял, что она занималась йогой. Это было ее любимым времяпрепровождением, дарующим замечательные качества и главное — способность держаться на высоте во всем окружающем свинстве.
— Ты, как всегда, вовремя. А то сейчас придет один покупатель, — сообщила она Рулону.
— И что же мы ему толкнем? — поинтересовался Рулон.
— Да одну девчонку. Он по уши влюбился в нее.
В торговле Рулон поднаторел еще в школе, но продажа людей, как ни странно, всегда вызывала в нем отвращение. Наверное, это было результатом общественных шаблонов. Он ценил Марианну за разумное отношение к вещам.
Она не была любительницей собирать барахло и, подгадывая нужный момент, сбывала лишнюю выходящую из моды вещь частенько дороже, чем приобретала, и на вырученные деньги покупала новую за дешевую цену. В итоге такого круговорота у нее не было ничего лишнего и имелось все необходимое. К тому же в ее руки попадал приличный барыш от умелой перепродажи. Она никогда не брала то, чего нельзя было бы выгодно реализовать, и без сожаления расставалась со всем при удобном случае. Такая беспристрастность к формам бытия устраняла всякие страдания и зависть по поводу того, что есть у других. Трезвый взгляд на мир позволял ей правильно ориентироваться.
Это отношение к бездуховным предметам так же легко распространялось и на людей, где она выполняла роль сводни за немалую плату, помогая другим удовлетворять свое глупое влечение к другому, которое в силу внушенных идиотских установок они не могли реализовать сами.
— Когда я общаюсь с этими придурками, то все больше вижу, какие это машины, но быть другими они не хотят. Кроме тебя, я никого еще не встретила, кто бы хотел увидеть мир реально, понять, как морочат голову нам инстинкты и общественная мораль, компьютерная программа этих роботов, которые годны только для размножения пушечного мяса. Строители коммунизма! Свиньи! Говноеды! Для тебя это тоже будет практика, мой милый. Сыграй-ка сегодня еще одну роль и не думай о мышиной морали. Все это просто игра. Вся наша жизнь и мораль здесь может быть токмо одна: безупречно играть и не отождествляться с ролью. Помни, что саморазвитие — это единственное в этом мире добро, а все остальное — зло, будь то мораль или аморальность. Если это не делает нас совершенней, не отделяет нам дух от тела сознания, от созерцаемых им форм, то все это зло, пустая трата времени, которой занимаются все эти засранцы. Они даже не хотят ни за какие коврижки пошевелить пальцем руки ради своего развития, а только все сетуют и страдают, ебаные говна!
— Да, я тоже это заметил. Почему же мы с тобой другие? — спросил Рулон и с чувством глубокого родства посмотрел на Марианну. Ее темные расширенные зрачки создавали чарующее впечатление. Этот взгляд гипнотизировал и изменял состояние.
Они долго молчали и только смотрели друг на друга, наслаждаясь эффектом обмена энергий. Это молчаливое общение продолжалось недолго. В дверь позвонили. Марианна сверкнула глазами.
— он пришел. Ты поможешь мне?
— Разве способен кто-нибудь отказать тебе?
На пороге появился пижонистый парень. Он неуверенно вошел и смутился, увидев Рулона.
— Ну проходи, Олег. Вот знакомься — это Рулон.
Парня провели на кухню, где Рулон небрежно поздоровался с ним и спросил, какого черта он сюда приперся. Олег с недоверием посмотрел на него, потом — на Марианну, которая взяла его за руку и провела в свои хоромы.
— Ты насчет Ирины?
— Да, — ответил он ей, — но я думал мы поговорим. Он запнулся и покосился на Рулона, который небрежно мял челюстями жевательную резинку.
— Да ты не беспокойся, Рулонов — ее бывший любовник.
Мне было забавно смотреть на одурачивание этого болвана. Никакой Ирины я в глаза не видел, но теперь должен разыграть ее ухажера, собравшегося уступить свою подругу за сходную цену.
— Что? — заорал Рулон. — Почему это бывший?
— Потому что теперь Олег будет с ней, — прикрикнула Марианна.
— Это по какому праву? Да я сейчас ему по морде съезжу — узнает, — Рулон сделал вид, что собирается вздуть его. Олег не на шутку испугался, а Марианна встала между ними.
— Не тронь его, а то сам получишь, — вскрикнула она.
— Что, не трогать? Да я этому проходимцу сейчас кишки выпущу, — и, оттолкнув ее, решительно направился к перепуганному чаду, пятившемуся от него.
— Постой-постой, он же деньги принес, купить ее хочет, — останавливала Рулона Марианна.
— Купить? — протянул он. — Ну, тогда ладно. Уж ты, дружище, прости, погорячился. Бывает, — начал извиняться Рулон. Страх Олега сменился напыщенностью. Он, наверно, подумал, что деньги — большая сила, и гордился собой. Еле сдерживаясь от смеха, но совладав с собой, Рулон остановил натиск.
— А сколько он собирается дать?
— Полсотни, — быстро вставила Марианна.
— Полсотни? — задумчиво протянул он. — Ну это с пивком потянет.
— Ну что ж, выкладывай, — поторопила торговка наложницами. Олег неохотно полез в карман и отсчитал пять червонцев.
— Ну вот и в расчете, — сказал он, засовывая деньги в карман.
— Я еще хотел, — замялся Олег.
— Что ты хотел? — спросила юная сводня. — Уж не того ли, чтобы я предоставила вам свою конуру?
— Да, и еще помочь там, — жадно заговорил он.
— Нет, моя квартира не для этого, — оборвала она. — Рулон, объясни, как это происходило у вас.
— о, это очень просто, — начал поучать он. — она девушка такая, — и взглянул на Марианну, та кивнула Рулону, — этакая сговорчивая.
— она часто одна дома бывает, — добавила Марианна.
— Да-да, — подтвердил Рулон. — Ты приходи к ней, там чего-нибудь этак в подарок принеси, посиди, потом увидишь, что делать.
— А если она не захочет? — растерянно спросил Олег.
— Чего не захочет?! — захохотал Рулон. — Ты только там не сиди, а приласкайся, попроси для порядка, в ручку четвертачок сунешь, и все в норме, — уверил он.
— он парень смышленый, — подтвердила Марианна, — разберется. Только вот проблема, — вкрадчиво заговорила она, — ее надо приворожить к тебе.
— Это точно! — вскричал Рулон.
— А как это сделать? — заинтересовался Олег.
— Ну, это уж мое дело, секретов я не выдаю.
— Это совершенно необходимо, тогда Ирина сама отдастся тебе.
— Но надо будет позолотить мне ручку, — плутовато намекнула Марианна.
Они сели в мягкие кресла. Марианна очень быстро сервировала стол, поставив три фужера, бутылку легкого вина и коробку шоколадных конфет. Рулон откупорил бутылку, выбив пробку хлестким ударом по дну бутылки, и аккуратно разлил нежное вино в приготовленные фужеры. Каждый взял свой фужер.
— За успех нашего великого дела! — радостно сказал Рулон, понимая под этим процесс Просветления, и пригубил бокал. Марианна тоже слегка пригубила вино, положила конфету в рот и стала ее сосать, как будто это была не конфета, а член, и незаметно подмигнула Рулону. Олег залпом опустошил фужер и сразу же налил себе еще.
— Я рад, что встретил таких людей, с которыми легко и просто решаются любые проблемы. Он снова поднял свой фужер и опять быстро выпил до дна.
Итак, сделка состоялась. Рулону было интересно и противно разыгрывать из себя негодяя, окручивать этого простофилю, не знающего цену деньгам и готового за любую плату покупать себе наслаждение. Он был труслив и глуп, поэтому сам не решался заводить подобные знакомства, так как для этого надо было шататься по кабакам и дискотекам, общаться с различными типами, которые всегда могли ошмонать и набить морду тому, кто морально слабее.
Марианна находила таких напуганных жизнью ребят и водила их к себе, показывая доступность манящих удовольствий, беря за минутку кайфа кучку денег.
Вскоре он ушел. Она набрала номер.
— Ириша, это я. Голубок попался, скоро приплетется к тебе. Сколько брать? У него наверняка еще сотняжка будет. Помни, мне третью часть.
На этом вся ворожба была окончена.
— Ну что, видел этого придурка, — сказала Марианна, и они весело рассмеялись. — Не будь таким, — добавила она.
— Не дай Бог, — сказал он, махая руками.
— Ты уже неплохо разыгрываешь клоунаду. Научился. Только не оценивай то, что делаешь ты, и то, что делают другие, с позиции морали, тогда ты увидишь мир реально, без хорошо и плохо, без добра и зла, без всей человеческой чепухи. Только тогда твои глаза узреют мир, созданный Богом, а не людскими оценками.
Только тогда ты увидишь все, как оно есть на самом деле, увидишь Бога во всем, а пока, как сегодня, ты будешь заморачивать себя мыслишками: интересно, противно и всякой прочей чепухой. Ты ничего не поймешь, ничего. Твой ум должен быть чист от оценок и мнений, как у кота. Ты должен просто наблюдать и действовать, действовать и наблюдать, не оценивая это никак, особенно с позиции мыши, понял.
— Что наша жизнь — игра, — с пафосом произнес Рулон.
— Вот это ты правильно заметил, дорогой, — сказала Марианна, ласково обнимая его. — Я хочу подарить тебе кассету с блатной музыкой. Послушай-ка, что поет этот бард, — с этими словами она включила магнитофон, и хриплый голос запел:
Запомни, вся суть в монете,
А нету ее, ты — ноль.
Ты раб — если добр и беден,
Если скуп и богат — король.
Не зевайте, хватайте удачу,
Каждый миг любой ценой,
Не зевайте, хватайте,
Иначе перехватит ее другой.
Каждый миг, каждый час
Мы стареем, и назад возврата нет.
Наша жизнь, наша жизнь лотерея,
Не бери пустой билет.
Рулон вскочил и радостно закружил по комнате.
— Вот это верно! Мне мой отец говорил между второй и третьей кружкой пива: «Друг мой, в этой жизни ты должен быть злым».
— Злым и хитрым! — добавила Марианна. — Злым и отрешенным, сохраняя жесткий самоконтроль.
— Почему нас учили быть добрыми? — спросил Рулон.
— А чтоб легче было управлять такими добрыми овцами.
— А что же такое злоба?
— Это безжалостность к себе, мой милый, это безупречность, это неуспокоенность, это высокий уровень энергии.
— Раз так, то я буду становиться злым! — жестко сказал Рулон и сделал несколько ударов каратэ с яростными выкриками.
Затем встал в стойку и, сохраняя жесткость, вошел в состояние отрешенности.
— Вот это другое дело, — сказала Марианна, — такой ты мне больше нравишься. Твои глаза должны блестеть от ярости, а не тускнеть от слез, от привязанностей и сентиментальной ереси, от усталости и дурацких терзаний. Помни это, мой милый, это то, чего тебе не хватает.
В детстве я дружила с одним хулиганом. Он был первым моим мужчиной. Я предложила ему продавать меня богатым старикам за большие деньги, только за очень большие. Сперва он был нормальным, понимал, что все то, что ему в жизни было внушено, — ересь. Был независимым и жестким, а потом он вырос, подумал, что надо быть таким как все, завел семью и стал дураком, серой мышью. Теперь горбатит на заводе.
Он сначала, казалось бы, все понимал, но программа зомби все же вселилась в него. Йогой он не хотел заниматься, так что если бы не стал мышью, то сидел бы в тюрьме — не лучше. Но я была с ним недолго, потом сама начала общаться с этими стариками, раскручивать их. А потом и вообще перестала давать им, просто кидала их, нечего себя растрачивать на эту мерзость. Я начала рано, и поэтому всякая дурость с «Алыми парусами» не коснулась меня. А то бы в каждом алкоголике искала принца, а потом мучилась бы всю жизнь. Ужасно! Иллюзии — вот что губит дурака, — сказала Марианна, весело рассмеявшись, затем игриво посмотрела на Рулона. — Как ты насчет купэлы, а милый? — чарующе спросила она.
Марианна потушила свет, включила светомузыку и стала танцевать стриптиз, возбуждая его своими страстными взглядами и призывными жестами. Вскоре Рулон почувствовал возбуждающую вибрацию в теле, и они начали тантру. Марианна была настолько искусна и изощренна в ласках, что такого он даже не мог вообразить.
Каждую встречу Марианна проявлялась по-новому. Рулон поражался ее способности находить яркость и новые ощущения в банальных движениях, прикосновениях, взглядах. Иногда она объясняла Рулону, как нужно повернуть голову и куда в этот момент направить взгляд. Получается что-то, похожее на кокетство. А в партнере вскрывается глубоко запрятанное желание. Ведь суть купэлы — вскрыть как можно больше энергии в низших центрах и направить ее в высшие, т.е. вскрыть и научиться управлять ею.
Рулон уже мог контролировать себя и чувствовал энергию в теле, переводя ее из низа живота в область макушки. Вскоре его сознание начало расширяться, и все вокруг, несмотря на полумрак, как бы озарилось ярким светом. Он почувствовал, что они с Марианной одно целое, что весь мир — просто текущая светящаяся вибрирующая энергия.
Вскоре это озарение начало проходить, и Марианна дала знак к началу медитации. Они сели спиной к спине и чувствовали вибрацию энергии, пронизывающей их тела. Музыка стала мягкой и нежной. Горящие свечи создали покой. Возбужденная энергия распространялась через позвоночник вверх и вниз в виде спирали, уходя в бесконечность.
Чем больше успокаивалось дыхание, тем больше соединялись два золотистых энергетических луча, и в какое-то мгновение два позвоночника стали единым. Вспышка света озарила все вокруг. Ощущение остановки времени и пребывания одновременно в состоянии до зарождения жизни на Земле и после мирокончины. Рулон понял, что время существует только в уме человека. И это не позволяет ему ощутить все, а дает возможность познавать мир по частям, фрагментарно.
Очнулся Рулон, когда Марианна, уже одетая, сидела перед ним, поджав ноги.
***
Вечером опять намечался очередной консилиум. Собрался весь клан Ма-
рианны.
Рулон разыгрывал свою роль бесшабашного кутилы, в которой уже стал профессионалом. На этот раз спектакль проводился в льготных условиях, потому что Марианна оформила его своим кавалером, что делало положение Рулона более выгодным, так как она старалась щадить нервы своего верноподданного паяца. Рулон опять настроился на практику, решив сохранить ясность сознания и не давать сексуальным гармонам и больному воображению. «Но почему Марианна не подсадила меня к какой-либо девице, это странно», - думал Рулон.
Они вальяжно сидели в большом мягком кресле под приличным углом к телеку, поэтому отображаемые на его экране кошмары приносили меньший ущерб здоровью.
По окончании умопомрачительной процедуры весь табор принялся бесноваться под оглушительный рев многомощной аппаратуры. Сбрасывая напряжение, Рулон метался в диско-ритмах. Вдруг его кто-то осторожно дернул за руку. Рулон обернулся и увидел игриво улыбающуюся Майю. Она сунула ему в руку какую-то бумажку и уплыла в сторону. Плохо соображая после недавнего допинга, Рулон с трудом догадался в чем дело. Чтобы внести ясность, он незаметно выскользнул из зала и прочитал записку: «Возлюбленный мой, страстно буду ждать тебя, чтобы утолить свое пламенное желание. Приезжай ко мне вечером». Внизу был приписан адрес.
— Ах, вот даже как? — подумал Рулон. — Да, если бы подобное послание я получил раньше, то не преминул бы воспользоваться этим предложением. Но, слава Богу, я уже не тот ждущий вожделений мальчик.
Музыка стала стихать, и Рулон, чтобы не вызвать подозрений, прошмыгнул на свое место. Он знал, что надо быть равнодушным к подобным казусам жизни, но все-таки мысли об этом тревожили его, еще не удавалось полностью отрешиться.
Интересно, какой мотив заставил ее решиться на такой шаг? Может, она задумала обойти невольничий рынок Марианны, чтоб побольше прибрать к рукам, или это просто интерес ко мне? Нет. Вряд ли действительно сильное чувство будет так беззастенчиво выражаться. Ведь истинная любовь есть истинное целомудрие. Хотя какое может быть понятие у этой извращенной девицы, мало отличающейся от своих сослуживиц на поприще этого вертепа.
Рулон взглянул на Майю, слившуюся в объятиях с каким-то парнем. Девушка сразу же повернулась и, увидев, что он на нее обратил внимание, лукаво подмигнула.
Марианна одернула Рулона и внимательно посмотрела ему прямо в глаза.
— Что это у вас с ней? — шепнула она.
— С кем? — выразил удивление Рулон.
— Знаешь с кем. Поебень затеваете? А то эта подстилка стала частенько о тебе заикаться.
— Ну, если любовь, то это хорошо. Продашь ей меня, — пошутил он.
— Такой поебени я и боюсь. Она вносит раздор в подобное заведение, — на ее лице отразилась ненависть.
— особенно взаимная, — хитровато добавил он.
— Лучше не зли меня, а то горько пожалеешь об этом со своей новоиспеченной подругой.
Резко изменившись, предводительница компании начала травить очередную байку. Моя бывшая дама, по-видимому, была смышленой девочкой и не хотела иметь посредников в своих знакомствах. А может быть, хотела оставить в тайне связь со мной.
Внезапно Рулону в голову пришла гениальная мысль. А что, если продать это приглашение одному из здешних страждущих и узнать по результату этой акции намерения Майи?
Снова включили дьявольский экран, и нача-
лось светопреставление. Марианна вела себя не очень-то скромно, наверное, решив отыграться на его нервах за слишком вольное поведение. Рулон снова стал одуревать и почувствовал, как притупляется мышление. Наверное, чувства для того и отключают разум, чтобы он не мешал им свершать свое темное дело, целесообразное только в отношении природы и приносящее ей в жертву человека. Быть осознанным стало очень трудно.
Но прошло время, и наступил конец. Как и все кончается в этом мире.
В комнате остались Рулон, Марианна и еще
Майя.
«Странно, почему она осталась? Они из-за чего-то повздорили, наверно, из-за меня. Это, право, забавно. Марианна тычет ей какую-то бумажку. А да, это же записка Майи. Видно, эта шельма вытащила ее у меня из кармана, пока я разнежился в ее объятиях, а я и не заметил. Ловко, ничего не скажешь! Да еще говорит, что я ей сам отдал. Вот это номер. Ну, пора кончать этот «бедлам», а то они найдут друг в друге столько изъянов, что не хватит лексикона, чтобы их красноречиво выразить», — мысли Рулона путались и перескакивали с одного на другое.
Рулон врубил аппаратуру. Теперь все стало, как в немом кино. Аккомпанемент тяжелейшего диско, на сцене две дикие кошки — черненькая и беленькая. Рычат, выгибают спины, вот-вот бросятся друг на дуга и раздерут рожи отращенными, холеными в безделье ногтями. Чувствовалось, что Майя — девочка ничего, бывалая, но все-таки она не решалась на рукопашную с пантерой. Рулон наслаждался происходящим зрелищем. Майя послала ему воздушный поцелуй и исчезла под вой поп-музыки и проклятия своей патронессы.
Майя понравилась ему. Хоть что-то оригинальное среди этой заморенной толпы. Он почувствовал опасения, как бы хозяйка не выместила оставшуюся злобу на него, и поглубже забрался в уютное кресло. Так оно безопаснее. «Да, в Средневековье такие бои устраивали из-за дам, а теперь наоборот. Что поделаешь, эмансипация! Но это закономерно, ведь вещи в развитии превращаются в свою противоположность», — размышлял он.
— Что, Дон Жуан, тихо радуешься здешним дуэлям? — воскликнула Марианна, водрузившись возле Рулона. — В нашем балагане это не редкость.
— Ты отказалась от ее услуг?
— Нет. Просто выдала инструкции на будущее, чтобы не брала на себя лишнего.
— А ко мне она как, серьезно?
— Ты наивен, у легкомысленных людей не бывает серьезных намерений и твердых решений.
— И что, здесь все такие?
— Пожалуй, конечно, кроме нас. Они не привыкли задумываться над жизнью, а значит, неразборчивы в методах ее проведения. Им лишь бы получить сиюминутные радости, а будущее их не волнует. Такими легко управлять, оперируя их слабостями. Но при этом надо уметь ставить каждого на свое место, а то сядут на шею. Ведь подобным людям чужды нравственные понятия.
В дверь постучали.
— о, наконец-то Роза, — оживилась Марианна.
Вскоре она привела молодую цыганку в длинной черной юбке, красно-зеленой кофте, со множеством блестящих и звенящих предметов. Каждое ее движение создавало переливчатый звон, и все это эхом отражалось внутри. Гармоничный макияж притягивал внимание к лицу. Отрешенный взгляд пронизывал насквозь. Создавалось впечатление, что она глазами перебирает его кишки, и тянущее чувство в животе усиливалось, когда он думал об этом. Марианна представила ее своему дружку.
— Вот это — Рулон, я тебе о нем говорила.
— Да, я вижу, вы с ним великолепная пара, столько дополняющих противоречий. У вас будет крепкая любовь.
— Роза неплохо гадает, — пояснила Марианна, прерывая поток ее речи. — Может предсказать судьбу, если хочешь.
— Какой же смысл гадать, если она обо мне все знает? — спросил Рулон.
— Смотрите, какой благородный, — фыркнула прорицательница.
— В отличие от меня она пользуется не логическим, а мистическим методом, — подтвердила Марианна.
— Зачем же тогда гадать? Можно и так предсказать, — заметил он.
— Приметы нужны, золотой, приметы, без них ничего не скажешь.
— Ну если вы сильны в приметах, тогда поведайте, отчего линия жизни на руке в начале ровная, а в конце разветвляется и исчезает?
Она затараторила, произнося целую массу лишних слов. Но из всего этого все же удалось понять одну интересную вещь. Роза говорила, что в начале жизнь человека протекает более естественно, а под старость эта естественность пропадает вследствие накопившихся при существовании предрассудков, заблуждений, привязанностей, что и приводит к кончине.
- Вся судьба человека уже описана на его ладони, - сказала Роза, но человек не подозревает об этом, он думает, что все решает и делает сам, однако все уже заранее известно, что он решит, что сделает и что получит. Им управляют планеты, он всего лишь пешка, марионетка планетарных влияний. И, если бы ты это знал, мой яхонтовый, и изучил бы свою судьбу, то избавился бы от многих обольщений собой и миром, ты был бы зрячь и тогда , быть может, смог бы что-то изменить. Но сейчас ты еще дурак, - посмеялась Роза, - и ты не знаешь, что руководит тобой и что нужно сделать, чтобы тебе стало лучше. Ты сам роешь себе яму страданий, не желая сделать себе лучше, губишь себя, мой милый.
Марианна насовала провидице большую кошелку подаренного ей барахла, за что получила от нее солидное денежное вознаграждение. Теперь наконец стал ясен способ реализации плодов всех этих афер с днями рождения, работорговлей и прочим, перечисление коих может стать довольно долгим.
— Ну не буду вам мешать, мои яхонтовые, — хитро улыбаясь, говорила скупщица плодов обмана, уплотняя туго набитый мешок, — побегу к своим ромэнам, упивайтесь ласками, пока молоды! — пожелала она на прощание.
Хотя у Рулона было мнение о несколько ином предназначении юности, но он не стал его высказывать. Марианна подошла и села рядом, сдувая упавшие на лоб волосы. Хотя Рулон очень старался, он так и не заметил, куда она спрятала деньги, что ей удавалось делать фантастически ловко.
— Ну, как тебе мои соплеменники? — спросила Марианна.
— Весьма занятные люди. Прямо на все руки мастера, — выразил Рулон свое мнение.
— Главное — всем хорошо. Мне не надо забивать голову проблемами продажи, а им — поиском источников этого дерьма.
Звезда востока
Утром в выходной Рулон проснулся у бабушки. Отец, который бесился всю ночь, стал выпрашивать деньги на опохмелку. Рулон подумал: «Вот они дети, зачем только бабушка его родила. Все, что она слышала от него, это «Сука!
Жрать!» и «Старая сука, дай рубль», вот и все.
Хорошо, что люди не живут тысячу лет, а то бы бабушка мучилась с сыном еще девятьсот с лишним лет. И ведь все мучаются. Нет, хватит, на хрена все это, буду Просветлевать, чтобы
больше никогда никем не рождаться. Я ведь сын своего отца и тоже не подарочек для своей мамаши. Пусть и она поймет, что рождение —
горе».
Позанимавшись два часа йогой, Рулон пошел в церковь, где он должен был встретиться с Марианной. В церкви была толпа народа. Какие-то старухи цыкали на него, мешая проникнуться истинным состоянием. Рулон помолился. Он ничего не просил у Бога, просто ощутил единение с ним и благодать. «А чего просить, — подумал он, — я — сытый, в тепле, а остальное все зависит от меня. Главное — быть в Боге».
Выйдя, он встретил Марианну, шикарно разодетую, в темных очках.
— Ты что не зашла в церковь? — спросил Рулон.
— Потому, что вместо молитвы пришлось бы ругаться со старухами, что я, видишь ли, не так одета, нету на мне платка.
— А, точно, туда в платке заходить нужно, — вспомнил он, — интересно, почему? Вот мужикам, наоборот, простоволосо.
— Потому, что шапка для мужика — способ утверждения значительности, а для женщины ее амбиции связаны с волосами. Чтоб в церкви мужики не гордились своими козырьками, а бабы — распущенными волосами, их заставляют это убирать. Вот какой психологический ход.
— Разумно, — заметил ее компаньон.
— А для меня Бог всюду. Главное — это прочувствовать, пережить. Вон видишь, нищие сидят. Ты сколько бы им денег дал?
— Ну, копеек 10, — сказал Рулон.
— Вот ты какой лицемер, — бросила подруга.
— Почему? — недоуменно спросил он.
— Да потому, мой милый, что ты идешь на компромисс. Все отдать — тебе жалко себя станет, ничего не дать — неудобно, жалко нищего, вернее, себя, тогда ты ставишь себя на его место и решаешь дать 10 копеек. Хитрый дурак, нужно дать все или ничего. Хватит жалеть себя.
Он выгреб все и отдал нищему.
— Молодец, свинья, — оценила его Марианна, — но ведь у тебя в кармане было еще не все, что у тебя вообще дома, например.
— Да, конечно, — согласился он.
— А все вообще, вплоть до жизни, ты готов ему отдать?
— Нет, вот жизнь я не готов отдать за нищего.
— А за Бога? — спросила она.
Рулон глубоко задумался, представил, как он самоотверженно отдает свою жизнь Богу, Богу, которого он чувствовал в сердце и любил всей душой. У него возникло возвышенное благоговейное состояние. Он закрыл глаза и заплакал от нестерпимого восторга, который стал переполнять его.
Марианна громко захохотала.
— Слепая скотина, неужели ты не понимаешь, что Бог и в этом нищем тоже, — громко закричала она и толкнула его в плечо.
Рулон широко открыл глаза, недоуменно уставился на нищего. «И в нем, и в нем», — повторял он, как бы начиная что-то понимать.
— Да, конечно, как же я не понял сразу, — сказал он. — Но я этого еще не ощущаю. Что же делать теперь?
— А ничего делать не нужно. Ведь Бог и в тебе, значит, все на своих местах. Сперва получи это переживание, этот опыт, а потом поймешь, что делать, — надменно произнесла Марианна. — Ну хватит зависать, пойдем.
Они пошли в метро.
— Ну что, ты заплатишь за свою даму? — спросила она, манерничая.
Юный мистик вспомнил, что отдал все свои деньги нищему, и понял, в каком глупом положении он оказался.
Марианна, видя его недоумение, расхохоталась.
— Ну что, дурак, теперь сам проси милостыню, может, кто подаст.
Рулон стал просить и скоро выпросил два пятачка. Она взяла пятачок.
— Поздравляю, я думала, ты дурак. А ты дурак. Дурак, больше не действуй, не подумав как следует, даже если ты молишься. Ведь это должен быть не минутный порыв, а принцип всей твоей жизни. А этот порыв, оказывается, не согласуется с остальной твоей жизнью. Так и будешь то побираться, то все отдавать, то грешить, то каяться. Все это ересь, мой милый.
По дороге он рассказал своей спутнице, что делал с ним Солома. Она весело смеялась.
— Ты просто комик жизни, — сказала она. — Хорошую он тебе устроил практику. Ложную личность совсем скоро искоренят из тебя. Повезло тебе со школой, ничего не скажешь. Тут как-то ко мне приходил один мазохист, хотел, чтобы я с ним устроила то же самое, что с тобой в школе, за большие бабки. Правда, он не был осознан, не работал над собой в этот момент. А то бы тоже начал Просветлевать. Дорвался ты до бесплатного, радуйся, что с тобой все это делают за просто так. Ну ничего, что это по сравнению с мировой революцией? Вот на зоне в малолетке практики похлеще. Там быстрее можно Просветлеть, однако там могут убить, если узнают, что ты сучил, например, или фуфлыжил, утопят тебя в параше, например, или запекут в глине на медленном огне, а могут и крысу в жопу посадить, а лучше вывезут на кладбище, отрубят ноги по щиколотки и заставят танцевать на могиле на этих култышках, а потом сдерут кожу и заживо похоронят, тогда не успеешь Просветлеть. Гитлер вот в концлагере перед газовой камерой проводил всех голыми по зеркальному коридору, и люди, тощие, бритые, изуродованные, не могли себя узнать. Вся ложная личность у них исчезала, и чистенькими они отправлялись на перевоплощение. Хватит им в мирской суете погрязать, незачем. А знаешь ли ты, кого люди больше всего любят?
— Нет, — сказал Рулон, — никогда не думал об этом.
— Ну их ты должен хорошо знать. Это же Сталин, Гитлер, Мао Цзэдун. Помедитируй на досуге. Если хочешь, чтоб тебя любили, сам должен стать таким, как они.
— Хорошие примеры для подражания, — сказал Рулон. — Есть чему у них поучиться.
— Учась у всех, учитель вырастает, — сказала Марианна и засмеялась.
У нее дома они сели смотреть видео и жрать мороженое.
— Вот посмотри, какой здоровый телевизор мне притащили ухажеры.
— Да, впечатляет, — сказал Рулон.
— Теперь мы будем медитировать.
— А зачем тогда ты включила видик? — спросил он.
— А как же без него, мой мил